Тайна черной жемчужины

Доктор Коровкин чувствовал себя совершенно разбитым. Он принял ванну, побрился, без аппетита позавтракал жаренными в кляре снетками и картофельной запеканкой. Пытался еще несколько раз связаться с Вирховым. Потом позвонил в ресторан «Фортуна», ругая себя, что не догадался сделать это вчера. Тоже безрезультатно. Очевидно, в конторке никого не было. Полина Тихоновна смотрела на него сочувственно:

– Телефон и создан для того, чтобы раздражать развинченные нервы.

У нее самой под глазами были явственно видны синие круги.

Они едва дождались момента, когда в почтовом ящике появится утренняя газета, и с облегчением вздохнули, не обнаружив имени Брунгильды в полицейской хронике. Убитой в ресторане «Фортуна» оказалась какая-то г-жа Ляшко.

Воскреснувший духом доктор сообщил милой тетушке, что отправляется на заседание криминалистов. Она поджала губы, и Клим Кириллович понял – она осуждает его, удивляется его бессердечности! Какие доклады, когда надо искать Брунгильду!

Но доктор Коровкин пошел не на Международный конгресс, а в Румянцевский сквер. И вот теперь он кружил около серого гранитного обелиска, с нетерпением ожидая наступления полудня. С двадцатипятиметровой высоты памятника «Румянцева победам» на него надменно взирал золоченый орел с распростертыми крыльями.

В сквере было тихо и немного грустно – запах лиственного тления, едва заметный, но острый, как муравьиная кислота, щекотал ноздри.

Мария Николаевна Муромцева появилась в саду в назначенное время. Наблюдая за ее приближением, доктор расстегнул пальто, из кармана жилета вынул вороненой стали часы на золотой цепочке и выразительно посмотрел на них и на девушку.

– Так-то вы изволите заниматься на курсах, – строго произнес он вместо приветствия, чтобы дать понять девушке, как он недоволен навязанной ему тайной встречей.

– Извините меня, милый Клим Кириллович. – Подойдя к доктору, Мура встала перед ним и потупила взор. Она выглядела уставшей и растерянной.

– Что все это значит? – спросил доктор Коровкин, оглядывая ее с ног до головы. – Есть ли какие-то новости?

– Новостей нет, – тяжело вздохнула Мура, – но мне нужна ваша помощь. Никому, кроме вас, довериться не могу.

– Что вы имеете в виду? – подозрительно осведомился доктор.

– Я все вам объясню, – заторопилась Мура, – только присядем на скамейку. А то у меня ноги дрожат. Я всю ночь не спала.

Они отыскали взглядом чугунную ажурную скамейку и направились к ней. Секунду поколебавшись, доктор поддержал девушку под руку. Она взглянула на него с благодарностью, но промолчала. Оба сели.

После небольшой паузы доктор решил начать сам:

– Мария Николаевна, как себя чувствуют ваши родители?

– Неважно, – потупилась девушка. – Папа нервничает, мама плачет.

– Мы с Полиной Тихоновной тоже всю ночь промучались, – признался доктор – Так что же вы, Мария Николаевна, желаете мне сообщить?

– Не знаю, право, как и начать. – Мура упорно отводила взгляд в сторону.

– Начинайте с существа дела, – потребовал доктор. – Вы хотите что-то сообщить о Брунгильде?

– Да, но, Клим Кириллович, боюсь, что вам это будет неприятно.

– Не беспокойтесь, – мотнул головой доктор, – переживу. Была бы польза. Что вы знаете?

– Я... я... я думаю, она влюбилась, – промямлила, покраснев, Мура. – Понимаете? С первого взгляда. По-настоящему.

– И кто же этот счастливчик? – криво улыбнулся доктор.

– Не смейтесь, милый Клим Кириллович. Я думаю, ее настигла роковая любовь. Помните, она вчера говорила про торт, который ел папа?

– Что именно?

– Что-то вроде того, что он, как колдун, съел безобразную кремовую голову, чтобы она, Брунгильда, голову не потеряла.

– Припоминаю, – подтвердил доктор, – она шутила.

– Нет! – воскликнула Мура, – Она действительно потеряла голову! Она влюбилась!

Брунгильда? – Они с профессором тоже не исключали вчера такой возможности. Бог знает что! – Какие у вас доказательства?

– Ботики!

В серых глазах доктора промелькнул испуг: старшая дочь профессора пропала, младшая повредилась в уме.

– Эта безумная любовь – взаимна, – убеждала его Мура. – Знаете, как у Ромео и Джульетты. Помните, у Шекспира?

– Смутно, – признался а смятении доктор. – А при чем Шекспир и ботики"?

Пока Мура рассказывала ему романтическую историю любви с первого взгляда Брунгильды и молодого Тугарина, Клим Кириллович несколько пришел в себя: Мария Николаевна не производила впечатления сумасшедшей.

– Значит, его зовут Глеб, – чуть помолчав, печально сказал доктор, – и он действительно так красив?

– Не знаю, – огорченно вздохнула Мура, – мне он не показался неотразимым. Мне больше нравятся люди, похожие на вас. То есть вашего типа.

– Да? – Клим Кириллович не замечал, что он уже давно рассеянно покусывает собственную губу. – Ваш отец не воспринял всерьез этого молодого человека.

– Папа уже стар! – возразила Мура. – Он забыл, что такое любовь. А безумную любовь – и не знал, наверное, никогда.

– Вы уверены? – усмехнулся доктор. Мура смутилась.

– Итак, допустим, Брунгильда влюблена. В прекрасного юношу Глеба. Вы думаете, что они вместе бежали? Куда и почему?

– Она могла бежать только с Глебом. Куда – неважно. А почему? Или по желанию господина Тугарина, или Брунгильда боялась, что отец не одобрит ее выбор. В любом случае он не разрешил бы ей выйти замуж за малознакомого человека.

– Итак, они бежали. Надеюсь, они будут счастливы.

Доктор почти не чувствовал себя уязвленным. Да и любил ли он когда-нибудь Брунгильду по-настоящему? Сейчас он этого не знал.

– Теперь вы понимаете, о чем я хочу вас попросить? – напомнила о себе Мура.

– Не вполне, – очнулся доктор и выпрямился. – В чем состоит ваша просьба?

– Я хочу, чтобы вы пошли на квартиру к Глебу Тугарину!

– И зачем? – Брови доктора поползли вверх.

– Если мои подозрения правильны, то либо они оба там, либо их обоих там нет, – объяснила Мура.

Доктор смотрел на нее остановившимся взглядом.

– Милый Клим Кириллович, папу я просить не могу – сами знаете, будет скандал. Сама пойти я тоже не могу – неприлично. А вы – мужчина, да еще и доктор, друг семьи. Все будет выглядеть нормально.

– И что я там, по-вашему, должен делать? – с некоторым раздражением спросил доктор.

– Если они там – то убедите их, что не надо скрывать свою любовь от родных. Если их там нет – то мы сможем, косвенным образом конечно, доказать родителям, что они вместе бежали. И уже конкретно искать их обоих.

– Здесь есть свой резон, – согласился после затянувшегося молчания докгор. – Елизавета Викентьевна не будет посылать Николая Николаевича на поиски трупа любимой дочери по моргам и больницам. Да и вопрос о шантаже отпадет.

– О каком шантаже? – опешила Мура.

– Неважно, это одна из версий, которые мы обсуждали, – небрежно бросил доктор. – Мне она не кажется убедительной.

– Моя идея уменьшит поле неизвестности, на котором мы все топчемся, – продолжала уговаривать доктора Мура.

– Вас, как и меня, угнетает бездействие, – лукаво улыбнулся он, в серых глазах мелькнули искорки. – Я готов выполнить вашу просьбу. Но как узнать, где живет Тугарин?

– Медвежий переулок – как раз в вашей Адмиралтейской части. В доме госпожи Сильвуплеповой. Трудно не найти.

Доктор Коровкин встал со скамейки и вздохнул:

– Придется, видимо, покориться вашей просьбе. Отправлюсь туда немедленно. Чему быть, того не миновать.

Он сбросил с саквояжа ржавый дубовый лист, отряхнул полы пальто, чтобы удержать собеседницу от излишних изъявлений признательности.

– Как я благодарна вам, Клим Кириллович, – уже приближаясь к выходу из сквера, проникновенно произнесла Мура. – Это ведь не такое сложное поручение, правда? Совсем маленькая просьба.

– Просьба-то маленькая, – согласился без воодушевления доктор, – да как бы дело не закончилось плачевно.

– Почему – плачевно? – не поняла младшая профессорская дочка.