Шерлок Холмс и дело о фруктах

Все сказанное Вернером едва ли могло стать мотивом для убийства, но я не мог совсем сбросить это со счетов. Следовало выяснить, что же всё-таки имел в виду Дервин Смит, утверждая, что Эдмунд Квалсфорд был убит.

Я решил отправиться в Рей и выяснить, что думают по поводу компании Квалсфорда сборщики налогов. Я как раз обсуждал с мистером Вернером, идти ли мне пешком или нанять лошадь, когда поступило сообщение, совершенно изменившее мои планы.

Меня пожелала видеть Ларисса Квалсфорд.

В записке она спрашивала, когда удобнее прислать за мной экипаж. Я ответил принёсшему записку помощнику конюха, что предпочитаю пройтись пешком. Я немедленно двинулся по крутой дороге, поднимавшейся в гору мимо церкви. При дневном свете казалось, что церковь стоит на страже, охраняя селение. Её башня заканчивалась зубцами и не имела шпиля, и издали, возвышаясь над окружающими деревьями, угрюмое каменное строение удивительно напоминало средневековый замок.

Проходя мимо, я обнаружил, что мой незнакомец с деревянной ногой был набожен. На твёрдой поверхности дороги не осталось никаких следов, но на обочинах, где сохранились лужи, я нашёл подтверждение тому, что со времени последнего дождя он проходил между церковью и деревней множество раз.

Ровная площадка, располагавшаяся в стороне от дороги, с южной стороны церкви, была заполнена замшелыми памятниками и надгробиями. Кладбище спускалось на другой уровень, к старому, но достаточно ухоженному дому викария, стоявшему в окружённом изгородью саду.

Дальше мой путь лежал мимо одинокого каменного домика, где у крыльца паслись десятка два белых овец и в стороне от них — единственная корова. Животные явно привыкли к прохожим, поэтому взирали на меня с полным безразличием.

Дорога, которая имела совершенно заброшенный вид, превратилась в узкую, извивающуюся тропинку, такую же заросшую, какой она представилась мне в темноте.

Наконец за деревьями показался особняк Квалсфордов. «Морские утёсы» были огромным, мрачным, квадратным кирпичным зданием, увенчанным многочисленными трубами. Своей тяжеловесностью особняк больше походил на фабрику, чем на родовое поместье. Дом производил впечатление «потускневшей роскоши» (выражение, которое употребил Шерлок Холмс, указывая мне на подобное строение). Обрамлявшие крышу фронтонов резные деревянные украшения казались совершенно лишними, — кто-то словно попытался создать видимость изящества, явно несвойственного данному сооружению.

Начало подъезда к дому было обозначено двумя массивными каменными столбами. Калитки нигде не было видно. Изгородь, когда-то отделявшая поместье от дороги, во многих местах рухнула. Однако, поднявшись по склону, я оказался во вполне ухоженном парке. Проложенная в нём дорога вела к небольшому квадратному портику, украшавшему центральный вход. Боковая дорожка вела в конюшню. При дневном освещении стало ясно, что «Морские утёсы» гораздо больше, чем мне показалось ночью. Я согласился с мнением сержанта о том, что единственный выстрел в закрытой комнате на верхнем этаже, вероятно, не мог быть услышан в огромных нижних крыльях дома, довольно неуклюже пристроенных к его обеим сторонам и сзади.

Я попытался представить, как много лет назад по изгибу этой дороги поднимались громоздкие экипажи, привозившие на праздники к Квалсфордам нарядных гостей из окрестных деревень и поместий. Однако воображение отказывалось служить мне. Несмотря на прелестный парк, застывшее в своей неподвижности поместье вовсе не располагало к каким-либо увеселениям. Я глянул в противоположном направлении и остолбенел. Хотя открывшийся передо мной вид частично загораживали деревья, он производил ошеломляющее впечатление. Отсюда просматривались все окрестности Болот, вплоть до темневшей по ту сторону долины линии холмов. Из верхних этажей дома этот вид должен был быть просто потрясающим.

На юго-востоке, на расстоянии примерно в четверть мили от поместья, на краю утёса стояла полуразрушенная каменная башня, о которой говорила мисс Квалсфорд. Очевидно, именно в ней Эдмунд Квалсфорд предавался своим одиноким размышлениям. Я с любопытством посмотрел в ту сторону, отметив, что вид оттуда наверняка ещё более восхитительный, чем от дома. Эдмунд Квалсфорд был действительно странным человеком, если ему потребовалось прятать свою беспокойную душу в потёмках, между тем как он мог размышлять над своими проблемами днём перед захватывающим дух видом загадочной Страны Болот, лежавшей у его ног.

Было заметно, что башню строили по частям. Из массивного основания торчал тонкий стержень с полуразрушенной верхушкой. Я испытал желание пойти и осмотреть её, а также постоять на краю утёсов и глянуть вниз, на Болота. Я был сбит с толку и названием «Морские утёсы», поскольку поместье стояло на значительном расстоянии от берега. Мне захотелось узнать, действительно ли в недавнем прошлом, во времена римлян, море плескалось у подножия утёсов и только искусственные сооружения не дают ему подниматься столь же высоко при приливах и в наши дни.

Но приглашение в дом заставляло меня торопиться. Я пошёл дальше, пересёк портик и поднял украшенный орнаментом молоток.

Он был вырван из моей руки внезапно открывшейся дверью. Молоденькая служанка, вся в чёрном, присела передо мной в реверансе.

— Я мистер Джонс, — сказал я. — Миссис Квалсфорд просила меня прийти.

Она посторонилась и позволила мне войти.

— Подождите, пожалуйста, там, — произнесла служанка певуче, явно повторяя слова, которым её научили; при этом она указала на открытую дверь. — Я доложу миссис Квалсфорд о вашем приходе.

Я на мгновение задержался, чтобы осмотреться. Дальше по коридору находилась дверь, из которой в прошлый мой приход выглядывала Дорис Фаулер. Вероятно, дверь вела в восточное крыло, где гувернантка жила вместе с Эмелин Квалсфорд. Комната, в которой нашли тело Эдмунда Квалсфорда, как явствовало из показаний, находилась на верхнем этаже. С сожалением я проследовал туда, куда направила меня служанка.

Я оказался в кабинете или библиотеке. Одна стена состояла из шкафов с книгами, украшенными такой же витиеватой буквой «К», как и та, что читала в поезде Эмелин Квалсфорд. В комнате находился камин с резной облицовкой, над ним висело огромное зеркало. Ещё здесь были потёртый ковёр, обшарпанное канапе и письменный стол, в котором даже я мог распознать ценную реликвию из благополучного прошлого Квалсфордов. Выражение Холмса «потускневшая роскошь» было вполне применимо и к описанию интерьера поместья. Я расположился на канапе, но тут же вскочил, потому что в комнате появилась Ларисса Квалсфорд.

Хотя она смотрела на меня спокойно, но выглядела ещё более бледной и взвинченной, чем в первую нашу встречу. Ларисса Квалсфорд была выше меня и очень хороша даже сейчас, после обрушившегося на неё горя. Чёрное платье облегало её фигуру слишком изысканно для траурного наряда. Мистер Вернер расценил бы это как ещё один признак французского влияния, о котором он говорил мне столь неодобрительно. Но на мой взгляд, миссис Квалсфорд казалась вполне естественной; она скорее всего даже не подозревала о том, какое впечатление производила. Сейчас в её чёрных глазах стояла безысходная тоска.

Я подумал: «Муж совершил самоубийство или был убит, и жена превратилась в привидение».

— Вы шли пешком, — с упрёком чуть хрипло проговорила она.

Я кивнул:

— Сегодня прекрасный день, и вокруг так красиво.

— Мне просто жаль, что вы напрасно теряете время, — продолжала Ларисса. — Я хотела сказать вам лишь следующее. «Морские утёсы» принадлежат семье моего мужа более ста лет. Эдмунд родился и вырос здесь. Здесь же родились его дети, и я намерена воспитать их здесь. Я буду бороться насмерть с любым, кто попытается отнять у них наследство. Скажите об этом тем, кто вас нанял. Подумайте над этим, прежде чем вы начнёте нарушать покой убитой горем семьи и перемывать косточки умершему.

Она исчезла прежде, чем я успел открыть рот для ответа.

Вернулась служанка.

— Миссис Квалсфорд приказала заложить для вас двуколку, если вы пожелаете.