Тень жары

Катерпиллер откатился от стола на вертлявом, подвижном стульчике, закинул ногу на ногу, кивнул на мягкое кожаное кресло. Я осмотрелся. Стены обшиты деревом, два стола, рабочий и заседательский, ничего лишнего. На краешке рабочего стола – литровая бутылка минералки, стакан и книга. Книга лежала титулом вниз, но я ее узнал. Это был сборник детективных рассказов. Его тиснула гигантским тиражом одна частная контора – пару лет назад. Теперь эти ребята разбежались, сняв на таких книжечках трехсотпроцентную прибыль, – и правильно сделали. Недавно я встретил шефа этого пиратского издательства, и он мне объяснил, что по его скрупулезным расчетам единственный вид издательской продукции, которая ныне продолжает удовлетворять нормам рентабельности, является производство винных наклеек.

Редсовет…………

Алк. – 18. об.

Сах. – 7%

Я тут же попросился в редакторы этого издания.

Я убеждал его, что создать высокохудожественную, отвечающую тонкому литературному вкусу винную наклейку, – это все равно что выпустить книжку толстого журнала. Для начала необходима редакция винной наклейки: редакторы, художники, авторский актив, литконсультанты; необходимы отдел рукописей и секретариат. И хорошо бы сделаться чьим-нибудь органом.

Издатель обещал подумать, а я обещал составить эстетическую программу и подобрать солидный редсовет.

Катерпиллер перехватил мой взгляд.

– Вот именно! Я хочу предложить тебе работу.

– Мыть полы? Водить представительский автомобиль? Вставлять в офисе стекла?

Он покачал головой, достал платок, промокнул вспотевший лоб.

– Душно что-то...  – поморщился он.  – О чем это мы? А... Нет, ты меня не понял. Это будет работа по специальности.

– Это смотря какую специальность иметь в виду!

В самом деле, у меня много специальностей. После университета я отбыл двухлетний каторжный срок в общеобразовательной школе* [13].

Кроме того, у меня есть специальность дворника* [14].

В каком-то смысле я газетчик* [15].

Из газеты я ушел работать в морг, где мыл трупы. Это была страшная тошниловка, но все же поприятней, чем газетчина.

Потом я трудился "кормильцем": в больнице кормил стариков, которые сами были уже не в состоянии есть Впрочем, они уже и жить были не в состоянии. Мне платили двести рублей в месяц. Оттуда-то я и попал в зойкину квартиру, где честно барабанил на "Petroff"е то что мне нравилось или что просили осоловевшие работницы прилавка. Последнюю мою должность можно было назвать "уборщик квартир". Два раза в неделю мыть полы, протирать пыль, ополаскивать грязную посуду сосать пылесосом все, что собирает пыль, – хозяевам каким-то коммерческим людям, было недосуг: они вечно куда-то неслись, возвращались домой заполночь; им было проще отдать тысячу и не иметь горы грязной посуды в раковине, тараканьи бега – на кухонном столе мокриц – в кофейных чашках и склоку – в супружеской постели. На этой должности я протянул недолго: во-первых, далеко ездить, в Ясенево. А во-вторых в этой квартире однажды в шесть утра взорвали динамитом дверь – никто, к счастью, не пострадал, но я счел нужным держаться от таких веселых обиталищ подальше.

– Так в чем у вас тут дело?  – спросил я.  – Тебе кто, собственно, нужен? Мойщик трупов или кормилец?

– Да вот в этом дело... – Он расслабил галстучный узел, расстегнул ворот рубашки и прихлопнул ладонью книжечку; там под дрянной шершавой бумажной обложкой покоились пара моих переводов и, кажется, коротенькое предисловие, замешанное на чистом надувательстве: я пробовал убедить читателя, что боевик есть чисто литературный жанр, требующий скрупулезной работы. На самом деле триллер только тогда хорош, когда он не написан, не изваян, не выстрадан, – и так далее, а когда он – склепан; хорошо, прочно склепан стальными заклепками.

– Знаешь, у меня совсем нет времени для чтения... Это... – он пустил страницы веером, – так, на сон грядущий. Попалось под руку случайно, сейчас ведь полно такой литературы* [16]. И вот мне пришла в голову одна идея...

– Да,  – согласился я.  – Сейчас этих триллеров полно. Иначе и быть не может.

Он налил полный стакан минеральной воды, залпом выпил, отдышался.

– Это почему?

– Такова логика нашей жизни... Ничего, кроме бое вика, человек сейчас просто ни в состоянии воспринять...  – я взял со стола книжечку, тоже пустил страницы веером. – Литература всегда была для нас не столько чтивом, сколько средой обитания. Теперь эта среда из меняла русло и потекла в жанре триллера. Всем остальным жанрам придется подождать* [17].

Катерпиллер расстегнул еще одну пуговку, подергал ворот рубашки – характерный жест человека, желающего слегка освежить вспотевшую грудь; налил себе минералки, на его висках вспухли крохотные капелью пота.

– У тебя температура?  – спросил я.

– С чего ты взял?  – удивился он.  – А-а-а, это... Да, накатывает что-то временами. Я и сам не пойму. Вдруг ни с того ни с сего – душно делается. Как в бане. У тебя такого не бывает? Топят, что ли, у нас чересчур?

Катерпиллер выдерживал паузу и покусывал длинный, тщательно отманикюренный ноготь мизинца.. Надо бы ему при случае заметить, что этот ноготь на мизинце – дефект образа, моветон.

– У нас в фирме что-то не так,  – сказал он и поглядел в окно; взгляд у него был отсутствующий.  – Я не понимаю, что именно не на месте. Просто чувствую... Чутье у меня, как у легавой.

Про себя я отметил, что он лукавит. Если у тебя хватило денег на шикарный офис в Замоскворечье, то наверняка осталась кое-какая мелочь, чтобы нанять кэгэбэшников для дознания или десантников для охраны. Хотя с бывшими десантниками уже возникают проблемы - наверное, все запасники уже служат где-то "алексами".

– Догадываюсь, о чем ты думаешь,  – Катерпиллер подкислил улыбку саркастической интонацией. – Однако в нашем случае мы имеем дело с чем-то нетривиальным.

Он встал, скинул пиджак, бросил его на стул, подошел к окну и включил кондиционер, заложил руки за спину, прошелся по кабинету. Потом присел на соседнее кресло, покосился на сборник детективных рассказиков.

– Тут в предисловии есть одна занятная мысль...

– Да ну!  – удивился я.  – Хорошо, что хоть одна нашлась.

– Брось!  – отмахнулся Катерпиллер.  – Ты знаешь, о чем я.

– Нет, не знаю.

– О путанице... О том, что мы часто не разбираем, где кончается литература, а где начинается реальная жизнь. И наоборот. Вообще это, знаешь ли, повод...  – он, кажется, собирался развивать эту мысль, и мне пришлось его прервать на самом старте глубокомыслия.

– Ради бога, не надо делать умное лицо, не надо... Мысль-то неоригинальная. Я ее просто позаимствовал из какого-то текста. На этом приеме, собственно, стоит вся наша гуманитарная наука,  – я поудобней устроился в кресле и закурил, не обращая внимания на сдержанное покашливание Катерпиллера, намекавшего, кажется, что курить у них не принято.

Катерпиллер бросил взгляд на стенные часы, давая понять, что нам пора переходить к делу. Замечательные у него часы – они аккуратно вписаны в стену на уровне двух человеческих ростов. Цифр нет – их заменяют четыре тонкие хромированные занозы, впившиеся в стерильно-белое поле времени; острая секундная стрелка короткими толчками насекает суточный цикл на мелкие щепки секунд. Впрочем, это его время вот так аккуратно закруглено и заковано в рабский хромированный ошейник, мое пока – свободно.