Смертоносная чаша

стоял передо мной в широкой грязной рубахе, рваных джинсах и скалился кривыми зубами.

– О, какой сюрприз! Сам Задоров! – прошмякал он тонким голосом: у Вени к тому же была ужасная дикция, он имел дурную привычку глотать буквы и слова, что нисколечко не мешало ему сниматься в киношках.

– Привет, – сухо ответил я. – К тебе можно?

Он широко распахнул дверь.

– Безусловно! Ты даже кстати! Сегодня я прочту тебе новый шедевр! Сочинил ночью. Ты будешь в отпаде! Ей-Богу! Все торчали!

Все – это друзья Вени, которых я тоже имел честь лицезреть в захламленной комнате. Их было человек пять-шесть, и все лежали на полу, видимо, только продрав глаза, и таращились на меня непонимающе. До них не могло дойти, как можно подняться в такую рань и притащиться в гости. Честно говоря, скопление такого количества людей меня мало обрадовало, но выбора не было.

– О Задоров, – пропищала какая-то полуобнаженная девица, по-моему, подружка Вени. Стриженая, костлявая, с абсолютно незапоминающейся внешностью, она стоила Апохалова и была такой же дешевенькой актрисочкой с томным взглядом, в котором навеки застыла полная пустота.

Я не выдержал: приблизился к ней и целомудренно прикрыл голые плечи простынью не первой свежести до самого подбородка. Это был своеобразный вызов, и мне он был не нужен.

– А ты изменился, Задоров, – сощурил свои маленькие глазки Веня. – Недаром ты теперь нигде не снимаешься. Для таких, как ты, нет места под нашим горячим солнцем.

Девица пошленько хихикнула и пропищала:

– Ой, какой мальчик! Сама невинность! Милый, гении невинными не бывают.

«Скорее, они не бывают идиотами», – подумал я. Мне захотелось плюнуть и уйти, но я не имел права, поэтому молча стоял и выслушивал этот бред, пока не принял мудрого решения – пойти на перемирие, – и спокойно, почти дружелюбно произнес:

– У меня к тебе дело, Веня.

Веня страшно обрадовался, что к нему утром приходят по делу. Он в очередной раз почувствовал свою значимость и даже важно пригладил свои пакли ладонью, приняв, насколько это возможно, умный вид.

– Я тебя слушаю, Ник. – Он понизил писклявый голос.

Только было я собрался открыть рот, как он решил не упустить случая доказать мне, что он действительно гений. Я знал, что в глубине души он побаивается меня и немного уважает. Он понимал, что я вижу его насквозь, и всегда передо мной старался набить себе цену.

– Погоди, Ник, я хочу прочитать тебе свое произведение. Ты пойми, это крайне важно. Я мучался над ним. После многих бессонных ночей ко мне пришло озарение. Я думал, для чего мы живем. Наше существование… Оно бессмысленно и неверно. Хаотично и безнравственно. Но где-то далеко-далеко есть она – правда…

Я был приговорен и приготовился слушать.

Веня, как и подобает оригинальной личности, уселся на пол, скрестив по-турецки ноги, закурил и, выдохнув дым в потолок, выдержал паузу. И только потом принялся за чтение очередного шедевра. Насколько я понял, это называлось стихотворением. Правда, без рифмы и ритма. Оно было