Не все мы умрем

На грязной трубе было отчетливо видно, как по ней елозила веревка. Но не только у основания. Выше, у следующего выступа, такой же след.

— Может, спасатели сначала вверху закрепили, а потом решили трос перебросить пониже? — предположил Михаил, на что капитан ему резонно возразил:

— Если бы трос опускали, то было бы заметно, как он съезжал. Смотрите, какая грязь. Ан нет! След внизу и след вверху. Крепили и тут и там. Значит, спускались не только спасатели.

— Пожалуй, так и есть. Уходим.

У квартиры Мокрухтина стоял милиционер, посторонившийся при виде капитана Завадского. В комнате, где обнаружили труп, ползали эксперты, в прямом смысле ползали, метр за метром обшаривая комнату.

— Проникновение неизвестно откуда, — сказал один из них. — Ножек нет, ручек тоже. И такое впечатление, что не только полы, но и мебель протирали.

— Скорее всего влезли через балкон. Посмотрите внимательно там, — дал указание следователь прокуратуры.

Эксперт, мужчина лет пятидесяти, с трудом поднялся с колен и возразил:

— Какой балкон? Окна все закрыты. Если бы через окно, пришлось вырезать стекло, — и он показал на балкон, — а стекла целы во всех помещениях квартиры.

— Чертовщина! — брякнул капитан и затеребил мочку правого уха, раздумывая. У Михаила создалось такое впечатление, что он трогает серьгу в ухе. Так женщины иногда делают, когда нервничают, словно проверяют, на месте ли она. У Завадского серьги, естественно, не было, но условный рефлекс был. Пират! — некстати пронеслось в голове Михаила. Если еще черную повязку на один глаз, волосы подлиннее да кинжал за пояс — точно пират с Барбадоса.

Михаил Анатольевич в свободное время читал только про пиратов, черную работорговлю, гонки чайных клиперов и разные географические открытия — в общем, про все, что под парусами. Никакие триллеры, детективы, фантастика его не интересовали. Политика, эзотерика, философия — боже упаси! А вот окунешься в теплые воды Карибского моря — и ты не ты, не мягкий обходительный муж, а кровожадный буканьер с несколькими ножами на кожаном ремне и короткой саблей. Почему он потащился на чердак, на крышу? Потому что Мартиника, Тортуга, Сан-Доминго, Ямайка спать не дают, в спину подталкивают. Но главная причина не в этом. И Михаил Анатольевич это хорошо осознавал. Женя ему сказала, что он долго думает и не способен к действию. Вот он и начал действовать.

— Сергей Берндгардович, — позвал капитана Смолянинов, по слогам выговаривая его отчество.

Капитан Завадский кончил терзать ухо и уставился на следователя.

— Не зовите меня Берндгардович, а то мне сразу же хочется совершить какое-нибудь выдающееся открытие. Сергей, капитан, Завадский — как угодно на ваш выбор, только не Бер-гар-дыч, — передразнил он свое отчество. — Быррр! — И засмеялся. — Какой я немец? Немецкого, кроме отчества, ничего и не осталось. Пью водку, ругаюсь трехэтажным матом, если доведут, сосиски с пивом терпеть не могу и по-немецки ни черта не понимаю.

— Сергей, кто следующий? — спросил Михаил.

— Давайте по порядку.

Они вновь поднялись на пятый этаж. Квартира № 39. Тоже над Мокрухтиным. Звонок. Послышались шаги, быстрые и легкие. Дверь открылась без всяких вопросов: кто? Работников правоохранительной системы бесстыдно разглядывало юное существо, стриженное почти наголо. Короткий мягкий пушок на голове.

«Лет шестнадцать, — прикинул Михаил, — а может, пятнадцать. Кто их теперь разберет? Босиком, шорты, из шорт тонкие ножки торчат, майка, под майкой, как теперь водится, ничего (в смысле одежды), а все равно не разберешь, парень или девушка».

Завадский тоже, видно, засомневался и полез в карман джинсов за записной книжкой.

Смолянинов подумал: «А все-таки немец. Аккуратист. Мне в голову не придет всех жильцов в книжку записывать. На разных листочках — еще куда ни шло. Но чтобы найти в соответствующий момент — ни боже мой!»

— Здравствуйте, Юля! — Завадский нашел нужную страничку.

— Привет!

— А родители дома?

— Не-а.

— Мы со следователем прокуратуры хотели бы задать тебе несколько вопросов.

— Задавайте, — разрешила девушка, засунув руки в карманы шорт. В следующую минуту она развернулась и пошла в глубь квартиры. — На кухню, — скомандовала Юля через плечо, — направо.

Мужчины переглянулись и двинулись за ней.

— А ты не боишься вот так запросто открывать дверь? — спросил Завадский. — В глазок не посмотрела, не спросила: кто? Взрослых дома нет. Спокойно приглашаешь двух мужчин в квартиру, а вдруг…

— Что — вдруг? — Юля уселась на табуретку, положила ногу на ногу, и в глазах ее застыло выражение превосходства над двумя недочеловеками. — Что — вдруг? Обкрадете, что ли? Что тут красть-то? — Она обвела рукой кухню.

В кухне размером метров восемь стояли маленький советский холодильник «Саратов», который натужно гудел, массивный буфет, обклеенный клеенкой в мелкий цветочек, обеденный полированный стол, три стула, на стене над мойкой висела сушка для посуды — вот, собственно, и все.

— Украдут? Это не самое страшное. — Сергей развернул стул к девушке и сел.

— Изнасилуют, что ли? — И она, как показалось Михаилу, выжидательно посмотрела на капитана. — Изнасилование — это секс без согласия одной из сторон.

Надо было так понимать, что согласие с ее стороны последует незамедлительно.

— И как вы такие получаетесь?! — не удержался Завадский.

— Как все остальные, от папы с мамой, — просветила недогадливого капитана девушка Юля.

— А где сейчас папа с мамой? — перевел разговор в безопасное русло Михаил.

— Вкалывают.

— Где вкалывают?

Она пожала плечами:

— А я почем знаю.

— Но место работы ведь как-то называется?

Юля задумалась, нахмурила лобик:

— Не знаю. Они люка отковыривают.

И капитан и следователь соображали: что бы это могло значить? На ум ничего не приходило. Цветные металлы, может, воруют? Михаил перестал думать над сложным идиоматическим выражением, а сосредоточился на том, что у него дочь — золото, и не только по части лексикона, но и во всех других отношениях тоже.

От досады, что не может расшифровать своеобразное словосочетание, Завадский вскочил со стула и бросился к окну — вдохнуть свежего воздуха.

Девушка Юля вскочила вслед за ним. Глянув в окно, она радостно завопила:

— Вон! — и показала на желтую с красными продольными полосами машину аварийной службы Мосводопровода.

Двое мужчин в оранжевых куртках-безрукавках ломом пытались поднять крышку канализационного люка.

— У тебя родители в Мосводопроводе работают? — нашелся капитан.

— Ну а я что говорю.

— А что ты будешь делать, когда школу кончишь?

— Я? — Юля удивилась чрезвычайной непонятливости капитана, вначале ей даже понравившегося. — Моделью буду. Не люка же отковыривать!

— Люки, — поправил девушку Михаил, а потом сообразил, что не прав. Люки открывают, а если уж «отковыривают», то подходит все-таки «люка». Но вслух свои соображения не высказал. Постеснялся.

— Гмм! — прочистил горло опер. — Чтобы моделью стать, надо хотя бы с людьми научиться разговаривать.

— Зачем? — неподдельно удивилось юное создание. — Там говорить не надо — ходи!

Смолянинов про себя усмехнулся: «А ведь, в сущности, она права. Ходить как пава по подиуму, намыливать голову шампунем и на виду у всех пользоваться тампонами «тампакс» ума не требуется. Да и слов тоже».

— А скажи нам, Юля, слышала ли ты в последнее время по ночам топот над вашей квартирой? — спросил следователь.

— Над нами чердак.

— Значит, не слышала? — уточнил Михаил.

— Не-а.

— Может быть, твои родители что-нибудь слышали? Они не говорили?

Юля посмотрела на следователя, как на полоумного:

— Да если наш подъезд взорвут — они не услышат!

— Такой крепкий сон?

— Как в морге.

Мужчины переглянулись.

— А в день убийства?

— Не-а.

— А убитого Мокрухтина ты знала?