Воскрешение на Ресуррекшн-роу

Но Доминик, конечно, не такой. Его лицо возникло перед мысленным взором Алисии: темные глаза, тонкие брови, изгиб рта, очаровательная улыбка. Слезы навернулись ей на глаза и покатились по щекам. В другое время это ее смутило бы, но сейчас она сидела в темном экипаже. Был сырой, холодный день, и она ехала на похороны своего мужа. В любом случае никто не заметит, что она плачет, так как у нее густая вуаль.

Экипаж, накренившись, остановился, и лакей открыл дверцу, впустив порыв ледяного ветра. Старая леди вышла первой, преградив своей палкой дорогу невестке и внучке. Лакей помог Алисии выйти. Дождь еще усилился, и с полей ее шляпы стекала вода.

Викарий заговорил со старой леди, затем протянул руку Алисии. Он никогда не был особенно жизнерадостным, но сегодня у него совсем уж несчастный вид. Алисия усмехнулась про себя. Вряд ли можно винить этого человека, даже если он ей не нравится. В конце концов, сегодня беспрецедентный случай; он очень растерян и не знает, что сказать. У него всегда наготове избитые благочестивые фразы на все случаи: крестины, похороны, свадьбы, даже скандалы. Но кто же мог ожидать, что придется хоронить одного и того же человека три раза в течение трех недель?

Алисия чуть не рассмеялась истерическим смехом, но вдруг увидела вдали стройного элегантного мужчину, и сердце ее замерло. Доминик? Потом она поняла, что ошиблась: у этого человека плечи шире, худой, да и осанка другая. Это был Сомерсет Карлайл.

Увидев, как Алисия пробирается между лужами, он приблизился, предложил ей руку и учтиво произнес:

— Здравствуйте, леди Фицрой-Хэммонд. Мне жаль, что все так получилось. Будем надеяться, они покончат с этим как можно скорее. Возможно, дождь отобьет у викария охоту разглагольствовать. — Карлайл чуть заметно улыбнулся. — Он промокнет до нитки, если долго там простоит!

Эта мысль подбодрила Алисию, которая с ужасом думала о том, что придется стоять под дождем у могилы, слушая, как викарий что-то бубнит себе под нос. Старуха была похожа на промокшую черную птицу с взъерошенными перьями, и всем своим видом выражала гнев. Верити стояла с опущенной головой, потупив взор, так что никто не знал, о чем она думает — то ли горюет об отце, то ли размышляет о чем-то своем. Оставалось лишь гадать, но Алисия склонялась к последнему варианту.

Как ни странно, прибыла и леди Камминг-Гульд. Она, как всегда, держалась величественно. Если бы не глубокий траур, можно было подумать, что она находится на чаепитии в летнем саду, а не стоит под дождем в зимний день на кладбище у разверстой могилы.

Был здесь и майор Родни, который с несчастным видом переминался с ноги на ногу, стряхивая воду с усов. Его явно приводило в смущение это мероприятие. Только чувство долга заставило его прийти. Он бросал яростные взгляды на сестер: по-видимому, это они донимали его, пока он не согласился присутствовать на захоронении. Старые девы жались друг к другу и смотрели по сторонам круглыми глазами, как маленькие зверьки, которые пробудились от зимней спячки и жаждут вернуться в свою норку.

Помимо вышеперечисленных, присутствовал Вергилий Смит, огромный в своем тяжелом пальто. Он стоял с непокрытой головой, и Алисия невольно поразилась, какие у него густые волосы и как он скверно пострижен. В самом деле, кто-нибудь должен найти ему приличного парикмахера!

Викарий начал свою речь, но, недовольный тем, что говорит, остановился и начал снова, на этот раз иначе. Ему аккомпанировали только шум дождя и свист ветра в ветвях. Все стояли молча.

Наконец викарий пришел в полное отчаяние и закончил выкриком:

— …предаем тело нашего брата — Огастеса Альберта Фицрой-Хэммонда — земле… — он набрал в легкие воздуха и буквально завопил: —… пока он не вернется, когда воскреснут праведные, когда земля отдаст своих мертвых. И да упокоит Господь его душу!

— Аминь! — ответили все присутствующие с бесконечным облегчением.

И, отвернувшись от могилы, они с неподобающей поспешностью ринулись к крытому входу на кладбище.

Когда они сбились под навесом, старая леди неожиданно сделала поразительное заявление:

— Будет поминальный завтрак для всех, кто захочет прийти. — Это прозвучало скорее не как приглашение, а как вызов тем, кто осмелится отказаться.

На минуту все умолкли, потом забормотали слова благодарности. Все снова вышли под дождь и, хлюпая по воде, которая теперь ручьями бежала по тропинкам, поспешили к своим экипажам. Они сидели, кутаясь во влажную одежду, и мокрые подолы и штанины липли к ногам. Лошади шли по Парку чинным шагом. При любой другой ситуации их бы пустили рысью, но не подобало нестись во всю прыть с похорон.

Вернувшись домой, Алисия обнаружила, что слуги подготовились к приему, хотя она не отдавала им подобных распоряжений. В холле она встретилась взглядом с Нисбетт и увидела, как у той ехидно блеснули глаза. Это многое объясняло. Ничего, в один прекрасный день она еще расквитается с Нисбетт, пообещала себе Алисия.

А пока что ей следует вести себя так, как обязывает положение. Пусть их пригласила старая леди, но она здесь хозяйка, потому что это дом Огастеса, а теперь — ее. Алисия приветствовала гостей, поблагодарив за то, что они пришли. Приказав лакеям растопить камины, чтобы все могли хоть немного обсушиться, она проследовала в столовую. Стол был накрыт, блюда и приборы расставлены. Правда, сегодняшний день вряд ли подходил для холодных закусок, даже таких изысканных, как пироги с дичью и лососина, но кто-то хотя бы догадался подать подогретое вино с пряностями. Вряд ли это старая леди — скорее Мильн, дворецкий. Не забыть бы поблагодарить его…

Беседа не клеилась — никто не знал, что сказать. Все соболезнования уже были выражены, и повторяться было просто нелепо. Майор Родни пробормотал что-то о скверной погоде, но поскольку была середина зимы, вряд ли стоило удивляться. Он ударился было в воспоминания о том, сколько людей замерзло насмерть в Севастополе, но когда на него устремились все взгляды, умолк и смущенно откашлялся.

Мисс Присцилла Родни сказала, что чатни [5], поданное к одному из пирогов, просто превосходно. Однако она покраснела, когда Верити поблагодарила ее, так как обе знали, что Присцилла готовит чатни гораздо лучше. Это было слабым местом кухарки, которой лучше удавались супы и соусы. Она всегда клала в чатни слишком много перца, и оно было таким острым, что слезы выступали на глаза.

Леди Камминг-Гульд расслабилась, наблюдая за происходящим. Положение спас Вергилий Смит, затронув единственную приемлемую тему. Он рассматривал большой парадный портрет Алисии, висевший над камином. Она была изображена на коричневом фоне, который портил картину. Портрет продолжал длинную вереницу фамильных изображений, первые из которых были написаны двести лет назад. Портрет старой леди висел в холле. Она выглядела на нем очень молодой, и он походил на иллюстрацию из исторической книги. На ней было платье в стиле ампир — такие были в моде в период после падения Наполеона.

— Этот портрет мне определенно нравится, мэм, — обратился Вергилий Смит к Алисии. — Есть большое сходство. Правда, как мне кажется, фон выбран неудачно. Я так и вижу вас в окружении зелени — деревья, трава и, возможно, цветы.

— Вы же не думаете, что Алисия потащится куда-нибудь за город, чтобы позировать для портрета! — резко возразила старая леди. — Быть может, вы проводите все время в диких зарослях — там, откуда вы родом, мистер Смит, — но у нас здесь иначе!

— Я имел в виду не дикие заросли, мэм. — Вергилий улыбнулся старухе, абсолютно игнорируя ее тон. — Мне видится скорее сад, английский сад с ивами, длинные кружевные листья которых колышет ветер.

— Нельзя нарисовать то, что колышется! — отрезала она.

— Полагаю, хороший художник смог бы. — Его не так-то легко было сбить с толку. — Он написал бы картину так, что вы бы ощутили дуновение ветра.

— Вы когда-нибудь пробовали рисовать? — Старуха бросила на него сердитый взгляд. Увы, старой леди приходилось смотреть на Смита снизу вверх, так как она была на голову ниже его.