Арена мрака

Сержант стоял перед Моской и ждал объяснений.

Моска сказал:

– Один пропал. Мой старший группы. Но я их еще не пересчитывал.

На сержанте была отглаженная полевая форма, на поясе болтался пистолет, а его живот перепоясывал ремень с сумочками для обойм. Он двинулся к сидящим пленным и приказал им выстроиться в группы по десять человек. Они образовали пять групп, и еще двое встали чуть поодаль. У этих двоих были виноватые лица, словно они несли всю ответственность за пропавших пленных.

– Итак, сколько сбежало? – спросил сержант.

– Четверо, – ответил Моска.

Сержант взглянул на него.

– Что же ты, мудак, наделал?

И в первый раз после обнаружения пропажи пленных Моска ощутил чувство стыда и страха. Но ярости он не почувствовал.

Сержант вздохнул:

– Все шло хорошо, пока оно шло. Теперь знаешь что тут начнется? – И добавил мягко:

– Вставят тебе, парень, по первое число, ты понимаешь?

Оба стояли, молча глядя друг на друга, и думали о беззаботной жизни, которая им тут выпала: ни побудок на заре, ни строевой подготовки, ни инспекций, ни вечного страха – почти как на гражданке.

Сержант расправил плечи и свирепо взглянул на пленных.

– Ладно, давай поглядим, что нам делать с этими гадами. Ахтунг! – заорал он и стал ходить перед вытянувшимися по стойке «смирно» немцами. Некоторое время он молчал, а потом начал говорить с ними по-английски:

– Ну ладно. Теперь ясно что к чему. Праздник закончился. С вами, ребята, обращались тут по-человечески. Неплохо кормили, мягко стелили. Работой не утруждали.

Когда кто-то из вас чувствовал недомогание, мы говорили: ну полежи, полежи в бараке, оклемайся. У кого есть какие-нибудь жалобы – шаг вперед! – Сержант сделал паузу, словно ждал, что кто-то и впрямь выйдет из строя. – О'кей, а теперь посмотрим, как вы нас за это сумеете отблагодарить. Кто-то ведь знает, куда ушли эти четверо. Скажите нам. Мы запомним и в долгу не останемся. – Сержант остановился и оглядел строй.

Он ждал, пока те перешептывались, переводя друг другу его слова. Но когда они успокоились, никто не вышел вперед.

Тогда сержант изменил тон.

– Ну ладно, скоты! – Он повернулся к джипу и сказал водителю:

– Поезжай к баракам и привези двадцать штыковых лопат и двадцать совковых.

Возьми еще четырех человек и джип. Если офицеры про это не прознают, может, и пронесет. А если этот мудачок-сержант из хозснабжения будет гавкать, скажи ему, что я вернусь и прошибу ему башку.

И он жестом приказал водителю выполнять приказ.

Потом усадил пленных на траву.

Когда приехали оба джипа с дополнительными людьми и прицепом, груженным лопатами, сержант выстроил пленных в две колонны лицом друг к другу. Он раздал лопаты и, поскольку на всех не хватило, приказал лишним пойти на дальний край вырубки и лечь там на траву ничком.

Никто не проронил ни слова. Пленные стали рыть длинную траншею: те, у кого были штыковые лопаты, копали грунт, те, у кого были совковые, относили землю в сторону. Они работали очень медленно. Охранники разбрелись по вырубке и стояли, подперши деревья и показывая своим видом, что им все безразлично.

Сержант подмигнул Моске и громко сказал:

– Умелый блеф всегда помогает. Смотри, что сейчас будет.

Он подождал, пока пленные выроют траншею поглубже, и приказал прекратить.

– Кто хочет что-нибудь сказать? – спросил он с мрачной усмешкой.

Все молчали.

– Ладно. – Сержант махнул рукой. – Продолжайте копать.

Один из пленных бросил лопату. Он был молодой, розовощекий.

– Пожалуйста, – сказал он. – Я хочу сказать.

Он зашагал прочь от своих соплеменников к охранникам.

– Валяй! – сказал сержант.

Немец молча стоял и смотрел на него. Он с опаской оглянулся на пленных. Сержант понял.

Он взял немца под руку и повел его к джипу. Там они тихо переговаривались под напряженными взглядами пленных и охранников. Сержант слушал, склонившись всем своим могучим телом над пленным, которому он по-отечески положил руку на плечо. Потом он кивнул и помог парню забраться в джип.

Пленные залезли в кузовы трех грузовиков, и караван двинулся через опустевший лес. В замыкающем колонну джипе ехал сержант. Его пышные усы трепал встречный ветер. Они выехали из леса и оказались в открытом поле. Было странно видеть знакомый пейзаж в непривычном освещении – в лучах яркого, красноватого предвечернего солнца.

Повернувшись вполоборота к Моске, сержант сказал:

– Твой приятель уже давно это замыслил. Но ему не повезло.

– Где он? – спросил Моска.

– В городе. Я знаю, где именно.

Караван въехал в лагерь, а оба джипа резко развернулись и помчались в город. Они ехали друг за другом, словно связанные коротким тросом, по главной улице и на углу перед кирхой свернули направо и остановились у небольшого каменного дома. Моска с сержантом пошли к двери. Двое солдат из второго джипа обошли дом сзади. Остальные солдаты остались сидеть в машинах.

Дверь распахнулась прежде, чем они постучали. Перед ними стоял Фриц. На нем были поношенные синие штаны, белая рубашка и темный пиджак. Он неуверенно улыбнулся.

– Остальные наверху, – сказал он. – Они боятся спуститься.

– Позови их, – сказал сержант. – Поднимись к ним и скажи, что им ничего не будет.

Фриц подошел к лестнице и крикнул по-немецки вверх:

– Все в порядке! Спускайтесь! Не бойтесь!

Наверху хлопнула дверь, и трое пленных медленно спустились по лестнице. Они были одеты в потрепанную цивильную одежду. На их лицах был написан испуг.

– Идите в джип, – сказал им сержант и спросил у Фрица:

– Чей это дом?

Немец поднял глаза. В первый раз он посмотрел на Моску.

– Одной моей знакомой. Не трогайте ее, она это сделала, потому что… она одинока. Война тут ни при чем.

– Выходи! – сказал сержант.

Все вышли из дома. Сержант свистнул двум солдатам, все еще сторожившим заднюю дверь.

Джипы тронулись. По улице шла женщина и волокла огромный сверток. Увидев пленных в джипе, она повернулась и заспешила обратно. Сержант криво усмехнулся и сказал Моске:

– Ох уж эти бабы!

На пустынном участке дороги, на полпути к лагерю, сержантский джип притормозил у обочины. Другой джип встал за ним. Справа от дороги тянулось каменистое пастбище, за которым метрах в двухстах темнел лес.

– Всем вылезти из машин! – приказал сержант.

Пленные соскочили на дорогу и встали, неуверенно переминаясь с ноги на ногу. Сержант некоторое время пребывал в раздумье. Он покрутил усы и сказал:

– Вы, ребята, отвезите этих фрицев в лагерь, выгрузите лопаты из прицепа и возвращайтесь! – Он указал пальцем на Фрица:

– А ты останься.

– Я тоже поеду, – сказал Моска поспешно.

Сержант смерил его взглядом и, медленно проговаривая слова, сказал с пренебрежением:

– Послушай, ты, сукин сын, ты останешься здесь. Если бы не я, вставили бы тебе пистон. Я же не собираюсь, черт побери, гоняться за этими фрицами по всей стране, когда у них в заднице засвербит. Ты остаешься здесь.

Двое охранников безмолвно пошли, подталкивая троих пленных. Они залезли в джип и скрылись из виду. Фриц проводил их взглядом.

Четверо солдат в полевой форме смотрели на одиноко стоящего на дороге немца. Сержант теребил усы. Лицо немца было серым, но он стоял вытянувшись, словно по стойке «смирно».

– Беги! – сказал сержант. Он махнул рукой в сторону пастбища.

Немец не двинулся с места. Сержант толкнул его в грудь.

– Беги! – сказал он. – Мы тебе дадим шанс.

Он подтолкнул немца к самому пастбищу, развернул его лицом к лесу. Солнце уже зашло, и земля, лишившись своего разноцветья, Подернулась серым налетом ранних сумерек. Далеко вдали лес стоял мрачной стеной.

Немец повернулся к американцам лицом. Его ладонь дернулась к груди, словно этим жестом он пытался вернуть себе утраченное достоинство. -Он поглядел на Моску, потом на остальных, сделал шаг им навстречу и вышел на дорогу. Колени у него дрожали, все тело тряслось, но голос был твердым. Он сказал: