Тайна исхода

— Да, но…

— И давайте сравним самих богов. Атон общается только с Эхнатоном. А Бог Моисея — с каждым иудеем. Атон — созерцателен и миролюбив, а Бог Моисея — мстителен, завистлив и яростен. Или, скажем, сотворение мира. Хотя это невозможно. Про то, как Атон создавал мир, ничего не известно, зато Бытие содержит две версии. Бог Моисея обитал в закрытом святилище, а Атону поклонялись на открытой местности. Прочитайте, как Моисей получил десять заповедей: совершенно ясно, что его Бог — бог вулкана. Но ни в Египте, ни на Синае вулканов нет. — Она сердито покачала головой. — Позвольте мне сказать вот что. Вы упрекаете меня, что я намеренно не замечаю связи между Эхнатоном и Моисеем. Но вы ошибаетесь. Я всего лишь утверждаю, что не существует свидетельства такой связи. Я — археолог, мистер Стаффорд. Предоставьте мне свидетельство, и я с радостью встану на вашу сторону. А пока… — Ее рука сделала неопределенный жест.

На скулах Стаффорда заходили желваки.

— Тогда нам остается согласиться на том, что согласия мы не нашли.

— Да, — ответила Фатима. — Остается только это.

II

Петерсон опустился на колени возле тела Омара Тофика — кругом сверкали, отражая лунный свет, крупные алмазы из осколков разбитого стекла. Голова Омара была неестественно и жутко вывернута назад, а исковерканное лицо покрыто свежей и уже свернувшейся кровью. Петерсон был настолько уверен в смерти Омара, что вздрогнул от неожиданности, когда рот Тофика вдруг открылся и стал хватать воздух.

Джип лежал на боку, издавая шипящие, свистящие и стонущие звуки, будто тоже испытывал мучительную боль. Петерсон присел и заглянул сквозь пустую раму ветрового стекла. Нокс был пристегнут на месте водителя и зажат дверью, мокрые волосы блестели, а пузырьки крови на кончике губы при каждом дыхании слегка раздувались. Он приоткрыл глаза и посмотрел на Петерсона, будто узнавая его. Затем взгляд затуманился, и он вновь потерял сознание.

Петерсон оперся на искореженный капот и через пустую раму стал обыскивать археолога в поисках мобильника. Он похлопал по правому карману брюк, но там нашелся только бумажник, который он не стал трогать. Затем он добрался до левого кармана, нащупал там что-то небольшое и твердое, но достать никак не получалось. Он попытался отстегнуть ремень безопасности и вытащить на себя Нокса, чтобы наконец завладеть телефоном, но застежку заклинило, и ремень никак не освобождался. Он с досадой подался назад и присел около машины, раздумывая, как лучше поступить.

Он знал, что после сильного удара люди редко помнят, что ему непосредственно предшествовало. Однажды, во времена своей бурной молодости, еще до обращения к Богу, он сорвался с крыши дома, который только что ограбил, и пришел в себя, лежа на асфальте, а его подельщика охватил тогда приступ неудержимого смеха. До сего дня он совершенно не помнил, что происходило в течение двенадцати часов, предшествовавших падению. Поэтому не исключено, а скорее всего, даже вероятно, что Нокс не сможет вспомнить аварию и события накануне. А если вспомнит? Что, если он выживет и все вспомнит? Тогда вопрос звучал иначе: есть ли какой-нибудь простой способ избавиться и от мобильника, и от Нокса?

Такими вопросами никогда не задавались обычные люди, но это вовсе не означало, что на них нет ответа. Петерсон опустился на колени и нагнул голову в молитве. Господь всегда говорил с теми, кто умел его слушать. Ждать долго не пришлось. У него в голове появились пылающие цифры «двадцать» и «тринадцать». Они могли означать только одно: Левит, глава 2, стих 13. «Если кто ляжет с мужчиною, как с женщиною, то оба они сделали мерзость: да будут преданы смерти, кровь их на них».

Да будет так. Когда Господь выражал свою волю с такой ясностью, человеку оставалось только повиноваться. Он обошел джип и остановился у шасси. Из маленькой трещины в баке сочился бензин, собравшийся в небольшую лужицу на пересохшей отмели у берега. Он вспомнил, что у него во внедорожнике имелся прикуриватель. Петерсон вернулся к своей машине, надавил на прикуриватель, чтобы тот нагрелся, и отправился на поиски подходящего камня. Он вскоре нашел что искал и несколькими ударами по баку завалившегося набок джипа превратил тонкую струйку топлива в настоящий поток. Петерсон забрал нагревшийся прикуриватель, оторвал кусок бумаги от квитанции за аренду машины и поджег его, прислонив к раскалившейся поверхности прикуривателя. Затем он бросил горящую бумагу в лужу вытекшего топлива и тут же отпрянул, чтобы не опалить глаза.

Пламя вспыхнуло с громким звуком, взметнувшись к ночному небу как огромный воздушный шар. Но после этого яростного взрыва оно опустилось, и небольшие его язычки стали медленно плясать под шасси. Через порванную обивку сидений стал подниматься удушающий густой черный дым, который выходил через разбитые окна, одновременно засасывая в машину свежий воздух. Петерсон бросил недовольный взгляд. Даже если Нокс задохнется насмерть, все равно мобильник придется как-то доставать. Он снова присел на искореженный капот и засунул голову внутрь, стараясь не замечать нестерпимого жара. Ремень безопасности оставался по-прежнему заблокирован. Он начал его тянуть из стороны в сторону и дергать изо всех сил, пока наконец ремень не поддался и не выскочил из замка. Он подался обратно, чтобы дать себе передышку от жара и дыма, и вновь просунул руки в машину, схватил Нокса за воротник и начал вытаскивать наружу, пытаясь нащупать его мобильник, и тут неожиданно услышал окрик:

— Эй!

Петерсон с виноватым видом отпустил Нокса и вскочил на ноги. Два человека в светящихся нагрудниках стояли на насыпи, направив на него лучи фонарей. Тот, что повыше, спустился вниз: судя по украшенному вензелями жетону, он был из дорожной службы, и его звали Шариф. Он что-то спросил по-арабски.

Петерсон покачал головой и сказал:

— Я — американец.

— Что случилось? — Шариф перешел на английский.

— Я нашел их здесь, — ответил Петерсон и добавил, кивнув на Нокса: — Этот еще жив. Я пытался вытащить его из машины, пока он не задохнулся.

Шариф кивнул.

— Я вам помогу.

— Спасибо. — Они вытащили Нокса через раму ветрового стекла и осторожно положили на берегу. Второй дорожный служащий о чем-то оживленно переговаривался по рации.

— Что происходит? — спросил Петерсон.

— Большая автомобильная авария в Ганновилле, — объяснил Шариф. — Все «скорые» заняты. В больнице спрашивают, можем ли мы привезти его сами. — Он посмотрел на свою небольшую машину, где сзади был установлен кран-балка, и перевел взгляд на «тойоту» Петерсона, стоявшую у моста: — Мы поедем на вашей, ладно?

Петерсон кивнул, оказавшись в ловушке. Если он начнет спорить, то это наверняка вызовет подозрения.

— А где больница? — спросил он.

— Езжайте за нами, — сказал Шариф, наклоняясь, чтобы поднять Нокса. — Мы вам покажем.

ГЛАВА 14

I

Со стола убрали остатки ужина и принесли кофе. Гейл сцепила под столом руки и размышляла, когда ей можно будет уйти, никого не обидев. По-видимому, Лили заметила ее беспокойство и подалась вперед, чтобы в мерцающем свете свечей ее было лучше видно.

— Меня поразил талалат, который показала Гейл. Она дала понять, что у вас есть что-то интересное, чем вы можете поделиться.

— Да, — подтвердила Фатима и повернулась к Гейл: — Тебе нет необходимости слушать это, дорогая. Может, лучше занесешь данные в журнал раскопок?

Гейл почувствовала угрызения совести.

— Я могу это сделать завтра.

— Пожалуйста. — Фатима не сдавалась. — Не будем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня.

Гейл кивнула и встала.

— Тогда — спокойной всем ночи, — сказала она и, проходя мимо Фатимы, коснулась в знак признательности ее плеча.

— У нас все готово к завтрашнему отъезду? — спросила Лили. — Только нам нужно успеть вовремя, чтобы заснять, как солнце встает над Амарной.