Убейте прохожего!

Романов встал с кресла и подошел к окну. Посмотрел на то, как ветер кружит в воздухе падающие с неба снежинки, похожие на новогоднее конфетти, и спросил: были ли у Власова знакомые не из числа милиционеров.

– Наверное, были! – пожал плечами Малявин. – Да только какая разница, кто у него знакомые? Ты пойми! Власов после едва не стоившего ему карьеры скандала с первой дачей в Мыскино, о второй даче в Заливном и о том, что живет там, мог рассказать только тому, от кого невозможно было это скрыть! А таких людей во всем городе, повторяю, наберется от силы десятка полтора-два.

– Погоди! Но ты же сам только что говорил о том, что нет ничего, о чем бы знал штаб армии и не знала армия!

– Да, говорил, – подтвердил Малявин. – Но эти полтора-два десятка, поверь мне, не из тех, кто будет трепаться с первым встречным. Эти люди дослужились до высоких чинов, в том числе и благодаря тому, что сызмальства, с лейтенантской поры, умели держать язык за зубами, в отличие от хронических болтунов из штабов кандидатов в губернаторы, забодай их комар!

Романов с сомнением покачал головой. Напомнил Никите о том, что один из тех, кто, как он выразился: «не будет трепаться с первым встречным», рассказал-таки ему о новой даче шефа.

– Ну, во-первых, не надо унижать мое достоинство – я не первый встречный, – обиженным голосом произнес Малявин, – а во-вторых, куда Андрюхе было деваться? Солгать он не мог – знал, что я все равно узнаю. Да и зачем, спрашивается, мне лгать? Всем известно: я всегда и везде говорю лишь то, что можно говорить. Потому, кстати, и работаю на телевидении без малого двадцать лет. И потом… У меня после разговоров с ребятами, работавшими с Власовым, сложилось впечатление, что тот их просто-напросто достал своими квартирами и дачами, а в особенности тех, у кого ни того и ни другого нет. Люди ж не дураки, понимают, откуда что берется.

Задумчиво поскребя пятнышко на окне, Романов вернулся к столу. Назвал имя: баба Валя.

– Никаких следов, – ответил Малявин. – Убили, скинули с чердака на тротуар под ноги прохожим и всё… Давай следующего.

– Яков Иосифович Слуцкий?

– Тоже ничего существенного.

Романов возмутился.

– Как это ничего существенного! – воскликнул он. – А арест киллера!

Малявин ответил: ну и что.

– Что это дало? О Пирате он знает не больше нас с тобой, а о Демиурге и того меньше. И вообще… По-моему, самое перспективное направление в поисках Пирата – это Жихарь.

С этого места Романов попросил Никиту не торопиться и подробно рассказать обо всем по порядку.

– Да рассказывать-то тут собственно нечего, – махнул рукой Никита. – Где-то примерно с год назад во время обычного застольного трёпа за жизнь, не буду говорить с кем именно, я без всякой задней мысли пожаловался на свое начальство, будь оно неладно: мол, обижает по малейшему поводу, придирается без причин и вообще грозится со дня на день закрыть программу. А мне мой собеседник и говорит тогда на полном серьезе: ты, мол, парень, обратись-ка к Жихарю. Он, мол, сведет тебя с нужным человеком, и тот, с кем, значит, он тебя сведет, мигом решит твои проблемы… Понял?

– Посредник между заказчиком и наемным убийцей? – догадался Романов.

– Точно! А теперь смотри, что получается. Известно, что Пират сам прохожих не отстреливает. За него горбатятся киллеры. Первого и единственно известного нам киллера взяли по горячим следам сразу после убийства Слуцкого утром двадцать седьмого февраля. А уже двадцать восьмого Демиург сбивает трехпалубный корабль Пирата, и в тот же день погибает Жихарь… Причем погибает он, как показала экспертиза, не там, где нашли его тело.

Ни слова не говоря, Романов повернулся лицом к компьютеру. Пробежался курсором по гостевой книге персонального сайта Харякина, нашел переписку Демиурга с Пиратом от двадцать восьмого февраля и внимательно перечитал ее. Достал из-за монитора две карты города, на каждой из которых были нанесены стоклеточные квадраты, испещренные крестиками и точками, и развернул их во весь стол.

– То есть ты хочешь сказать, – внимательно рассматривая поле морского боя, пробормотал Романов, – что двадцать восьмого февраля Пирату срочно понадобилось убрать Жихаря, и поэтому он специально подставил свой трехпалубный корабль под удары Демиурга. Так? А надобность такая возникла, видимо, из-за пойманного киллера, которого Пират нанял при его посредничестве… Ты в милицию об этом сообщил?

Малявин поморщился. Сказал, что ему до сих пор стыдно за свой не профессиональный с точки зрения нормального журналиста поступок, однако не поделиться столь ценной информацией со знакомыми ребятами из аппарата Главного управления внутренних дел, учитывая особую опасность Пирата, он не мог.

Романов похвалил Никиту за это решение. Но заметил, что не видит, в чем, собственно, заключается перспектива разработки мертвого Жихаря, о которой тот только что упомянул.

С тем, что разработка мертвого Жихаря не так перспективна, как разработка живого, Малявин возражать не стал, но мнения своего не изменил – сказал, что надо срочно проследить все связи посредника и по возможности как можно полнее восстановить картину его последних дней.

– Может, и наткнемся где на Пирата. А почему бы нет?

Романов в этом ничего не понимал и потому согласился: да, сказал он, проследить связи Жихаря не мешало бы.

Малявин взбил подушку, положил ее под спину и предложил назвать имя следующего прохожего.

Романов назвал Петра Январского.

Никита хитро взглянул на него и предложил самому рассказать о том, что знает.

– Кто тебе в тот день позвонил, пригласил в гости: Демиург или это на самом деле был Январский?

Романов подумал, что будь это Январский, его сегодня хотя бы утешала мысль о возможности издания нового сборника, пусть даже теперь, после гибели главного редактора, упущенной, а так…

– Нет, – глубоко вздохнул он, – к сожалению, это был Демиург.

– Тогда объясни мне: для чего он заманил тебя в ловушку, если у него к этому времени уже была в руках одна известная личность? И почему он не убил тебя?

Пожав плечами, Романов высказал предположение, что Демиург заманил его в ловушку единственно для того, чтобы показать свое превосходство.

– Он прицепился к моим словам, сказанным по телевизору, что страх смерти – ничто в сравнении с самой смертью. А чтобы мне стало понятно, насколько я не прав, вызвал этот страх во мне. Провел, так сказать, учебно-практическое занятие.

– Ну и как? – улыбнулся Малявин. – Урок пошел впрок?

Романов сказал, что его в этом деле больше беспокоит другое: а что если после того, как он признает правоту Демиурга в том, что смерть – ничто по сравнению со страхом приговоренного к убийству человека, тот вздумает убедить его в обратном.

– Вдруг этот изверг захочет доказать мне, что я опять ошибаюсь и что человек, ради того, чтобы не умереть, готов согласиться на мучения и страх? И преподаст мне еще один наглядный урок!

Малявин рассмеялся. Сказал, что вообще-то это довольно глупо, но от маньяка и впрямь можно ожидать чего угодно.

– Ладно, забудь об этом! Ты лучше скажи, как он выглядел?

– Я уже говорил следователям. Могу повторить и тебе: не знаю. В комнате было темно, я лежал на полу лицом вниз и ничего не видел. А видел – все равно не сказал бы.

– Почему это?

– Потому что жив я до тех пор, пока не представляю угрозы для Демиурга. Правда, я раздражаю его своим мнимым благополучием, но это… – Романов пренебрежительно махнул ладонью, – как видишь, покуда не смертельно.

– Ты что, трус?

Романов ответил, что если одному из двух хочется, чтобы второй не знал его в лицо, а второму не хочется знать в лицо первого, то следует отстать от них прежде, чем второй даст в лицо третьему. Пока Малявин соображал, кто такой третий, Романов повторил еще раз: он никого не видел, ничего не слышал, ничего не знает, за исключением того, что Демиург, по-видимому, является одним из тех, кто с упорством маньяка рассылает свои нетленки по редакциям, а потом несказанно обижается, получая отказы.