Иду за тобой (СИ)

Матери моей сравнительно повезло: она работала завхозом в школе. Ее мать была родом из Саратова, отец из Волгограда, но познакомились они на Кавказе, где волею судеб оказались в одно и то же время. Там родилась моя мать, назвали ее Галиной. Она всегда вспоминала о жизни на Кавказе с какой-то потаенной грустью, и неудивительно, если учесть, куда ее занесло потом. Виноваты в этом были тоже мои бабушка с дедушкой. Они решили перебраться ближе к Москве, поселились в подмосковном Раменском, устроились на работы. Матери моей было тогда шестнадцать, она как раз перешла в одиннадцатый класс. Мама была красива: высокая, худощавая, с волнистыми светлыми волосами и гордо выпрямленной спиной, - она сразу привлекала к себе внимание. Ее формы только приобретали соблазнительные очертания, но было понятно, что через несколько лет отбоя от ухажеров не будет. Девушка Галя, казалось, мало обращала на это внимания, однако, чувствуя свою красоту, посматривала на товарок свысока. А потом она познакомилась с моим папашкой - Володькой Цыплаковым. В тот год он оканчивал в Раменском службу в армии. И вот, нашла коса на камень. Володька был не то, что красавец: высокий, очень худой, с длинными руками и ногами, которые, казалось, не особенно пропорциональны его телу, с темными кучерявыми волосами. Несмотря на неуклюжий внешний вид, он умел увлечь. И матушка пропала. Конечно, родители были категорически против, особенно узнав, что Володька родом из небольшой деревушки, находящейся километров за триста-четыреста от Раменского. Там у него, правда, была собственная квартира, оставшаяся от родителей-алкоголиков, в тот момент пустовавшая в его ожидании. Для меня и многих других до сих пор загадка, что же матушка нашла в нем, она сама, как мне кажется, задавала себе тот же вопрос, но тогда, в далекой и легкомысленной юности она вдруг пошла наперекор всему и вся, сбежав с Володькой в его деревню. Последняя произвела на нее гнетущее впечатление. Мало того, что добраться туда было очень сложно, так и что делать в этих трех соснах - непонятно. Но любовь окрыляла ее, она устроилась в школу уборщицей, а также пошла учиться в городской техникум на повара. Они скоро поженились, и эта спешность только потом была понята матушкой: Володька хотел привязать ее к себе. Сам Цыплаков оказался никудышным человеком. Знаю, что о своем отце так говорить не стоит, но честно говоря, я имею на то право, и сейчас поймете, почему. Володька совсем не хотел работать, заставить его куда-то устроиться можно было только из-под палки, а даже если он находил себе дело, то его быстро выгоняли за попойки. А пить Володька любил, делал это от души. Напившись, становился мягким и слезливым, лез к матери обниматься и просить прощения, за что она его начинала презирать, ведь она тащила на себе их обоих. Когда я родилась, папашка был так рад, что дал обещание устроиться на работу и образумиться, но сначала пошел бурно отмечать мое рождение. Была зима, и те зимы не то, что сейчас: были они холоднее и ядренее сами по себе, а мы жили по сути за городом. Два дня от Володьки не было ни слуху, ни духу, а на третий утром нашли его неподалеку от трассы замерзшим насмерть. Для матери это был удар, но она стойко его выдержала. Родители стали звать ее к себе, но мать проявила гордыню, которая водилась за ней с ранних лет, и переехать отказалась. Изредка они наведывались, но отношения не складывались, и когда мне было семь, мать окончательно разругалась с бабушкой и дедом. Так мы остались вдвоем. Детство мое можно было назвать безоблачным, отца я никогда не знала, и если задавала о нем вопросы, матушка рассказывала красивую историю про то, как наш папа где-то далеко служит Родине. Долгое время я обходилась этим ответом. У меня были подруги и друзья, после детского сада, а потом и школы, мы носились по поселку в поисках развлечений. Жили мы с матерью бедно, но в детстве это несильно меня угнетало. Все жили примерно так же, как и мы, сравнивать и завидовать было некому.

Мне было лет двенадцать, когда мать начала потихоньку поддавать. Красота ее с годами потеряла свежесть, тяжелая работа и невзгоды тоже делали свое дело, к тридцати она располнела, порыхлела, кожа ее испортилась, руки загрубели. Пока не пила, она пыталась ухаживать за собой, потом и это забросила. В нашей квартире стали появляться сомнительные личности обоих полов, матушка сидела с ними в кухне за бутылкой согнанного местными самогона и вела разговоры. Поначалу я не придавала этому значения, но со временем алкоголизм стал набирать обороты: матушка выпивала в одиночестве, и не только по вечерам. Ей стали грозить увольнением, но держали из сострадания. К моему шестнадцатилетию я смогла разумно сделать вывод, что мать превратились в алкоголичку. Выглядела она плохо, руки тряслись, ходила бледная и изможденная, хватаясь за голову в приступах мигрени, и все помыслы сводились у нее к одному: где раздобыть выпить. В тот, последний мой учебный год, после которого я собиралась поступать в техникум, случилось два события: мать выгнали с работы и в наш поселок приехал новый человек. Был он знакомым тети Люды Калининой, проживавшей со своим сыном, две же дочери ее жили в Москве, и у нас появлялись редко. Мужчина этот был приятелем ее умершего мужа. Вообще, приехал он в город по каким-то то ли рабочим, то ли благотворительным делам, ну и заехал с оказией. Его машина произвела впечатление на всех местных ребят, это была "БМВ" последней модели, черная, большая и блестящая. Внутри кожаный салон и отделка под дерево. Узнав о таком событии, все начали стягиваться к дому тети Люды, чтобы посмотреть на гостя и его машину. Делали это ненавязчиво, но все, конечно, было понятно. Мне тоже стало интересно, и мы с Танькой, моей подружкой, пошли прогуляться в ту сторону. Было часа четыре вечера, мужчина сидел на скамейке на улице. Мы заметили его не сразу, начали пялиться на машину, тут он и выглянул из-за нее. Танька, струсив, сбежала, я же застыла, как вкопанная, словно в землю вросла, и покраснела.

Мужчина не спеша приблизился к невысокому деревянному заборчику, когда-то давно выкрашенному в голубой цвет, сейчас больше походивший на серый. Что меня в нем поразило: он не выглядел самодовольно, не превозносился, не выставлял напоказ свое богатство. Первое впечатление, которое он произвел, было самым благоприятным. Ему было лет тридцать пять. Это был среднего роста мужчина с русыми волосами, голубыми глазами немного навыкате, бледноватый, но бледность придавала ему как будто аристократический вид. У него был прямой короткий нос и тонкие губы, сжатые в одну прямую полоску, немного обвисающую вниз на концах. Взгляд открытый и ясный. Одет он был в джинсы и темную рубашку. Я успела рассмотреть его, пока он шел от скамейки к забору, и он, мне кажется, занимался тем же в отношении меня.

Надо сказать, я, как и мама в свое время, становилась красивой: высокая, то ли в мать, то ли в отца, стройная, с округлившимися формами, я не раз ловила на себе заинтересованные взгляды ребят. Одета я была скромно: черные брюки клеш, красная кофточка с длинным рукавом и ботиночки на шнуровке. Светлые волосы заплетены в косу. Из-за частого недоедания я в тот год немного схуднула, была бледновата, что в моем случае выглядело, скорее, болезненно, чем аристократически. Но мужчина, рассмотрев меня внимательно, не сделал никаких замечаний, а улыбнувшись, спросил:

-Нравится вам моя машина?

Я неловко пожала плечами.

-Я такую никогда не видела.

-Хотите посидеть?

-Нет, - мотнула я головой, - это... Это как-то неприлично.

Мужчина стал рассматривать меня с удвоенным вниманием.

-Как вас зовут? - спросил вдруг.

-Лиза.

-А я Евгений, - он протянул мне руку, я неловко пожала. У него оказались длинные тонкие пальцы, рукопожатие было приятным, и я вдруг брякнула:

-А кем вы работаете?

Он улыбнулся.

-У меня своя фирма, я занимаюсь ценными бумагами и инвестированием.

Эти слова мне ни о чем не сказали, и он это понял. Тема работы ему была не интересна, спросил Евгений о другом: