Черные тузы

таким ожесточением, что прорвал бумагу. – И, главное, её возмутил твой издевательский тон.

– Да при чем тут тон? – Росляков начинал злиться. – Двум разным женщинам коровница нагадала, что их взрослые дочери погибли. У одной матери дочь якобы утонула, а у другой убита и захоронена где-то на Украине. А обе девки живы-здоровы. Одна домой вернулась с ребенком, нагуляла, сама не знает где. А другая просто из дома ушла по каким-то там соображениям, моральным, что ли. Я об этом и написал. А так мне наплевать, чем эта гадалка прежде занималась, коров за сиськи дергала или свиней кормила. И почему об этой шарлатанке я должен писать в уважительном тоне?

– А по бумагам она не шарлатанка, я уже говорил об этом, – Крошкин скомкал прорванную газету. – Ты всегда прав, остальные виноваты. Ну, ошиблась она в этом предсказании и черт с ней. Обязательно об этом в газете сообщать? В любой профессии существует технический брак.

– Да эти две матери чуть с ума не сошли…

– А ты не разыгрывай передо мной адвоката и не дави на мои слезные железы, – Крошкин отправил скомканную газету в корзину. – Этим, с позволения сказать матерям, нужно было воспитывать своих девок и смотреть за ними, чтобы из дома не убегали. А теперь они в газету жалуются: гадалка им плохо нагадала. Тьфу. А эта коровница, будь она неладна, такие деньги у нас отсудит, что мы без порток останемся. Такую сумму за свои моральные издержки назначит – закачаешься.

– Сумму назначает не она, а суд, – поправил Росляков. – А как суд решит, ещё не известно.

– Все уже известно, – махнул рукой Крошкин. – Газета из судов не вылезает благодаря таким, как ты. Как журналист ты обязан выслушать обе конфликтующие стороны. А ты все написал со слов этих матерей.

– А где я найду эту коровницу? Звонил ей, звонил. А она уехала на какой-то чрезвычайный съезд магов и шарлатанов, получать очередной липовый диплом. Или покупать диплом, не знаю.

– Значит, нужно было её дождаться, – Крошкин с силой припечатал кулак к столу. – И я больше не хочу с тобой пререкаться, все. Получается, что мы человека обидели, на всю страну ославили, – на круглой физиономии Крошкина отразилась плохо сыгранная гримаса сердечного страдания и душевной боли за несправедливо обиженную гадалку. – Да, обидели, так получается. С водой выплеснули и младенца, вот что у нас получается.

– Какого ещё младенца? – не понял Росляков

– Ну, это, фигурально говоря, младенца, образно выражаясь, – Крошкин шлепнул ладонью по столу. – Ты к словам не придирайся. Лучше скажи, сколько у тебя с начала года взысканий?

– А сколько у меня с начала года взысканий?

Сейчас Росляков понял, что участь его, действительно, решена ещё в редакторском кабинете, а разговаривать дальше, только слова тратить.

– А я помню, сколько у тебя взысканий, – голубые глазки Крошкина горели холодным огнем ненависти. – Недавно ты отказался выполнять мое, то есть редакционное задание. Не поехал в деревню, где бывший зэк заколотил в правлении и заживо сжег женщину-председателя.