Ловушка для ангела. Тайны дома на Берсеневской набережной

– Что ж там за роскошь такая была? – недоверчиво переспросил Серебряков.

– А ты только представь: квартиры площадью 100–170 квадратных метров. Мебель из кожи да мореного дуба. Кухни, правда, небольшие были, но это потому, что партийная элита дома и не готовила. Дети питались в детском саду, матери – в столовой, отцы – в кремлёвском буфете. Причём, всё было в самом доме – и детский сад, и ясли. Здесь же были и развлечения, в виде кинотеатра по полторы тысячи мест. Был ещё клуб ВЦИК, и спортивный зал, и универмаг, и амбулатория, и прачечная, и сберкасса, и почта. Была библиотека, поликлиника, продуктовый магазин, и даже солярий. Ясли и детский сад находились на крыше здания. А в верхней части дома были террасы, просторные обзорные площадки. В подвалах находилось огромное, в 2–3 этажа бомбоубежище. Мусорные отходы из дома собирал целый штат мусорщиков, с железными баками за плечами. Сжигали этот мусор в специальных подвальных печах. В наше время с такими инновациями строят элитные дома для миллионеров, к примеру, в Майами, чтоб жильцы получали все услуги, не выходя из дому – тут тебе и спортзал, и бассейн, и кинотеатр, и ресторан. А наши до этого ещё в первой половине XX века додумались.

Так вот, в столовой всем жильцам положены были бесплатные готовые обеды и сухие пайки. Так что никто в доме не готовил. А мебель вся была не только элитной, но и унифицированной. Каждый стул, стол, буфет имели бирки инвентарных номеров. Жильцы, въезжая, подписывали приёмочный акт, а в нем всё учитывалось, вплоть до дубовых крышек от унитаза. А рамы на окнах были дубовыми.

В общем, дом этот был словно Остров Солнца, высившийся среди бараков, переулков, населённых разной шпаной. Другого такого дома во всей России не видали. Ванны, туалеты, холодная и горячая вода круглый год – невиданная в те времена роскошь, – лифты. Пока Дом строили, рабочие девчонок на лифтах катали как на аттракционе.

Вечером, бывало, ставишь вечером на кухне в мусоропровод ведро с мусором, а ночью на грузовом лифте приедут, заберут и чистое поставят. В кинотеатре можно было отдохнуть после рабочего дня. Перед сеансом играл джаз-оркестр и гавайская гитара да ещё и напитки с печеньем подавали бесплатно: «Марсалин», «Какао-шуа», печенье «Пти-фур».

Правда и странностей было немало. К примеру, что-то из дома взять, там, книгу, допустим, можно было только с разрешения хозяина дома. Блокноты с бланками пропусков выдавала комендатура.

В общем, дом был огромен, словно целый город, и жил он какой-то своей, совершенно отдельной жизнью. Во внутренних дворах были разбиты газоны, били фонтаны. Это был самый большой и самый богатый дом в Европе. И, пожалуй, один из самых кровавых в истории человечества…

Глава 18. Непризнанный гений

Серебряков не поверил своим глазам. Прямо перед ним остановился новый блестящий на солнце джип и из него появился тот самый мальчишка-рокер, племянник убитой тёти Клавы, который непонятно с чего несколько недель назад сбежал от них, выпрыгнув в окно. Но сейчас парня было не узнать. Он был с иголочки одет в красивый чёрный и явно не дешевый смокинг и входил в двери одного из самых модных и дорогих ресторанов Москвы.

– Никак банк ограбил?.. – подумалось Серебрякову, который немедленно ринулся вслед за Артёмом.

Швейцар на входе попытался было остановить капитана за неподходящий дресс-код, но немедленно стушевался после того как Серебряков показал своё полицейское удостоверение.

Когда Владимир подсел за столик к Артёму, которому официант уже успел принести заказанные блюда, тот даже не вздрогнул.

– Попробуешь дёрнуться, буду стрелять, – предупредил Серебряков.

– Да я и не собираюсь «дёргаться», – видите же, – обедаю, – насмешливо заметил Артём.

– Хм, – недоверчиво хмыкнул Серебряков, – а что ж ты от нас тогда так резво сбежал? Даже в окно выпрыгнул!

– Да растерялся слегка, – по-мальчишечьи улыбнулся Артём, – всё же полиция не каждый день навещает.

– Ну, рассказывай, – приказал Владимир. – В каких отношениях был с убитой тётей Клавой, есть ли алиби на время её убийства?

– Да вы что, – удивлённо воскликнул паренёк, – меня что ли в убийстве подозреваете?!

– Ну а почему бы и нет? У неё была неплохая квартира, завещанная тебе. Налицо корыстный мотив.

– Да нужна она мне, её квартира! – возмутился Артём. – Тётя Клава мне как мать была, понимаешь? Мы любили друг друга, общались. Она меня всё откормить пыталась. А стоило мне заболеть, так день и ночь возле меня сидела. Роднее матери была!

– Ну, – смутился Серебряков, – так-то оно так, но всё же квартира…

– Да я таких квартир сам могу купить и раздавать пачками, – снова возмутился Артём. Я зарабатываю и очень неплохо. Поэтому никаких корыстных мотивов у меня быть не может!

– И на чем же можно столько зарабатывать? – поразился Серебряков.

– Я вполне успешный биржевый брокер. Чувствую колебания валют, – понимаете? Да и учителя были хорошие. Так что, уже успел и денег скопить, и инвестировать кое-куда. В общем, материальных проблем не испытываю. Вы не смотрите, что застали меня в этой бомжацкой берлоге – это я снимаю, чтобы с группой там играть – увлекаюсь музыкой – вот там мы и тренируемся.

Да и алиби у меня есть. В тот вечер я ужинал с девушкой в этом вот ресторане. Это и хозяин может подтвердить. Я ещё потом заигрался в бильярд, так что ушёл под утро.

– Ну, если ещё и хозяин подтвердит… – обрадованно заметил Владимир, – то всё в порядке. Он и сам был несказанно рад, что паренёк здесь не причём, а то очень уж грустная бы получилась история.

Глава 19. Когда земля уходит из-под ног

Москва, полгода назад.

Сегодня звёзды светили среди белого дня. Мария их отчётливо видела – большие, яркие, серебряные, они тянули к ней алмазные переливающиеся нити, сплетая сетку, в которой так и хотелось взлететь под облака. А ещё ветер, который оплетал её тугим коконом, и было так тепло и уютно, и хотелось раскачиваться, словно лёгкому невесомому листочку. И запах свежести, исходивший от зелёной травы, от листвы деревьев, окруживших её в этом лесу и укрывших от всего мира.

Мария не удивлялась этой свежести чувств, ведь рядом был Он – волшебник, расцветивший её мир радужными красками.

– А ты знаешь, в том фильме я выполнил все каскадёрские трюки сам. Было немного страшно, но ради адреналина стоило на это пойти…

– Да, и мне тоже приходилось на фотосъёмках, но только я от этих трюков никакого удовольствия не испытывала. Экстрим – не мой конёк.

Они говорили и говорили, наперебой, ни о чём и обо всём, торопясь высказать свои мысли, мнения, всё, что успел накопить их жизненный опыт. Ведь каждый знал, что другой всё поймёт и примет, и ни за что не осудит, и ничем не затмить того чувства принятия и восхищения, что они вызывали друг у друга.

Мария не узнавала сама себя. До сих пор все её мысли были только о Глебе – о властном, таком непростом, да ещё и женатом Глебе. Мужчине, с которым у Марии не было никаких перспектив, но который так глубоко вошёл в её мысли и её сердце. А сейчас Маше вдруг захотелось, чтобы этот высокий, стройный, ослепительно красивый мужчина, с яркими синими глазами решился и обнял её, что она стала молить об этом вселенную. Ну, когда же, когда он решится, и она ощутит всем телом ту силу и доброту, которая исходила от него. А Александр всё говорил и говорил. Он говорил массу весёлых и интересных вещей – рассказывал анекдоты о своей сценической жизни, интересные истории и различную полезную информацию о творчестве актёров, режиссёров, продюсеров – о том мире, в котором жил.

А Маша слушала его и молчала о том, что женщина никогда в первые дни знакомства не решится произнести вслух – чтоб обнял, погладил, приласкал…

И вдруг, прерывая Машины любовные мечты, земля разверзлась и куда-то ушла из-под ног. И девушка, вместо того, чтобы взлететь, на что, как ей казалось, она ещё секунду назад была способна, полетела куда-то вниз. Её падение длилось так долго, что ей показалось, что под ней разверзлась сама преисподняя. А она всё катилась и катилась, набивая синяки, обдирая руки и оставляя прорехи на своём лёгком платье. И, наконец, замерла неподвижно, глядя широко открытыми глазами на белые облака, молочным туманом клубившиеся в далёком небе.