Кордес не умрет

Мне необходимо убедиться, не улизнул ли Кордес из дома… Во всяком случае, надо сделать это днем.

Но как я должна себя вести, если он… А если его уже там нет?.. Но сидеть здесь, непонятно чего ожидая, — тоже невыносимо!

— А дядя, — продолжает Тереза, — пусть скажет маме, чтобы она приехала и посмотрела, как хорошо живет ее дочь, в каком прекрасном месте она служит…

— Как только вернусь домой… — бормочу я.

Тереза сияет. Румянец заливает ее полные щеки. Я прошу принести мне пальто и встаю из-за стола. Она хватает меня за руку:

— Вы прекрасный человек!

Девушка, растроганно шмыгая носом и рассыпаясь в благодарностях, в конце концов удаляется. Белый фартучек туго обтягивает ее филейную часть; чем-то она напоминает упитанную молодую утку.

Вскоре Тереза спускается сверху с моим пальто.

— Если будут звонить, — обращаюсь я к ней, в то время как она помогает мне одеться, — скажите, что я отправилась на прогулку. Скажите так: «Фрау Этьен пошла еще раз взглянуть на виллу Кордеса». Ясно? На виллу Кордеса… вернется через час. Подождите! — Я вынимаю из сумочки визитную карточку и пишу на обороте:

Курт Куртес вчера попался мне навстречу в ресторане аэровокзала. Я не смогла вас своевременно известить, так как не застала на месте. Сейчас я попытаюсь убедиться, не произошло ли здесь ошибки. Убедительно прошу — ждите моего звонка.

— Итак, если позвонит герр доктор Деган или будет меня спрашивать герр Фекельди… Запомнишь имена, Тереза? — Тереза утвердительно кивает. — Тогда прочтешь вот это, да?

Я передаю ей карточку:

— Сумеешь это прочесть?

— Да, конечно, — отвечает она.

— Прекрасно. Я вернусь к обеду.

Я вышла через резные двери. Лицо окунулось в туман, словно кто-то провел по нему мокрой тряпкой.

Я прошла несколько метров в том направлении, откуда вчера приехала на такси, и спросила попавшегося мне навстречу пожилого господина, который прогуливал свою таксу, как пройти на улицу, где расположена вилла Кордеса.

Он дружелюбно и обстоятельно объяснил мне, куда идти.

Оказалось, что это всего в десяти минутах ходьбы. Пешком этот путь был значительно короче, чем в авто. Видимо, тропинки, проложенные пешеходами, и узкие лесенки приходилось довольно долго объезжать по шоссе.

Из оживленной, людной части этого района я прошла в тихий уголок, поднялась, следуя указанию старого человека, вверх по лестнице, насчитав более сотни ступенек. Справа шла кирпичная стена, слева был обрыв, ведущий к реке.

Лестница упирается в некое подобие лесной дороги, которая ведет вправо меж высоких разросшихся кустов. Кирпичная стена кончается, и я вижу железную кованую ограду и за решеткой — огромный парк.

Дорога делает крутой поворот и примерно через сто метров упирается в знакомые мне большие старые ворота. Я проходила в них позавчера, когда отыскивала Кордеса. Ступени, на которых я его встретила, шли влево и вверх. Сейчас же я нахожусь на противоположной стороне и ниже того места.

На какой-то момент я теряюсь и не знаю, куда идти дальше. Должно быть, половина одиннадцатого. Туманно, сыро и холодно. Я стою перед воротами, укрепленными в стене из старого, выкрошившегося кирпича, за которой находится дом, а в нем — может быть — живет человек, вдовой которого я была и в убийстве которого меня обвинили… Кордес.

Мне нельзя здесь стоять.

Я поднимаюсь по ступенькам на шоссе. Вижу черный «мерседес», за которым я вчера вечером следовала на такси с молодым шофером. Вероятность, что Кордес еще здесь, возросла.

Если бы здесь сейчас был Деган или хотя бы Фекельди, мы бы прошли через ворота, подошли к дому, в котором находится Кордес, без церемоний позвонили и спросили, здесь ли он… Но я одна!

Собственно, я не боюсь, просто не могу ни на что решиться.

Конечно, это безумие — подойти одной к дому и позвонить в дверь. Но мне очень хочется внести ясность, определенность во все это дело, выяснить, не ошиблась ли я вчера вечером.

Я снова спускаюсь по лестнице к воротам, не имея ни малейшего представления, что я буду делать дальше. И в этот момент сверху доносятся шаги. Оборачиваюсь. В тумане ничего не видно, я только слышу, что шаги приближаются… Мне некуда деться, чтобы уступить дорогу… Возможно, это Кордес…

Я бегу вниз по лестнице, стараясь не шуметь. Сначала я думаю, взяв вправо, свернуть на лесную дорогу и скрыться в чаще, но потом решаю, что меня могут заметить на голом месте. Не лучше ли проникнуть за ворота? Внутри сооружения — калитка, она оказалась открытой. Войдя в парк, я пересекаю площадку между воротами и домом; пробежав десяток шагов и оказавшись в гуще рододендронов слева от дома, я останавливаюсь. Я стою неподвижно, тяжело дыша, и чувствую, как где-то возле самого горла сильно бьется сердце.

Серо-коричневый гравий зашуршал: послышались шаги. Я увидела маленького старого азиата. Он шел к дому и нес большой пластиковый мешок, из которого торчал конец длинного батона. Старик нажал кнопку звонка под медной дощечкой с названием фирмы. Открылось одно из окон в глубине здания. Азиат подал сигнал: дзинь-дзи-и-нь, дзинь-дзинь-дзи-и-нь (короткий-длинный, короткий-короткий-длинный).

Почему у него нет ключа?

Через минуту дверь отворяется…

Кордес.

На нем больше нет темных очков, как вчера вечером. Сейчас я его вижу совершенно отчетливо и не сомневаюсь, что это именно он.

Старик что-то сказал квакающим голосом. За его словами последовала, как мне показалось, мгновенная реакция Кордеса он всматривается в кусты рододендрона. Как раз туда, где я прячусь. Возможно, мне это только кажется, да и увидеть меня в тумане невозможно: рододендроны стоят сплошной стеной.

Маленький старичок исчезает в доме. Дверь захлопнулась. Мне вдруг подумалось, что именно здесь, на том самом месте, где я сейчас стою, нашли труп… Мороз пробегает по коже. Я выхожу из кустов и направляюсь к воротам. Когда я их достигаю и оборачиваюсь, мне чудится, что дверь в доме снова открылась. Меня охватывает страх. Я захлопываю и запираю за собой калитку, а затем быстро бегу вправо по лесной дороге. Не переводя дыхания, скатываюсь по лестнице вниз.

Но за мной уже слышатся торопливые шаги. Быстрые тяжелые шаги…

— Помогите! — кричу я и бегу, не разбирая дороги. Споткнувшись о корни деревьев, падаю и вижу над собой человека.

— Заткнись!

Я узнаю парня с крысиной мордой и хочу опять закричать, но он закрывает мне лицо пропитанной чем-то материей. Я ощущаю сладкий запах… Он напоминает…

Я бьюсь в его руках, царапаюсь, кусаюсь, но при этом все больше погружаюсь в красно-коричневую тьму.

Когда я прихожу в себя — а это происходит совсем по-иному, чем после долгого сна или после обморока, — когда я прихожу в себя, мне плохо, так плохо, что я не могу повернуть головы. Я только открыла глаза — и сразу же их закрыла.

Прямо над собой я увидела лицо старого азиата.

Стул был отодвинут, кто-то проворно прошел через комнату. Резкий голос взволнованно что-то доказывал — что именно я не могла разобрать.

Я снова открыла глаза. Большое, темное помещение. Я лежу на плюшевой софе.

Вокруг меня ужасный беспорядок: разбросанные по полу игральные кости, стопы газет и книг на старых креслах и стульях подушки, из которых торчит вата; изящная мебель, но с ободранной обивкой и стертым лаком, грязная и запущенная. Занавески и гардины, местами порванные, в беспорядке свисают по стенам. Часть люстры отломана — из трубки торчит проволока. Кругом грязь. Пахнет пылью, запустением, пеплом от сигар, и — эфиром.

Чувствую себя отвратительно. Левая рука болит — от кисти до плеча. В голове обрывки воспоминаний… Мне становится понятно, куда я попала… как я сюда пришла… И снова страх сверлит мне затылок. Я должна выбраться отсюда… Выбраться!

Я поднимаюсь и ставлю ноги на пол. Волной подступает тошнота. Я, шатаясь, иду по комнате… Вот еще одна дверь! Я отворяю ее… Запущенный зимний сад. Там стоит ведро, садовые принадлежности. Все ржавое, поломанное. Еще дверь… Эта, кажется, наружу… Сзади меня шаги. Мне нужно наружу… Почему они бегут за мной?