Знал бы прикуп

Я обрадовался. Вслух заметил:

— Оставайся до утра.

— А студенты? — подсказала она вариант уступки.

— Да, — согласился я. — Еще могут прийти. Я тебя проведу.

— Не надо. Ты же знаешь, я этого не люблю.

Я не только знал об этом, но и догадывался почему: бережет провожатых.

Говорить больше было не о чем.

Она, скрипнув диваном, сошла с него. Включила свет, повернувшись ко мне спиной, стала сосредоточенно одеваться.

Я наблюдал за ней и думал о том, что при других обстоятельствах такую женщину принял бы за подарок судьбы. Особенно если бы она перепала мне на один вечер.

Сейчас хотелось поскорее остаться одному. Тет-а-тет с мыслями, с ноющим зубом — Ольгой, с омерзением к самому себе.

Она оделась. Выпрямившись, какое-то время молча разглядывала меня.

Я не улыбнулся, не подмигнул ей. Взирал равнодушно и серьезно. Любое сюсюканье было бы ложью, и мы оба знали об этом.

— Пока, — сообщила-спросила она.

Я пожал плечами.

— Если что — зайду, — напомнила она.

— Заходи. — Я готов был согласиться на что угодно, только чтобы сейчас меня оставили в покое.

Она еще несколько секунд изучающе глядела на меня. И пошла к выходу. Из прихожей заметила:

— Не забудь запереть дверь.

Дослушав, как стихли ее цокающие на лестнице шаги, я, замотавшись в простыню, прошаркал в прихожую, опустил на замке «собачку».

Испытывая облегчение, вернулся в комнату. Вновь устроился на диване. Попытался заново осмыслить все услышанное от гостьи. Но не мог даже приступить к осмыслению. Память настырно возвращалась к самой гостье. Что-то тревожило меня. Мешало. Как будто при сборке часов одну из шестеренок не установили в нужном месте, а уронили в механизм. И нужная деталь стала помехой.

Я эту деталь нашел. Готов был разобрать все до винтика, но обнаружил почти в самом начале. Сомнений в том, что деталь та, — не было. Как и в том, что без нее механизм не будет точным.

Усмехнулся находке, хотя правильнее было в сердцах хлопнуть себя по лбу. Как умудрился обронить ее…

Женщина, которая втянула меня во всю эту историю, знала, кого втягивает. Знала об известных только узкому кругу фактах. О моем прошлом, о письмах, об Ольге. И ложь, что всю эту информацию получила от какой-то знакомой Шрагина. Потому что и Людвига втянула вовсе не случайно. Лучшей кандидатуры, чем он, для ее плана было не найти. Но о Людвиге я рассказывал только своим. Немногим, кому доверял.

И эта же женщина, воспользовавшись своим ключом, вошла в мое убежище.

У всего этого могло быть только одно объяснение: она — та самая любовница Борьки.

ГЛАВА 26

Теперь уже без проблем окинув взглядом всю картину, весь механизм событий, я понял, что новая деталь ничего не портит. Все, что рассказала эта всеобщая женщина, похоже на правду. Теперь тем более похоже. Теперь определилось наконец, кому я обязан попаданием в эту историю. Борькиному длинному языку. А Людвиг обязан языку моему.

Когда- то я рассказывал о нем Борьке, приводя пример того, на что горазд наш брат картежник. И вообще, и в отношениях с женщинами. Рассказывал с гордостью. И о путанице с письмами друг юности знал. Исповедовался я и ему.

Борька, должно быть, в порядке праздного свиста, поведал о нас зазнобе. Тоже небось с гордостью.

Зазноба оказалась не промах. В первую очередь взялась за Людвига. Поди, рассчитывала, что при умелой подаче ее светло-печального образа сообщник откажется от доли в ее пользу. Как она это называет: уже проверено.

Я у нее был кандидатом номер два, и когда Людвиг погиб, она запустила меня.

Версию о том, что Борька с ней заодно, я отбросил сразу. Несмотря на то что уже обжегся с Ольгой, что бог знает сколько раз обжигался до нее.

Во- первых, мы с Борькой дружили десятки лет. Во-вторых, я слишком хорошо знал. как он относится к любовнице. Столько раз спорил с ним, пытался разубедить в ее бескорыстии, снять розовые очки и шоры. Потом вынужден был махнуть на его лоховитый роман рукой. Борька был непрошибаем. Дамочка держала его цепко. Насколько я знал от самого Борьки, ее основным козырем была преданность. Надо же было в такое поверить… И кому — Борьке? Гуляке-бабнику, виновнику стольких семейных скандалов на почве обоснованной ревности. И своих и чужих.

Он поверил. Взял и самым бесстыдным образом потерял из-за нее голову.

И, конечно же, он ни за что бы не позволил ей ввязаться в такую игру… Тем более не затеял игру сам.

Как раз тут возникал самый безответный вопрос: к чему весь этот кипеж? Если она действительно больна, Борька бы сделал все, чтобы спасти ее. Как я для Ольги.

И ей бы не пришлось дурить всех подряд, доводить ни в чем не повинных людей до гибели, подвергаться насилию маньяка-убийцы. Не пришлось бы носить лиловый макияж.

Если насчет болезни она солгала, уж совсем непонятно, что ей мешает бросить все силы на раскрутку самого состоятельного любовника. В бескорыстное ее отношение к Борьке верить теперь было и вовсе глупо. Это после стольких-то, известных мне, постелей и обманов ради денег.

Чем дольше я размышлял обо всем этом, тем меньше понимал, зачем ей все это было нужно. Понял одно. Обязан предупредить друга. Уберечь его самого от возможных происков непросчитываемой милой.

Куда денется его уверенность в чистоте и преданности возлюбленной, когда он узнает о ее похождениях. Сложновато ему будет теперь отмахнуться от предоставленных мной доказательств.

Но представил, как буду доказывать, и загрустил. Язык не повернется поведать о том, что в порядке гуманитарной помощи я небрежно овладел его любимой. Любимой друга. И ссылка на то, что был в неведении о том, кто она, для Борьки не будет иметь значения. Да и для меня тоже. У предательства уважительных причин не бывает.

И все же я знал, что разговор с Борькой рано или поздно будет.

Но не это было главным из того, что я уже решил. Нужно было что-то делать с этой парочкой убийц.

ГЛАВА 27

Воспоминание о том, что у меня больше нет Ольги, как больной преданный пес, дожидалось, когда я проснусь. Шевельнувшееся сознание тут же было облизано его шершавым языком. Я не сомневался в том, что нянчиться с этой псиной в ближайшее время мне придется с утра до вечера. До выздоровления, которое, как обнадеживал опыт, могло быть почти полным.

Чтобы отвлечься, я заново вернулся к размышлениям, с которыми уснул: как поприличнее и побезопаснее сдать ментам похитителей-убийц.

Вариант банального предупреждения по телефону отбросил сразу. При нынешних связях бандитов с ментами он мог оказаться пустышкой. К тому же то, что Садист — выходец из спецслужб, могло быть и правдой. И стреляет профессионально, и милиции не особо боится.

Явка с повинной тоже не устраивала. Повторялись все опасения варианта со звонком. И меня в придачу наверняка закрыли бы.

Были еше два варианта: связаться со спецотделом через свою криминальную хронику, либо…

Вариант с «криминалкой» выглядел более или менее надежно, но я выбрал «либо».

Знал, кому могу без сомнений передать информацию.

Задуманное казалось простым и верным. Но к осуществлению его мог приступить только во второй половине дня.

Вновь, против желания, стал думать об Ольге. Когда она задумала постановку? Конечно же, не сама, и конечно, у них с Гошей не только деловые отношения. У того на роже все написано.

Я вспомнил, как сочувственно глядел на меня профессор, узнав, что жену ведет Гоша. Почувствовал себя совсем скверно.

Зачем попросил завкафедрой скрыть, что происки аферистов всплыли, и сам толком не знал. Но то, что им не известно, что я — в курсе, было козырем. Правда, когда получаешь козырь после того, как игра уже проиграна, проку от него, как от вырезанного при вскрытии аппендицита.

Но просто так взять и удалиться с видом облапошенного, но гордого фраера было противно. Сколько сам наблюдал их, таких фраеров. Радующих и вызывающих насмешку.