Если женщина хочет

Валерий обещание почти сдержал. Он не донимал Ольгу ежедневно, зато отводил душу по субботам перед выдачей денег, и Ольга вынуждена была терпеть, поскольку и на дискотеку хотелось, и на самые модные сапожки скопить.

После замужества падчерицы Валерий посчитал, что его воспитательная миссия закончилась, и на Ольгу больше вообще не обращал внимания. Ольга услышала из ванной, как мама на кухне попросила Валеру быть аккуратнее с дочерью, а он ей ответил, что надо или к врачу идти, или с ремонтом помогать людям, вырастившим ее на своем горбу.

Лень было выходить, а то Ольга бы напомнила Валере, что зарплата у него раньше была немногим больше отцовских алиментов. Но она по опыту знала, что вступать в пререкания с Валерой — дело неблагодарное и безнадежное. Не меньше полутора часов общих фраз, апелляций к совести, перечислений своих заслуг и ошибок собеседника за последние десять лет…

Ольга решила: себе дороже, уж лучше посидеть в скверике.

Олег. Людмила. Рынок

На сегодня Олег запланировал посетить Эсфирь Иосифовну, Усмана, следственный отдел и племянника Петю. Женщинам он наказал оставаться дома.

Елена не возражала, а Людмила сразу воспротивилась. Олег нудным голосом пытался ее вразумить, она даже согласно кивала в ответ, но в одном была непреклонна: к Усману они поедут вдвоем. Тут же выяснилось, что никто не знает, где он в данный момент проживает.

Елена, позевывая, припомнила несколько квартир, гостиничный номер и даже деревенский дом, но точно сказать, кто конкретно жил на данных жилплощадях из чеченской диаспоры, ни она, ни сами чеченцы не смогли бы. Для чистоты эксперимента решено было проехать на рынок и там узнать адрес Усмана. Ведь связывается как-то с ним руководство рынка, когда возникают неприятности или срочно требуется срубить взятку.

Елена сонно проводила «следаков», пожелала им успехов в охоте.

На рынке гомонили сотни продавцов и тысячи покупателей. «Дурдом на выезде» — обозвала происходящее Людмила и, поймав крутящегося перед ней молодого продавца, рекламирующего «маечку с ажурной вставочкой», строго спросила, где тут дирекция. Продавец на вопрос не ответил, но почему-то сбавил цену на полтинник.

Олег, понимая, насколько авторитетно и чиновно выглядит Людмила, и боясь сердечного приступа у кого-либо из продавцов, потянул свою спутницу за локоть в сторону одноэтажного строения, смутно напоминавшего то, что в советские времена обозначалось буквами «М» и «Ж» на местных картах. Здание выглядело обломком ушедшей эпохи — такого уже лет двадцать не строили даже в провинции.

Дирекция располагалась сразу за комнатами отдыха охранников (они же «побиралы» аренды). На месте секретарши сидела дебелая тетка лет сорока и лениво переругивалась с плохо одетым пареньком за соседним столом. При ближайшем рассмотрении «тетке» оказалось всего тридцать, зато парнишка с зализанными на прямой пробор волосами с проседью тянул на сороковник. Людмилу поразили его ботинки. Ей казалось, что это пыточное средство фабрики «Скороход» перестали выпускать лет тридцать назад. «Парнишка» поджал ноги подальше под стул, на вошедших посмотрел недружелюбно.

Секретарша зато улыбалась во все оставшиеся зубы.

— Вы насчет мест? Так лучше сразу к охранникам. Они и поставят, и правила объяснят.

Олег Данилович, к удивлению Людмилы, приосанился, подтянулся, заиграл глазами и даже сделал какое-то легкое приветственное движение рукой в сторону пышнотелой девушки.

— Работать под вашим руководством было бы праздником! Но мы по делу. Знакомца нашего ищем, Усмана. Второй день ко мне носа не кажет, а у меня дело к нему срочное.

Улыбка у девушки сузилась в два раза, но весеннее настроение не изменилось.

— Дак откуда ж я знаю, где он? Усман заезжает не каждый день, да и то на полчасика, от силы на час.

— А адреса его здешнего у вас нету?

Секретарша даже засмеялась.

— Да вы что, мужчина! Если мне какой из этих джигитов адрес свой продиктует, считай, славу я на весь рынок заработала.

Людмила скромно стояла в сторонке, у вешалки с единственной курткой детского размера, но взрослой заношенности. Сорокалетний «паренек» слушал разговор, не поднимая головы от бумаг. При имени «Усман» его тонкая шея в угрях дернулась, но лица он не поднял.

Олег Данилович и дальше продолжал шутить с перекрашенной, трясущейся от смеха, как белесое желе, секретаршей. Она посоветовала обратиться в ряды цветочников или оптовых продавцов шуб за справкой. Олег чуть ли не поклон ей отвесил в тесной секретарской и ручку чмокнул. Людмила выдержала и это.

На улице она тормознула разбежавшегося Олега:

— Подожди. Там ханурик напротив твоей дамы сердца сидел. Он знает, где Усман живет.

— С чего ты взяла?

— Вот посмотришь. Иди спроси у него зажигалку или еще что-нибудь мужское и приведи сюда.

— Презерватив, что ли, у него одолжить?

— Да, Олежек, общение с рыночными девушками очень влияет на твои умственные…

— Я понял. Иду.

Через минуту ханурик курил Олеговы сигареты на крыльце дирекции, изо всех сил строя из себя важную птицу.

— Знаю, где Усман проживает, так ведь, Олег Данилович, за так и прыщ не вскочит.

Олег не помнил, чтобы он представлялся в секретарской по имени и отчеству, взглянул на собеседника внимательнее и вспомнил:

— Женька. Трипанов. Не узнал тебя. Какими судьбами ты здесь себе работу нашел? Теплое местечко, да еще напротив такой королевы.

— Эта королева сидит за своим столом совсем для других целей: обслуживает директора и его двух замов, а всю секретарскую работу веду я.

Людмиле стало тоскливо. Не нравился ей этот недомерок, от него шла волна зависти и злобы. Но на Людмилу и Олега Даниловича Женя смотрел вполне благожелательно. Как же, к нему с просьбой обращаются, зависят от него. Приятно…

— В начале этого года, Олег Данилович, я мамке в кафе вон в том, — Женя махнул за ряды полосатых торговых палаток, — помогал полы мыть. Рынок день рождения директора справлял. Перепили, естественно. Начали столы крушить, на меня один уронили да еще наступили сверху.

Олег слушал с серьезным и сочувствующим видом. Людмила еле сдерживала смех.

— Я утром по мамкиному совету в травмопункт пошел, справку о нанесении мне телесных повреждений взял. И в милицию. Вызов ночью на разгром кафе в местном отделении был, мое заявление тоже к делу пришпилили. Утром я заявление подал, а вечером ко мне сам Степан Владимирович приехал, директор. Посоветовал заявление забрать и к нему в понедельник для разговора о работе подойти. Я подошел. Мамке за идею в прошлом месяце разрешил кошку завести.

Людмила не выдержала, плечи ее затряслись от смеха. Она отвернулась и стала сбивать капающие сосульки на деревянных перилах крыльца.

У Олега Даниловича выдержки оказалось побольше. Он пожал Жене руку.

— Молодец. Не растерялся. А сколько ты хочешь за адрес Усмана?

— Вы к нему как милиционер или как покупатель пойдете?

— По службе. Есть пара неприятных вопросов.

При слове «неприятных» лицо Жени пошло мелкими морщинами радости.

— Тогда я вам бесплатно скажу.

Он достал из кармана засаленной болоньевой курточки новый блокнот с яркой ручкой, подробно и очень толково нарисовал план пригорода, крестиком отметил частный дом, который снимал Усман. Олег еще раз с благодарностью потряс Жене руку. Тот охотно ответил на рукопожатие и скромно добавил:

— У меня и компрометирующий матерьялец на него есть…

— Пока не надо. — Олег убрал руку.

— Знаешь, почему он Усмана сдать хочет? — спросил Олег Людмилу, останавливаясь за чертой рынка.

— Из зависти.

— Из ненависти, Люда, из ненависти. Женечка этот в свое время папашку родного отравил. Хотели ему дать по максимуму, но мама его, женщина нищая, но въедливая и ядовитая, его на обследование в психушку положила. Женечка там целый месяц рассказывал, как он отца и всех ненавидит. Пять лет его там выдержали. Вернулся и почти десять лет не мог на нормальную работу устроиться. Его из жалости возьмут, а он через месяц такие сплетни пускает… Вот и выгоняют отовсюду.