Сыщица по амурным делам

– С нашими же мало того что покрытие получается нестойкое, так еще и насыщенность цвета не та, – опять заговорил Багловский.

Вениамин Борисович встал, прошел к столу Тарасова, открыл один ящик, другой, извлек из него несколько гвоздей и вернулся к нам. Даже мы с Аллой Сергеевной невооруженным глазом определили, где использовались американские химикаты, а где – наши.

– Отец уже договорился с американцами? – спросил Рома. – И с вашим знакомым, Вениамин Борисович?

– В том-то и дело, что нет, – Багловский достал из кармана платок и утер им пот со лба.

– Почему? – прищурилась Алла Сергеевна.

– На прошлой неделе поступило новое предложение от питерских химиков, – сообщил Багловский. – И в пятницу Станислав Леонидович ездил к ним на предприятие. Они что-то там усовершенствовали. Но не до конца. Покрытие получилось лучше, чем вначале (мы в понедельник попробовали), но все равно американское гораздо качественнее. Станислав Леонидович сказал им, чтобы работали дальше, и тогда мы будем закупать товар у них.

– А химики остались недовольны, так? – тон Аллы Сергеевны не предвещал ничего хорошего для химиков. – Ведь если бы Стас заключил с ними договор, то они имели бы постоянный сбыт, причем больших партий своего товара?

Багловский кивнул и пояснил, что у «Невы-металл» кончаются запасы. Решение нужно принимать срочно, то есть Тарасов его уже принял и собирался во вторник звонить в США – во второй половине дня, даже ближе к вечеру (из-за разницы во времени – американцы как раз придут на работу), чтобы приятель Вениамина Борисовича закупал для них просроченные и непросроченные химикаты в нужных пропорциях и срочно отправлял в Россию. Но позвонить Тарасов не успел.

– Я, конечно, никого не обвиняю, – затараторил Багловский. – И у меня, как вы понимаете, нет никаких доказательств…

– Кто еще был вместе с ним на переговорах в пятницу? – перебил Багловского Рома.

– Может, Вовка, водитель-телохранитель, – пожал плечами Вениамин Борисович, бросив беглый взгляд на молчавшего Серегу. – Хотя вряд ли он сидел тогда в кабинете… Но это можно легко выяснить. Да и Вовка в химии, как я – в карате…

– Тарасов тоже Менделеевым не был, – заметила Алла Сергеевна. – Институтов не кончал. И ничего – предприятием руководил. Но не будем отвлекаться. Какая у нас еще проблема? Ты, Веня, нам пока об одной поведал.

Вениамин Борисович изобразил на лице вселенскую скорбь и в очередной раз тяжко вздохнул.

– Как я уже упоминал, на самый большой цех претендует одна фирма…

– Что за фирма? – навострила уши Алла Сергеевна.

– Водочный король Владислав Максимов хочет тут устроить автосалон, – сказал Вениамин Борисович.

– Не понял, – произнес Рома.

Я, откровенно признаться, тоже не особо понимала, зачем козе баян, но в наше время встречается много странных вещей, когда, например, прикидываешь, куда идти покупать туфли: в магазин канцтоваров или в булочную, но зато жизнь стала гораздо более интересной и насыщенной, чем в советские времена.

– Он может ухотеться, – молвила Алла Сергеевна. – Главное: он предпринимал какие-нибудь действия? Наезды или что-то в этом роде?

– Во вторник, когда Станислава Леонидовича взорвали, мы ехали обедать с этим водочным королем, – вздохнул Вениамин Борисович.

Я встретилась взглядом с Серегой.

Глава 6

19 марта, пятница

Мы вскоре разошлись, так как на сегодня больше вопросов для обсуждения не имелось. Перед тем как я покинула завод, ко мне подошел Серега и шепнул, что вечерком заглянет ко мне домой. Не выражая бурной радости, я поинтересовалась, с какой целью. Сама могла придумать несколько. Стандецкий задумался на мгновение и заявил, что для обсуждения вопросов, важных для нас всех. Кого он имел в виду под последним местоимением, я уточнять не стала, хотя бы потому, что торопилась в турфирму. Приедет – расскажет, если приедет, конечно. А вообще, я для себя решила, что козе баян, то бишь мне акции гвоздевого завода, совсем ни к чему. Я найду другой способ вложения капитала, причем никоим образом не связанный с Лешкой Афганцем. А Рома… Теперь я практически не сомневалась, что сегодняшние выборы генерального директора были подстроены. Серега (или сам лично, или – что скорее всего – как представитель Алексея Петровича) использовал мальчишку и планирует делать это в дальнейшем. Багловский, несомненно, знающий, что представляет собой компания под руководством Афганца, поет под их дудку, чтобы иметь свой кусок хлеба с жирным слоем масла, оставаясь на той же должности. То есть Афганец с компанией при содействии Багловского собираются делать деньги на этом заводе – как и делали раньше. Все остальные акционеры – лишние.

Тарасов мешал Афганцу? Мог Лешка взорвать Тарасова? Ну, например, чтобы прибрать завод к рукам – если, предположим, Тарасов не соглашался продавать свои акции? С наследничками-то Алексей Петрович быстрее разберется. Хотя Лешка смог бы найти средства давления на кого угодно… В моем случае он, например, угрожал моим родным… Или в случае с Тарасовым – не смог?

Кстати, а ведь убитая вчера Инна Баймакова тоже получила пять процентов акций «Невы-металл»…

Мысли пролетали в голове с поразительной скоростью. Кто-кто, а Лешка с компанией легко могли организовать покушение у нотариальной конторы в центре города. Но возникает вопрос: на кого? На нас всех? Или на Инну, на Аллу Сергеевну и на меня, раз было сделано три выстрела? Инна с Аллой Сергеевной оказались «лишними» наследницами, а тут еще представился шанс заодно избавиться и от моей скромной персоны – не только потому, что я тоже оказалась среди акционеров: я этой компашке и так много крови попортила, а как совладелица «Невы-металл» могу испортить еще больше. Рому же с самого начала планировали оставить в живых… Предположим, пуля вошла ему в плечо случайно. На выходных мне, пожалуй, следует съездить к этому парню и поговорить с ним по душам, чтобы выяснить хоть что-то. Если же его используют втемную (что скорее всего), предупредить его о том, что собою представляют дяди-акционеры.

Так и не придя ни к каким выводам, я примчалась в фирму. Девочки осмотрели меня внимательнейшим образом, не нашли разрывов одежды, новых царапин и синяков и вздохнули с облегчением, затем сообщили, что звонил мой брат и просил перезвонить домой.

– На сотовый, что ли, не мог? – спросила я, ни к кому конкретно не обращаясь. Или это не срочно? Или не хотел быть посланным по известному русскому адресу, что случалось уже неоднократно, потому что Костя имеет тенденцию звонить мне на трубку в самый неподходящий момент.

В общем, я набрала свой домашний и услышала сообщение братца о том, что на мое имя пришло письмо в длинном конверте. Обратного адреса и имени отправителя не указано. Наш адрес написан ровными, аккуратными печатными буквами. Писем на домашний адрес я не получала давно, если не считать предложений поучаствовать в каком-нибудь розыгрыше призов (но там всегда значилась фирма-лохотронщик) или подписаться на какое-нибудь печатное издание, поэтому несколько удивилась.

Я задумалась на мгновение и уточнила у Кости, чем он сейчас занят. Братец промямлил, что он не прочь развеяться, и сам предложил приехать ко мне в офис, потому что ему надоело сидеть дома.

– Валяй, – дала я разрешение, но предупредила, чтобы машину (мои старые «Жигули» шестой модели, гниющие в гараже, правда недавно попользованные – пока я не приобрела новый «Пассат» взамен взорванного) не брал, так как два последних Костиных опыта вождения закончились в автосервисе. Слава богу, хоть башку себе не разбил. – Только оденься прилично, чтобы мне не было за тебя стыдно.

Костя приехал в турфирму в своем выходном пальто с каракулевым воротником, под которым оказался коричневый свитер с желтой полосой на уровне груди. Брюки были тщательно отутюжены. Причина страстного желания оказаться у меня на работе вскоре выяснилась: Костя обещал моей новой девочке-менеджеру, еще не знающей, что мой братец собой представляет, рецепт торта, который я приносила в офис на наше празднование Международного женского дня. Теперь я вспомнила, что она тогда спросила у меня рецепт, а я ответила, что торт пек брат, и предложила ей самой с ним связаться. Вот она и связалась. Костя вручил мне конверт и удалился вместе с девушкой в наш кухонный отсек. Остальные девушки, по всей вероятности ожидавшие моей реакции на их уединение, на время оставили работу, однако заметив, что я никак не реагирую, вернулись к своим занятиям. Я же на всякий случай просмотрела конверт на свет, но заметила внутри лишь лист бумаги. А вообще, после всех покушений я стала проявлять осторожность. Или это уже мнительность?