Никогда не лги

Маленький подъемник опасно кренился и раскачивался, подпрыгивая всякий раз, когда колеса грузовика попадали в выбоину на дороге. Казалось, он в любой момент был готов спрыгнуть с вилочного захвата своего более крупного собрата и даже свалиться на дорогу.

Съезжая с автострады на боковую дорогу, Айви смеялась и плакала одновременно. Погрузчики, мама и сын? Похоже, беременность не лучшим образом сказалась на ее мыслительных способностях. «Во что ты превратилась? — спрашивала она себя, направляя машину по извилистой, обсаженной деревьями дороге. — В лунатика, в котором громким голосом говорят гормоны, заглушая все остальные инстинкты».

И тут же ощутила сильный толчок снизу, в диафрагму. Даже Тыковка была согласна с ней.

Айви повернула на подъездную аллею, украшенную большой деревянной вывеской с витиеватой надписью: «Дом престарелых Оук-Ридж». Мистер Власкович уже поджидал ее в фойе, ссутулившись в массивном кресле с подголовником. Он оказался единственным мужчиной в пределах видимости. Его окружала компания пожилых особ женского пола в пастельных брючных костюмах, которые подозрительно притихли при виде Айви, разглядывая ее с нескрываемым интересом.

Старик с некоторым трудом поднялся на ноги. Под прозрачной, усеянной старческими пятнами кожей руки, которую он протянул Айви, виднелись голубые прожилки вен. Его накрахмаленная белая рубашка от выходного костюма и брюки цвета хаки были отутюжены настолько тщательно, что о стрелки можно было порезаться.

— Рад вас видеть, дорогая, — церемонно произнес Власкович и крепко пожал ей руку. Судя по всему, когда-то он был высоким мужчиной. Теперь же, чтобы взглянуть Айви в лицо, ему приходилось задирать голову и смотреть на нее снизу вверх, отчего взгляд его поневоле приобретал вопросительное выражение.

— Прошу вас, — произнес он с поклоном и предложил ей руку. Айви приняла ее, и они неспешно двинулись внутрь. Оглянувшись на женщин, которые после их ухода принялись подталкивать друг друга локтями и яростно перешептываться, он лукаво подмигнул Айви.

Навстречу им шла женщина на костылях. Она с трудом переставляла ноги, не отрывая напряженного взгляда от побелевших костяшек пальцев, сжимавших подпорки. Проходя мимо, она подняла голову, и лицо ее осветилось улыбкой.

— С днем рождения, Пауль. У тебя сегодня юбилей.

Мистер Власкович улыбнулся в ответ и приветливо кивнул головой. Когда они удалились настолько, что женщина не могла их слышать, он проворчал:

— Какая несусветная глупость эти дни рождения! Она полагает, что сегодня мне исполнилось восемьдесят. Хотя на самом деле мне уже стукнуло восемьдесят шесть. Старею, да. — Он придержал для Айви дверь, пропуская ее на залитый солнечными лучами внутренний дворик.

С величайшей осторожностью пожилой мужчина опустился на скамью, чем живо напомнил Айви бабушку — точно так же та ставила свою драгоценную фарфоровую чашку на полку в застекленном шкафчике.

— Вижу, вы на сносях, — заметил он, подняв тонкие седые брови и глядя на ее выпирающий живот. — Судя до вашему виду, вы можете родить в любой день.

Айви присела на скамейку рядом с ним.

— Я рассчитываю, что это случится на День благодарения, — ответила она и несказанно удивилась тому, что назвала ему настоящую дату. Хотя почему бы и нет? Мистер Власкович наверняка не станет докучать ей по мере приближения этого знаменательного дня.

— Значит, остается всего три недели. — Поджав губы, старик покачал головой. — Итак? Чему я обязан удовольствием от вашего столь неожиданного для меня визита? Я помню совершенно точно, что продал вам дом «со всеми изъянами», как было написано в договоре, посему от всей души надеюсь, что вы пришли не за тем, чтобы потребовать свои деньги назад.

Айви рассмеялась.

— Нет, что вы, ничего подобного. Мы полюбили ваш дом всей душой. Просто в старом плетеном сундуке, который наша соседка хранила в своем гараже, я обнаружила несколько любопытных безделушек. По ее словам, они принадлежали вашей семье.

— Плетеный сундук, — задумчиво повторил Власкович, и морщины, пролегшие на его лбу, стали еще глубже, если только такое возможно. — Я действительно припоминаю, что был у нас старый сундук, который привезла с собой семья моего отца, но я понятия не имею, что там хранилось внутри. И что же теперь? Она хочет выставить мне счет за хранение? На мой взгляд, миссис Биндель замыслила нечто вовсе уж невероятное.

— Собственно, так оно и есть, — согласилась Айви. — Поначалу она намеревалась попросту выбросить его, но внутри оказалось несколько вещичек, — Айви раскрыла свою сумочку, — которые, как мне показалось, могут представлять некоторую сентиментальную ценность для вас или ваших родственников. — С этими словами она извлекла из сумочки серебряную расческу, зеркальце, шкатулку для волос и дневник в кожаном переплете, после чего положила их на скамейку между ними.

Дрожащие пальцы мистера Власковича бережно накрыли коробочку для волос.

Айви достала и фотографию. Она заново скрепила обе ее половинки клейкой лентой.

— О! — вырвалось у старика. Он немедленно завладел фотографией.

— Это вы?

— На коленях у моего отца? — Он посмотрел на Айви, а потом опустил взгляд на снимок. — Нет, это мой старший брат Стефан. А это, — он указал искривленным пальцем на женщину, — я могу только предполагать… Должно быть, это моя мать.

— Предполагать?

— У нас не осталось ее фотографий. Этот снимок сделан, пожалуй, перед самым моим рождением. То есть перед тем, как она… — Голос у него сорвался, и он замолчал.

Айви постаралась повнимательнее рассмотреть фотографию. Похожее платье она как раз и обнаружила в плетеном сундуке. Она вспомнила, что у него отсутствовала талия, была одна лишь завязка на спине. Так что женщина с серьезным выражением лица запросто могла быть беременной.

Мистер Власкович подтвердил ее догадки кивком головы. — На свет появился я, и моя мать… — Он откашлялся, прочищая горло.

Он взял в руки дневник, раскрыл его и вынул оттуда прядь волос, перевязанную голубой ленточкой. Затем он прочитал первую запись. А потом откинулся на спинку скамьи и задумался, устремив невидящий взор перед собой.

— Наверное, этот комплект принадлежал ей, — заметила Айви.

— Пожалуй, я склонен согласиться с вами, — машинально ответил он, по-прежнему погруженный в свои мысли.

— Я решила, что вы захотите оставить эти вещи себе. Фамильные ценности, история вашей семьи… Что-нибудь на память о ней.

— Ффух! — с шумом выдохнул мистер Власкович, стряхивая с себя задумчивость. — Память — человеческое свойство, достоинства которого, на мой взгляд, мы склонны переоценивать. Если когда-либо вам случится сколько-нибудь долго пробыть в таком месте, как это, вы поймете, что я имею в виду. Кроме того, фамильные ценности подразумевают наследников. Семью. У меня же не осталось никого. Я — последний в нашем роду. — Он коротко и невесело рассмеялся. — Скоро придет и мой черед.

Он вложил прядь волос и фотографию в дневник и закрыл его. Протянув ей тетрадь, он вдруг отдернул руку.

— Благодарю вас. Пожалуй, вы правы: я оставлю его себе. — Старик слабо улыбнулся ей. — А с остальным вы вольны поступить так, как вам заблагорассудится.

Айви спрятала щетку для волос, зеркальце и шкатулку в свою сумочку.

Мистер Власкович поднялся на ноги и предложил ей руку. Они вместе вернулись в фойе.

— Кстати, — вспомнила Айви, — несколько дней назад я встретила одну особу, которая уверяет, что знала вашу семью. Ее зовут Мелинда Уайт, и она говорит, что ее мать работала у вас.

— Уайт? — Власкович замедлил шаг, припоминая. — Не могу сказать, что это имя мне знакомо… Впрочем, нет, подождите… Да, действительно, некая миссис Уайт убирала у нас в доме. Но ведь это было очень давно, лет двадцать пять назад, никак не меньше.

— Да, получается примерно так, — сказала Айви.

— Двадцать пять лет. — Мистер Власкович пожевал губами. — Смешно, но сейчас мне кажется, что это было вчера.