Ищу комиссара

«Дожились! — подумал Шабалин. — Участковых стали в конвой отправлять!»

Он неприязненно взглянул на угол стола, где лежал ворох неисполненных заявлении, запросов, требований, розыскных заданий и отдельных поручений, затем придвинул к себе высокую стопу прекращенных дел административного надзора и стал не спеша перебирать бумажные папки.

Доклад начальников служб между тем закончился, и из динамика шел монотонный голос дежурного:

— За истекшие сутки… по району зарегистрировано… происшествий… Помещалось в медицинский вытрезвитель… В КПЗ [3] содержится… из них осужденных… следственных… задержанных в порядке статьи сто двадцать второй…

Шабалин извлек из стопы одно дело, повернулся к селектору, убавил регулятором громкость и, жестом подозвав Редозубова, спросил, указывая на фотографию, наклеенную на обложке:

— Эта?

— Да, — сразу ответил Редозубов.

— Уверен?

— Да.

— На, глянь, — сказал Шабалин, отдавая папку и отодвигая на край стола всю стопу.

Дежурный тем временем продолжал докладывать:

— На лесовозной дороге… 38-й километр… опрокинулся автомобиль КрАЗ-255Л с роспуском TM3-803… груженный хлыстами… Водитель… 1950 года рождения… доставлен в хирургическое отделение… Обстоятельства… выясняются…

Редозубов вскинул голову.

— Знакомый? — спросил Шабалин. Стажер кивнул и вздохнул. — Ну смотри, смотри… Можешь не слушать, — махнул на селектор. — Сегодня с БХСС будут стружку снимать… Нас не касается. Нам в среду докладывать. — И в подтверждение своих слов убавил еще громкость. — Нам в сре-е-ду… — пропел он, зевая.

Редозубов вернулся на свое место у окна и раскрыл бумажную папку. К первому же листу — постановлению «об установлении административного надзора» — была прикреплена скрепкой еще одна фотография, побольше (шесть на девять), и Редозубов внимательно рассмотрел ее. Это была фотография девушки лет двадцати — двадцати двух (впрочем, на следующем листе дела, в «Сведениях о поднадзорном», точно указывался год рождения), в строгом темном платье с узким кружевным воротничком, плотно охватывающим шею. Этот скромный наряд делал ее похожей на школьницу старших классов. Во всяком случае, ни ее платье, ни короткая элегантная прическа, ни весь ее привлекательный и немного даже таинственный облик никак не вязались с теми сведениями о ней (две судимости за кражи и третья — за недонесение), которые имелись в деле и которые с безразличной безжалостностью объясняли даже ее пристрастие к глухой одежде. Еще более поразила Редозубова кличка, вписанная аккуратным почерком инспектора профилактики между заранее проставленными типографским способом кавычками: «Лепесток». Эта кличка, в общем-то безыскусная, образованная просто от фамилии, но удивительно подходившая ей, была выколота, как указывалось в графе «Особые приметы», «…на боковой поверхности четвертого пальца левой руки со стороны третьего межпальцевого промежутка», далее делалась оговорка, что «при сжатых пальцах татуировка не видна».

Следующим подшитым в дело листом было годичной давности письмо начальника ИТУ [4] председателю райисполкома (вернее, в деле была копия начальнику РОВД) [5]. Редозубов бегло просмотрел его: «…по отбытии срока наказания… подлежит освобождению… Лепесткова Лидия Степановна… осужденная по ст. 190 УК… [6] До ареста проживала в вашем поселке по улице Безноскова, 49… В период отбывания… работала швеей-мотористкой, контролером ОТК… имеет квалификацию мастера по пошиву дамского платья… Мероприятия политико-воспитательного характера посещает и правильно на них реагирует… После освобождения… изъявляет желание выехать на прежнее место жительства… Прошу решить вопрос о трудовом и бытовом устройстве… и о принятом решении уведомить… Начальник учреждения… майор Андросенко».

Далее была подшита копия ответа, который чрезвычайно удивил Редозубова:

«На Ваш запрос… сообщаю… небольшая швейная мастерская… мест трудоустройства нет и не предвидится… исключительные сложности с жильем… Решить вопрос о трудовом и бытовом устройстве Лепестковой Л. С. не можем… Начальник РОВД Ахматшин, исп. Шабалин».

Редозубов еще раз взглянул на дату ответа. Да, именно в то время в поселке открылась новая, значительно расширенная пошивочная мастерская КБО, занявшая здание, в котором раньше помещался весь комбинат, и в местной газете изо дня в день в течение полутора месяцев публиковалось объявление: требуются мастера, закройщики, ученики… одиноким предоставляется общежитие…

Бывшего начальника РОВД Ахматшина Редозубов не знал, но исполнивший в свое время запрос Шабалин сидел в трех шагах, и у него можно было узнать причину столь странного ответа, однако тому было сейчас не до разъяснений. Прибавив опять громкости и склонившись к селектору, Шабалин с любопытством прислушивался к сбивчивым оправданиям старшего инспектора ОБХСС [7] Титова.

— Что? — спросил Шабалин, заметив устремленный на него взгляд стажера. — За следствие зацепились, — объяснил он свой интерес к селектору. — Сейчас им тоже дадут копоти… Что ты хотел?

— Да нет, потом… Я тут смотрю…

— Ну-ну, смотри, — одобрил Шабалин. — Позже потолкуем на данную тему.

Редозубов кивнул и вновь углубился в папку. Перелистав с десяток стандартных рапортов участкового, в которых однообразно сообщалось, что «поднадзорная нарушений установленных ограничений не допускает… в быту ведет себя правильно… квартирной хозяйкой и соседями характеризуется положительно…», он остановился на характеристике с места работы: «план по пошиву платья по индивидуальным заказам постоянно перевыполняет… за истекший месяц выполнение составило 102,5 %… Жалоб и рекламаций от клиентов не поступало… Воспитательную работу со стороны закрепленного за ней шефа Маркеловой А. Н. воспринимает и делает правильные выводы… с товарищами по работе взаимоотношения нормальные… политинформации посещает…».

И — последний лист — постановление о прекращении дела административного надзора: «Ввиду того, что поднадзорная Лепесткова Л. С. нарушений не допускала… на производстве и в быту характеризуется положительно… и в связи с истечением срока адмнадзора… дело… прекратить и сдать в архив…»

Редозубов захлопнул папку и, положив ее рядом с собой на пустой стул, посмотрел на Шабалина. Может быть, все эти рапорты, сообщения, характеристики и писались формально, одними и теми же словами, из них все же можно было понять, что особых хлопот поднадзорная не доставляла. Почему же Шабалин не хотел, чтобы она приехала сюда после освобождения? И можно ли вообще посылать ответы, не соответствующие действительности? Если даже и были какие-то неведомые Редозубову оперативные соображения, то все равно: можно ли?..

— Что? — вновь спросил Шабалин, заметив взгляд Редозубова.

— Мне кажется, она… — нерешительно начал стажер. — Ну, как бы это сказать… Она…

— Ангел! — с сарказмом подсказал Шабалин. — Да она и не таких, как мы, вокруг пальца обводила.

— Нет, не ангел, конечно, но…

— Стоп, — быстро проговорил Шабалин, склоняясь к селектору и прибавляя еще громкости. — Кажется, за нас зацепились…

Он не ошибся.

— Александр Николаевич! — тут же загрохотал, заполняя небольшой кабинет, голос начальника райотдела. — Как получилось, что квартирную кражу по улице Карла Маркса отдали целиком на откуп товарищу Редозубову? Редозубов составляет протокол осмотра, не зная еще, как это делается, Редозубов допрашивает свидетелей и потерпевших, Редозубов выносит постановление о производстве дактилоскопической экспертизы — все Редозубов! Я ничего не имею против товарища Редозубова, но разве можно неопытного, даже еще не аттестованного сотрудника, не прошедшего первоначальной подготовки, оставлять один на один с таким делом? И вообще, почему уголовный розыск выполняет работу следователей? [8] Слушаю вас, товарищ Шабалин.