Муза и генерал

Наталия подошла к Люсе и Гужову, перемешала фигуры на доске.

- К столу, - сказала она.

Отомстила малым.

В полном молчании все сели за стол. Я пыталась расшевелить их, но даже воспоминания о втором классе, когда мы с Люсильдой наперебой, так что нас не могли прогнать со сцены, читали стихи, не нашли отклика. Эти двое, отгороженные шахматным частоколом от внешних раздражителей, были вне зоны досягаемости. И когда мы поняли, что ни Люси, ни Гужова нет с нами, прекратили ломиться в закрытую дверь. Тем более там, за дверью - ни вздоха, ни шороха.

В нашем распоряжении остался Борис. Он был счастлив уже тем, что наконец-то в их доме звучат и другие слова, а не только "мат".

Не помню, после которой рюмки они завелись, но Борис внезапно стал уверять Наташу, что способен расшифровать любую криптограмму.

- Ты знаешь, какой я специалист! - крепкими кулаками терзал свою грудь Борис.

- Как вы, береговые курицы, можете кудахтать о том, в чем и мужик не всегда смыслит? - орал он.

Возможно, я бы оскорбилась, примерив к себе выказанное пренебрежение или отнеся его на наш с Наташкой счет, если бы Борька хоть на время прекратил пялиться на Люську. Странная у него манера полемизировать: направляет словесный удар не по адресу. Судя по рдеющим щекам, Наталия сегодня не в лучшей боевой форме: надела на себя ошейник, поводок отдала Борису, а он и рад таскать ее за собой по лабиринту ругни. Выход же у лабиринта один - там, где и вход. И какой тогда смысл входить, если все равно придется выйти.

Обычно прапорщик Киселева с полуслова даже самые сановитые рты затыкает. Боря же в противовес Наташиной практике по затыканию ртов смолк лишь после того, как она продиктовала ему криптограмму, которую на последнем дежурстве передавала на лодку. Киселева выудила из своей головы беспорядочный набор цифр; мне почему-то запомнились три шестерки, следующие одна за другой. И хотя в мистику, как и в Бога, верю выборочно, по мере надобности, я отметила для себя число дьявола.

Дьявол начал действовать незамедлительно. Для начала он выманил из моего кармана сигареты "Вог". Борис никак не мог найти клочка бумаги в доме. Да разве найдешь, если поиск ограничивается столом, за которым расположились шахматисты? Отойти куда подальше, хотя бы на кухню, Борис категорически отказывался. Пришлось высыпать сигареты из пачки.

- Жертвую.

Я протянула ему пустую белую коробочку с зеленой веткой на лицевой стороне. И действительно жертвовала: мне легче проститься с банкнотой, чем лишить сигареты привлекательной оболочки и тем самым опошлить ритуал курения. Сигареты без пачки, засунутые в карман или беспорядочно валяющиеся в сумке, больше напоминают бычки, нежели символ удовольствия и коммуникабельности.

Не могу удержаться, чтобы не спеть гимн сигарете. Как часто после первого же совместного перекура она становилась мостиком, по которому я шла к незнакомцу. Достаточно выкурить с посторонним сигарету, и он больше не посторонний. Не знаю, объединяет ли добродетель, а вот пороки - определенно. Можно всем коллективом сжевать пуд соли или даже пуд шоколада и не достичь единения, даруемого совместным курением. А какие замечательные беседы и мысли провоцирует она! Держа зажженную сигарету, трудно говорить глупости, словно дым поглощает все мелкое и незначительное. А в конце хочу сказать: не курите, это вредно для здоровья!

На сей криптограмме, записанной Борисом на моей пачке, они и заключили пари: расшифровывает Борька криптограмму - Наташа ставит ему ящик шампанского, не расшифровывает - он ставит ящик шампанского нам, в смысле Наташе. Болея за судьбу нашего ящика, я поинтересовалась:

- Наташка, ты-то сама знаешь, о чем криптограмма?

- Как я могу знать? Я же телеграфистка, а не шифровальщик, это Борис знать обязан, - с истеричными нотками в голосе ответила Наталия.

Судя по ее надлому и Бориной радостной готовности приступить к расшифровке, шампанского нам не видать. Как это пошло поить мужиков шампанским! Я попробовала остановить финансовый крах подруги, я-то завтра улечу, а ей, что, на шампанское работать?

- И как мы проконтролируем результат расшифровки? - спросила я.

- Я сам скажу, - несколько обескураженно сказал Борис.

Очень ему хотелось расшифровать ту криптограмму, и вовсе не ящик шампанского тому причина, просто в жизни капитана Чукина давно не случалось подвига, совершенного на глазах ускользающей жены. Потому и стучал он своими крепкими кулаками, чтобы Люська, оторвавшись от Гужова, хоть краешком глаза взглянула на него, терзаемого ревностью.

Бориса мне жаль, но только отчасти. Что может быть противнее жалкого мужика? Если же он и сам ищет нашего сочувствия, то это еще противнее. Ничего лучшего при разделе женщины, чем мордобой, пока не выдумали. Убога женщина, из-за которой не приключилось ни одного мордобоя. Да и женщина ли она! Конечно, бить старшего по званию, тем более своего командира, нельзя, дальше только трибунал, но иногда - надо.

Все это можно понимать только на трезвую голову, когда молчит сердце и говорит разум. Сон разума пробуждает чудовищ. Если чудовища спят, значит, спит и сердце.

- Нет, нет, пари отменяется! Чукин не может заключать пари и сам же судить. Это не по правилам. Боря, может, ты приведешь кого-нибудь в качестве эксперта? - елейным голосом спросила я, заранее зная, что он не покинет вверенную ему территорию и за цистерну шампанского, пока на ней находится Гужов.

По Наташкиному просветленному лицу - еще бы, ведь отпала забота о ящике шампанского! - я поняла, что свое шампанское я уже заработала.

- Киселева, ты что, забыла о неразглашении военной тайны? У тебя ведь допуск по форме раз к секретным документам! Бумагу о неразглашении подписывали? Чукин, тебя тоже это касается, - вклинился в разговор Гужов, не желавший предоставлять сопернику даже слабого шанса на реабилитацию.

Врезал Борису, не вставая со стула. Жаль, обладатели биноклей не слышали этой фразы. Судя по всему, мы на пороге войны, враги вышли из подполья. Бей, Борька! Я так и не услышала его первого залпа, так и не узнала, каким бы он был: робким, как шелест травы под ногами, или громогласным, как ураган. И был ли бы вообще. Это беспокоило не только меня, но в первую очередь - Люсю, выступившую в качестве подкрепления.

- Я ему верю, - тихо сказала она, та, чье присутствие было столь ненавязчивым, что мы забыли о ней.

Я понимаю Люсю, я бы сама никогда не сдалась без боя. Это просто тактически неграмотно. Если не верите, то примите просто как аксиому: женщина завоеванная ценится намного выше женщины, подаренной от всего сердца.

- Я верю Борису, он честный, - повторила она.

Все наши возражения потеряли смысл, так уж сложилось, но сегодня самую большую паузу держала Люся Чукина. Вдохновленный ее поддержкой, Борис подошел к Гужову, с размаху треснул по плечу.

- Ну что, командир, врежем по криптограмме?

Конечно, кисло подумала я в предчувствиях, омраченных судьбой шампанского: при таком подкреплении нехило замахнуться и на самое святое, что только есть в армии - на субординацию.

- Любопытно, что он с ней делает? - шептала Наташа.

- Наверное, на зуб пробует, - шептала я.

Мы, словно кот Базилио и лиса Алиса, толклись под дверью на кухню, за которой Борис уединился с криптограммой.

- Бориска, мы есть хотим, - шипела я в замочную скважину.

- Бориска, мы пить хотим, - шипела Наташка, когда я уступала ей место.

Во-первых, нам некуда было податься, в комнате жаждали счастья и единения Гужов и Чукина, во-вторых, нам была интересна кухня дешифровки. Что ни говори, а иметь ключ к тайне совсем не вредно. Видимо, наше шипение, миновав дырку для ключа, достигло Борькиных ушей. Дверь распахнулась; загораживая вид на кухонное пространство, в проеме появился Борис. Но я все-таки успеваю разглядеть за его спиной включенный монитор компьютера, перфокарты, раскиданные на столе.