Чужой

- Молчите? - сказал я, невольно повышая голос. - Так я вам отвечу. Потому что по вашим понятиям, если кладовщик не будет коммунистом, он может сгноить портянки и подорвать обороноспособность Советской Армии. Вы породили атмосферу страха и недоверия. Вы сделали людей рабами. Государство для вас это все, а человек, личность - это ничто. Людей вы превратили в животных, они потеряли чувство собственного достоинства и вынуждены только беспрекословно повиноваться, потому что все, что необходимо человеку, находится в руках государства.

Я уже давно перешел на крик.

- К счастью, ваше время проходит. Подпишите протокол и можете идти.

Он молча повиновался. Я смотрел на его ссутулившуюся спину, когда он шел к двери, и думал о том, что, наверное, зря распинался перед ним. Кто он такой? Человечек, знающий, что пока он в номенклатуре райкома, его могут назначить на любую руководящую должность. Это предел его потребностей. Ни о чем ином он думать не хочет и не может.

А его удивление, что я не в партии, было действительно искренним. Будучи министром внутренних дел, Федорчук издал приказ, согласно которому сотрудником отдела борьбы с хищениями социалистической собственности мог стать только член партии. Думаю, смысл этого приказа понятен. Поскольку совершать крупные хищения и брать взятки могли только коммунисты, сидящие на руководящих должностях, то и право расследовать эти преступления, а точнее, прикрывать их, получали исключительно члены партии.

Конечно, к тому времени я уже многому научился. Я понимал, что, по существу, поддерживаю ненавистную мне политическую систему, привлекая к уголовной ответственности стрелочников. А неприкасаемые из высших эшелонов, сведения о махинациях которых мне постоянно поступали, были по-прежнему недоступны для меня.

Я решил сменить тактику.

Если первое время я лез на рожон, почти не имея доказательств, то теперь я сделал вид, что собираюсь работать так, как того хочет руководство. Мне нужно было доверие начальства, чтобы заняться настоящим делом, иначе я бы перестал себя уважать.

Так началась эта жестокая борьба, которую в конечном итоге я проиграл. Я шел наугад, вслепую, я был одинок и переоценил свои силы, как ни горько сейчас сознавать это.

Надо сказать, что политическая система, созданная в нашей стране после Октябрьского переворота, была устроена таким образом, что истинные виновники преступности никогда не оказывались на скамье подсудимых.

Система свято оберегала тех, чьими молитвами она держалась, и жестоко карала предателей или неудачников. Несколькими годами ранее моего переезда в Набережные Челны работниками московской милиции здесь была вскрыта афера с "левым" изготовлением ковров. Дело было поставлено на широкую ногу, и как только в показаниях обвиняемых замелькали фамилии работников правоохранительных и партийно-советских органов, руководитель аферы в ковровом цехе вдруг погиб в автокатастрофе. Через некоторое время уже милиция г. Брежнева наткнулась на подпольную трикотажную мастерскую, существовавшую под эгидой комбината ритуальных услуг. Один из акционеров дал показания, что ежемесячно по несколько тысяч отчислялись ими для руководства УВД, в городскую прокуратуру и ОБХСС. Естественно, эти протоколы не стали достоянием общественности и никак не повлияли на судьбу перерожденцев в погонах. Они продолжали процветать и прикрывать своих сообщников. А когда один из друзей заместителя начальника УВД был все-таки привлечен к уголовной ответственности за мошенничество, высокие покровители не забыли его. По окончании следствия прокурор города, впоследствии ставший прокурором республики, освобождает друга замначальника УВД из-под стражи, причем, надо полагать, не за красивые глазки. А после суда его направляют отбывать наказание... обратно в следственный изолятор, в нарушение положения об исправительно-трудовых учреждениях. Впрочем, его дальнейшие подвиги и приключения как-то не вяжутся с привычным представлением о тюрьме как месте лишения свободы. Время от времени осужденный посещал рестораны г. Брежнева, развлекался с девушками, устраивал разборки с противниками, после чего узник ехал отдыхать от страстей и трудов праведных в Бугульминский следственный изолятор.

Однажды я получил оперативную информацию по Спецавтоцентру ВАЗа, провел незапланированное снятие остатков продукции на участке восстановления и обнаружил излишки тормозных колодок на сумму свыше пяти тысяч рублей. В ходе дальнейшей проверки удалось установить, что тормозные колодки поступали без документов из г. Устинова. Естественно, старые, но годные для восстановления. На станции технического обслуживания автомобилей в г. Устинове не было участка восстановления, и работники станции, поменяв колодки клиентам, использованные оставляли у себя, а затем переправляли в адрес САЦ ВАЗа. Излишки готовой продукции можно было реализовать на рынке, а прибыль поделить, что и делалось неоднократно. Кроме того, проверяя документы, я обнаружил, что из Спецавтоцентра в Грузию незаконно были отправлены запчасти на сумму около миллиона рублей, и это при остром дефиците запчастей к автомобилям в самом г. Брежневе. Можно было предположить, что этот товар был приобретен с целью дальнейшей спекуляции, и, скорее всего, южным дельцам пришлось дать в лапу должностным лицам САЦ, а то и всего ВАЗа. Все мои попытки выехать в командировку в Грузию успеха не имели, то не было денег, то времени, то меня загружали другой работой. В конце концов, решив очевидно, что я слишком много хочу и глубоко копаю, руководство отстранило меня от дальнейшей проверки. Уголовное дело, возбужденное по статье 93 прим. УК РСФСР (хищение в особо крупных размерах), в городской прокуратуре переквалифицировали сначала на статью 170 (злоупотребление властью или служебным положением), а затем и вовсе прекратили за отсутствием состава преступления. Разумеется, состав надо было еще доказывать, а в Грузию так никто и не съездил. В общем, ни махинаций с тормозными колодками, ни "левой" продажи запчастей на Спецавтоцентре вроде бы и не было. Те, кто стоял за этими аферами, остались в тени, а кто проходил по делу - отделался легким испугом.