Нарушители правил

– У меня тут нет квартиры.

– Значит, будем обыскивать номер отеля. В вашем присутствии и в присутствии понятых. Понятых найдем в гостинице.

– Меня уже обыскивали.

– Лишний раз не помешает, – перебил Полупан и снова застегнул на мне наручники.

Мы спустились в ночь. Перед выходом я спер со стола следователя пару бумажек. Сам не знаю зачем. Несмотря на непроглядную темень, духота как в прачечной. Около фонарей свежим снежком кружились мошки и пух одуванчика. Немощный ночной ветерок таскал по кругу семена этого сорняка. В низинах они сбивались в молочные лужи и странно выделялись на антрацитовом фоне остального пейзажа.

Мои мучители забыли про конвоируемого, оставив меня во внутреннем дворе около стены, отошли к ангару и стали оживленно о чем-то беседовать с подошедшими людьми в форме. Беседа переросла в ругань.

– Я затрахался на своей машине ездить, – кричал Полупан. – Бензин по пятнадцать рублей за литр, да еще амортизация. Давай машину.

– У нас постановление, – вторил ему Ситдиков.

– У задержанного нет машины! – опять орал майор. Наконец, им удалось прийти к общему знаменателю.

Ко мне они подошли с молодым усатым сержантом.

– Погнали, – сказал мне Полупан.

– Только у меня там в машине человек, – сказал сержант.

– Какой человек? – спросил Ситдиков.

– Я не знаю. Это человек Мелкого. Мелкий сказал, чтобы я его дождался.

– А где Мелкий?

– Умотал.

– Ладно, – принял решение Полупан, – поедем с человеком. Пока Мелкий появится, мы уже вернемся. Он спокойный?

– Как медуза, – образно ответил сержантик.

Меня запихнули за решетку в заднее отделение УАЗа, следователи уселись в салон. Машина немного поскулила вхолостую и, наконец, тронулась. Кроме меня в каталажке сидел тот самый пьяный мужик в замотанных изолентой очках. Всю дорогу он спал, а когда машина остановилась у гостиницы, встрепенулся, рассыпчато взглянул на меня, сказал:

– Это опять ты, урод?! Ненавижу! – и со всего размаху саданул мне могучим кулаком в челюсть.

Даже если бы я захотел ответить обидчику, все равно не смог бы. Мешали наручники. Пока сержант разобрался, в чем дело, пока открыл дверцу, пока скрутил пьяницу, тот успел стукнуть мне в нос еще пару раз.

Пошла кровь. И если раньше мою некогда белоснежную рубашку украшали только брызги, то теперь к ним прибавилось еще три алые струйки. Треснули последние очки.

Чтобы остановить кровь эти типы затащили меня на заднее сидение машины, велели запрокинуть голову и положили на нос холодный пистолет. Пьяного дядьку жестоко избили. Ситдиков при этом пыхтел.

Вначале кровь никак не хотела останавливаться, она затекала мне в рот, я ее глотал, потом на выдохе образовались засохшие корки, через которые она уже не могла пробиться.

В вестибюле нас встретил Спартак. Он валился с ног от усталости и уже ничему не удивлялся.

– Будешь понятым, – велел ему Полупан.

– Легко, – Спартак согласно кивнул.

– Найди еще кого-нибудь.

И опять без возражений. Ему не привыкать.

По большому счету искать в моей комнате было нечего и негде. Это мне так думалось. Но, когда двое сыщиков приступили к делу, оказалось что работы у них невпроворот. Они двигали мебель, заглядывали за батареи и с умным видом простукивали стены. Стены гулко ухали гипсокартонной пустотой. Бросив на себя взгляд в зеркало, я вздрогнул. Персонаж из фильма «Ночь живых мертвецов».

– Пока вы тут работаете, можно я приму душ? – спросил я у Полупана.

– Не положено, – встрял Ситдиков. – Потом скажешь, что мы тебе что-то подбросили, пока ты мылся.

– Не скажу.

– Все равно не положено.

– Ну, вот же, понятые. Я им доверяю.

Майор посмотрел на меня, потом на Спартака, который изображал глазами закат над морем, и неожиданно согласился:

– Только дверь не закрывай. И шторку тоже.

Я попытался достать из чемодана спортивную одежду, трусы и носки, но Ситдиков меня опередил, он сам выдал мне весь комплект по требованию, тщательно ощупывая каждую вещь. Пока я мылся, он подсматривал.

Добычей искателей стали старые письма, которые писала Аня, когда уезжала на практику, да выцветшие черно-белые фотографии. Разложив реликвии на столе стражи порядка активно обсуждали картинки, пытаясь понять, зачем мне все это могло понадобиться. Весь чистый и спортивный я присоединился к ним, влез между дежурным по этажу и оживившимся Спартаком и взял фотографии в руки.

– Это мой курс, – принялся комментировать я. – Многих уже не помню. Это мы на практике.

– А это кто? – поинтересовался Полупан. – Что-то лицо знакомое.

– Это мой дружок. Костя Захаров.

– А как отчество?

– Не помню.

– Не Сергеевич?

– Вроде бы.

– Похоже, что это наш Захаров. ОАО «Аспект». Местный олигарх, – Полупан подозрительно посмотрел на меня. – Смотри, пацан пацаном. А это что за деваха?

– Это моя девушка. Аня. Потом она меня бросила, ушла к Костяну.

– Анна Ивановна. Его жена. Финансовый директор компании. Не узнать. Красавица. А он козел. Смотри-ка, очки.

– Они до сих пор вместе?

– Я не друг семьи. Но, работают в одной упряжке.

– Классно. Мне бы их найти.

– Зачем?

Я чуть по дурости не рассказал про папку с документами.

– Повидаться.

– А может не стоит? От тебя, похоже, одни неприятности.

– Между прочим, фотографии и образцы почерка раздают киллерам как наводку, – дал о себе знать Ситдиков.

– Для этого, наверное, смогли бы найти снимки и посвежее, – я не стал спрашивать, зачем киллеру образец почерка. – Да и потом, Чебоксарова на фото все равно нет, как бы вы не искали.

– А зачем ты приволок с собой всю эту муть? – поинтересовался Полупан.

– Хотел поностальгировать.

– Понос… что? – это Ситдиков.

– Окунуться в атмосферу.

Ищейки переглянулись и заржали.

Обыск заканчивался на дружеской ноте. Ничего толком они не нашли кроме окурков под диваном, да старой газеты за батареей.

Перед самым уходом Ситдиков зачем-то откинул покрывало с кровати. Бездумно, каким-то нелепым жестом. На всеобщее обозрение предстала окровавленная простыня.

Все переполошились. Дежурный по этажу сел на пол, а Спартак присвистнул. А ведь это именно он не убрал осколки.

– Это что? – строго спросил Полупан.

– Кровь.

– Откуда?

Я не мог сразу сориентироваться в возникшей ситуации. Похоже, забыл предупредить горничную и оставить покрывало открытым. Вправе ли я вмешивать в это дело Жанну?

– Не могу сказать, – ответил я, руководствуясь правилом номер четыре.

– Потому что не знаешь? Или потому что не хочешь? – выведывал Ситдиков.

– Знаю, но не могу.

Полупан посерьезнел и снова нацепил на меня наручники.

– Похоже, тут кому-то перерезали горло, – сказал он. – Ты, парень, попал по полной. Лучше признайся сам.

– Мне не в чем признаваться, эта кровь без криминала. Просто я не хочу впутывать во всю эту историю человека, который совсем ни при чем. Вчера тут разбилось окно. Видимо остались осколки.

– Ветром, – вставил Спартак. – Ветром разбилось. Я вставил стекло. Легко.

– У него тут кто-то был? – спросил Ситдиков.

– Баба, баба, баба, баба, – затараторил рисепшн. – Как он ее провел?! Не знаю. Днем умотала. Может, она порезалась?

– Что за баба? – спросил у меня Полупан.

– Не скажу.

– А ты знаешь? – обратился он к Спартаку.

– Первый раз вижу. Проститутка. Точно, проститутка.

– Сам ты – проститутка, – разозлился я.

– А кто? Ну, скажи, – обиделся Спартак. – Скажи, скажи, скажи.

– Не скажу.

– Все! – у Полупана кончилось терпение. – Едем в ИВС. Фотографии мы изымаем, письма тоже. Тряпку с кровью на экспертизу. Понятые распишитесь.

– Письма личные. Вы не имеете права! – попробовал сопротивляться я.

– Заткнись, – отрезал майор. – Ты одна большая проблема. Понял? Посидишь в ИВС, может, поумнеешь.

– А что такое ИВС? – в ужасе спросил я.