Раскрытие тайны

«Посмотрю вечером», — решил он, взглянув на конверт, и поднялся из-за стола. Но руки сами, казалось, уже сделали свое дело. Конверт был вскрыт. В нем оказался мелко исписанный листок из школьной тетради в линейку и три сторублевых бумажки. Матвеенко с любопытством смотрел то на деньги, то на письмо. За свою многолетнюю практику он не раз получал анонимные письма самого различного содержания, а вот чтобы поступали анонимные деньги, — такого еще не было.

— Посмотрим, что всё это значит, — сказал Матвеенко и заглянул в листок.

Матвеенко еще раз перечел письмо и почувствовал себя вдруг так, точно окунулся в прозрачный чистый источник. Заложив руки за спину, он медленно заходил по кабинету.

«Какая хорошая душа — автор этого письма, только почему он сам не приехал? Побоялся?»

Матвеенко вызвал майора Саенко.

— Никита Иванович, что это за предприятие — цех резиновой обуви? — спросил он, когда в кабинете появился высокий светловолосый майор. — Да вы садитесь, не стойте…

Саенко собрал складки на высоком лбу, но припомнить ничего не мог.

— Ну, хорошо, возьмите это послание и познакомьтесь с ним. Деньги тоже сохраните. Разыщите этот самый цех и установите за ним негласное наблюдение. Займитесь этим даже сегодня…

Потребовались довольно продолжительные и настойчивые телефонные звонки для того, чтобы, наконец, навести нужную справку, где находится цех резиновой обуви и кому он принадлежит. Саенко тут же, в своем кабинете, переоделся в серый костюм, набросил на плечи плащ, сунул в карман старенький, немало уже послуживший «ФЭД» и вызвал машину.

Мартовский день клонился к вечеру, когда машина майора, исколесив по далекой окраине километров двадцать, вынырнула из глухого переулка и почти уперлась в дощатый забор, за которым темнели стены бревенчатого барака.

Оставив машину в переулке, Саенко пошел вдоль забора. Вскоре увидел широко раскрытые ворота. Перед глазами оказался просторный, основательно захламленный двор. Повсюду валялись дырявые бумажные мешки, горы старого тряпья. Справа выделялись черные насыпи сажи. Несколько работниц с завязанными по глаза лицами бросали сажу лопатами на металлическую сетку, подымая клубы мелкой едкой пыли. Слева горел костер. Над ним дымился огромный чан. Оттуда тянуло запахом горелых копыт и рогов.

«Клей, наверное, варят, ну, и кухня же!» — подумал Саенко и покачал головой.

В этот момент к воротам подкатило такси — шоколадного цвета «ЗИЛ». Пропела звучная сирена. Из цеха вышли трое: высокий холеный человек в коричневом костюме, обрюзгший толстяк с выпученными глазами и маленький подвижной человечек с черными усиками. Они о чем-то оживленно говорили между собой. Шофер такси приветствовал их, как старых знакомых, и лихо умчал в город.

Вот и всё, что увидел майор в свой первый приезд. Зато на следующий день ему больше повезло. Приехал он ранним утром. Оставив машину в том же переулке, Саенко снова занял позицию в стороне от ворот.

— Опять такси и опять «ЗИЛ», — заметил он, когда спустя несколько минут к воротам подкатила на этот раз светло-бежевая машина. Из нее вышли двое — уже знакомые майору толстяк и маленький с черными усиками. Через полчаса появился еще один «ЗИЛ», доставивший, как казалось Саенко, главного руководителя. Тот торопливо прошел в барак, и вскоре оттуда появились тачки, груженные обувью. Из глубины двора подъехала трехтонка, и сапоги навалом полетели в кузов. Когда погрузка была закончена, шофер и работницы набросили сверху брезент, тщательно расправив его края. Из цеха вышел толстяк, что-то сказал шоферу и сел в кабину.

«На базу, а может быть, и в другое место», — подумал майор и заторопился к своей машине.

Грузовик прибыл на Центральный рынок. Огромная рыночная площадь была забита всевозможными магазинами, киосками, ларьками, заполнена толпами покупателей. Саенко ожидал, что трехтонка остановится у какого-либо из больших обувных магазинов. Но она их объехала стороной, забралась в гущу дощатых ларечков, выкрашенных в одинаковый зеленый цвет. Толстяк неторопливо вышел из кабины и остановился у будочки. В ее оконном проеме свисали на суровой нитке рекламные парусиновые тапочки, мужские подвязки и, наверное, самого большого из существующих размеров голубое женское трико. Щуплый, костлявый продавец с посиневшим лицом сиротливо выглядывал из окна и скучал в ожидании покупателей. Неожиданно он засуетился.

— Сто берешь? — услышал Саенко, поспешивший за толстяком.

— Как же, как же, Борис Иванович.

Борис Иванович приподнял свою пухлую руку, и трехтонка подошла еще ближе. Быстро отсчитав сто пар сапог, он передал их продавцу.

Сбежались люди, вокруг ларечка уже образовалась очередь. Раздались нетерпеливые голоса:

— Отпускай поскорее!

— Вот это дело! А сколько их там? Эй, куда лезешь без очереди!

— Вам бы спокойнее вести себя надо, видите, человек товар принимает, — подписывая какие-то бумаги, хрипел Краюхин. Он не видел, как в руках Саенко несколько раз щелкнул «ФЭД». Шепнув что-то продавцу, Краюхин направился в такой же ларечек, затерявшийся еще дальше в глубине рынка.

Пять раз подъезжал грузовик к различным зеленым ларечкам, и повсюду майор отщелкивал аппаратом нужное ему количество снимков. Профессиональное чувство говорило ему: снимай — пригодится.

Прошло десять дней. У Саенко скопились уже множество снимков — этих негласных, но красноречивых и неопровержимых свидетелей. Теперь он знал и в лицо и по именам всех компаньонов, знал не только их настоящее, но и прошлое. Придя на доклад к полковнику, Саенко веером разложил перед ним на столе три десятка фотографий.

— Вот это — один из способов реализаций продукции, — говорил он, указывая на снимки, сделанные на Центральном рынке.

— А вот это так называемое культурное обслуживание сельских торговых точек в Знаменском районе соседней области, — видите, товарищ полковник? — товар доставляется даже на место собственным транспортом.

— Вы и туда выезжали?

— Так точно. — Свой доклад Саенко продолжал иллюстрировать новыми фотодокументами.

— Этот самый Добин вид имеет довольно привлекательный, — заметил Матвеенко, рассматривая новую фотографию.

— Еще более привлекательна его биография, товарищ полковник. В своем сочинении для отдела кадров промкомбината он пишет, что работал в органах МВД ответственным сотрудником. При проверке оказалось, что в органах МВД он действительно работал, но как заключенный. В течение трех лет отбывал наказание.

— Что с ним произошло?

— В годы войны был снабженцем в одной из воинских частей. Как специалист своего дела получил на три дня командировку в Москву. За эти три дня он успел скупить двенадцать тысяч гребешков и заработал на них пять тысяч рублей. Так что талант…

— А кто эта пышная дама в такой роскошной, если не ошибаюсь, шубе из выдры?

— Нам, наверное, с ней придется тоже немало повозиться. Это Тамара Власовна Ворошкова — любовница Добина. А вот вам и жена Краюхина — как видите, с претензиями…

— И тоже в шубе…

Затем Саенко показал полковнику увеличенный фотоснимок с краткой надписью: «Разгрузка спального гарнитура по улице Листовой у дома № 18». Несколько рабочих снимали с машины удобные кровати с инкрустированными спинками, затянутое полотнищем трюмо, а рядом стояли владельцы этого приобретения: самодовольный Краюхин в расстегнутом пиджаке, его голубоглазая жена и две дочери.