Ветер умирает в полдень

Передача Кармоди славится не только искусством ведущего, но и своей основательностью.

Случается, что горячая новость неожиданно приходит за пять минут до начала передачи. Гримерша накладывает последний мазок на лицо Кармоди, техники настраивают камеры и прогревают прожекторы. Не обращая внимания на окружающую суету, великий жрец масс медиа читает, склонившись над своим столом, только что принесенный ему текст – через несколько секунд он устремится в студию, которая находится по соседству с кабинетом, и выйдет в эфир. А пока он никого не видит и не слышит.

Мебель, которая не попадает в поле съемки, но соседствует с декорациями, аккуратно расставлена. За ней прячется референт, который передает ведущему срочную информацию, полученную во время передачи. Кармоди в таких случаях блистательно импровизирует.

Когда планету сотрясают катаклизмы, Кармоди дни напролет проводит в маленькой студии, заваленной книгами, фотографиями с дарственными надписями, макетами космических кораблей, о взлете которых он рассказывал в своих выпусках.

Каждый вечер Кармоди заканчивает передачу очень простыми, но ставшими знаменитыми словами:

"Вот как обстоят дела сегодня". И называет дату.

Кармоди возвращается в свою берлогу, торопливо снимает грим и, чтобы освежиться после обжигающе яркого света прожекторов, обязательно принимает теплый душ. Прежде чем одеться, он минут на десять растягивается на походной кровати и отдается созерцанию своего единственного подлинного украшения.

Разноцветные телефоны и мониторы отключены.

Полчаса после передачи никто не смеет войти в кабинет Кармоди, даже для того, чтобы сообщить ему о наступившем конце света.

Глава 21

Ночь с 2 на 3 февраля, перед самым рассветом

Дэвид снова замерз, и он поднимает стекло. Наедине со своим отчаянием, он устало барахтается среди морской стихии и захлестывающих его волн, а на грозовом горизонте – ни одного острова. Но временами к молодому человеку возвращаются силы, и он пытается доплыть до пенистого гребня следующей волны. Пока он держится на плаву, в памяти проносятся лица дорогих ему людей, и кажется, что еще не все потеряно, он еще победит. Потом на него опять накатывают волны рвущейся изнутри боли, он тонет, вновь всплывает и отчаянно гребет, чтобы добраться до ближайшего берега.

Его пальцы шарят по панели управления; четыре габаритных огня начинают мигать в темноте и разбрызгивают по снегу оранжевые блики.

Выйти на разделительную полосу автострады, поднять руку, чтобы остановить грузовик; если же он проедет мимо, слепой, равнодушный, может, улечься на асфальт или поджечь "Шевроле"? Тогда уж они обязательно остановятся! Дэвид всю жизнь ждал, когда другие шагнут к нему навстречу. Но даже если это случалось, он никому до конца не открывался.

А может, как ни в чем не бывало, поехать в мотель "Литл Америка" – ведь это совсем близко, или же вернуться в Рок-Ривер? Самому броситься к людям? Нет, даже сама эта мысль теперь для него невыносима.

Сколько лет он потерял понапрасну, то и дело меняя работу! Едва он успевал устроиться на новом месте, как тут же опять принимался отмечать в газетах красными звездочками объявления о работе. В первые дни он всегда с увлечением учился. Кем он только не работал! Водителем, каменщиком, механиком. Каждый раз он брался за дело с воодушевлением, обзаводился инструкциями, усердно их изучал, засыпал окружающих вопросами. Очень довольный приобретенными познаниями, он ждал, что его талант незамедлительно признают. Тщетно.

Сколько раз я уже разочаровывался, но всякий раз во мне, как болезнь, снова просыпался азарт. Но сейчас Шеффер приказал мне уехать из Рок-Ривера в Монтану, а я уже был готов вот-вот наступить на хвост этим ворюгам. Когда я раскрыл заговор – ну, тогда, в "Мустанге", я подумал, а что, если тот тип, которого называли Дугом, и второй, который тоже разговаривал с Хаски, – те самые беглые заключенные, о которых писала "Стар" еще две недели назад?

Я отлично помню эту статью.

Остается загадкой, каким образом двум заключенным, которые ожидали суда, удалось бежать из окружной тюрьмы, известной своей надежностью. Можно ли в данном случае действительно говорить о побеге, ведь заключенные не взяли заложников и обошлись без насилия? В настоящий момент идет следствие по выявлению возможных сообщников этих заключенных за пределами тюрьмы или даже среди тюремной охраны.

Тем более, что в кабинете шерифа, который находится в том же здании, не обнаружено никаких следов взлома. Шериф Мановски предпринял все меры, чтобы поймать беглецов; эти люди совершили вооруженное ограбление и представляют опасность для общества. Он объявил розыск и сообщил о побеге ФБР на случай, если преступников обнаружат в соседнем штате. До сих пор эти меры ни к чему не привели.

Заставить меня отказаться от расследования такого важного дела – да это хуже увольнения! Я мог бы обеспечить успех агентству "Бэннистон" за счет развития филиалов, но мой шеф ничего не понял. Местный представитель ФБР тоже оказался не лучше. Что ж, если я никому не нужен как сыщик, может, мне стать бандитом? Дуг заметил меня тогда в "Мустанге". Да и Хаски Джонс наверняка узнал меня. Он-то знает, на что я способен.

– Подсаживайся к нам, Уоррен, у нас тут есть одно дельце. Что ты скажешь о…

Или нет, все происходит по-другому: скорее всего Хаски злится на меня за то, что я нашел его пушку. И вот я выхожу из "Мустанга", а эти трое – за мной и берут меня в заложники. Вся полиция бросается за ними в погоню, они по тайным тропам удирают из Вайоминга в Юту, к горам Уосатч и тащат меня с собой; моя жизнь в опасности. Но мне удается распутать веревки и проколоть все четыре шины их машины. Благодаря моему бесстрашию, преступники снова схвачены, все меня поздравляют и предлагают поступить на службу в силы порядка.

Вот каким идеальным героем предстает Дэвид Уоррен в собственном воображении. Он так всегда верил своим фантазиям и мечтам о славе! Они служили ему наилучшим убежищем от безжалостной реальности и вознаграждали за все неудачи. Но вот наступила эта бесконечная ночь, и он сказал себе: "Я должен посмотреть себе в лицо, теперь или никогда".

Дэвиду Уоррену кажется, что сковавшее его стальное кольцо с каждой минутой сжимается все больше и больше. Озноб сменяется жаром, от этого шумит в голове. Часы показывают пять – пять часов этой беспросветной ночи!

Уже давно он не слышит ничего, кроме мотора, работающего на малых оборотах; вокруг – ни души. Дорога номер восемьдесят совершенно безжизненна. Порывы ветра, сотрясавшие морозный воздух вокруг островка, где стоит машина, стихают.

У Дэвида перехватывает горло. Вот если бы снова стать ребенком, когда любая печаль и обида легко забываются, а самые горькие слезы быстро высыхают от материнской ласки.

Тьма побеждает Дэвида, он скрещивает руки на груди и крепко обнимает себя за плечи.

Его металлический домик все сжимается, становится теснее и теснее, защищая его, на манер брони или скорлупы. Дэвид откидывается на спинку широкого сидения, голова – тяжелая, веки – воспалены, а глаза – ничего не видят. Он невольно поджимает ноги, подтягивает колени к груди. Теплая, мягкая машина-кокон тихо покачивается, и Дэвид уносится от своих страданий в забытье без сновидений.

Сейчас он – снова дитя в лоне матери.

Глава 22

Понедельник, 5 февраля

– Проверьте эту информацию, Джек.

Этот день, 5 февраля, был на редкость беден событиями. Скоро вечер, а новостей набралось лишь на двадцать минут выпуска. И тут Кармоди осенило: нужно использовать переданное по телефону сообщение, которое уже затерялось в кипе только что прочитанных телеграмм.

"Шайенн, Вайом, 4 февраля, 08.30 по местному времени. Корреспондент No 38.44.

Вчера патруль обнаружил труп человека в машине, потерпевший попал в аварию на Междуштатной поблизости от Рок-Ривера. На место происшествия прибыли шериф и мировой судья, временно выполняющий обязанности следователя по расследованию убийств. Мне удалось узнать, что перед смертью покойный оставил записку примерно следующего содержания: