Волк насторожился

Глава пятая

Визиты по-шантарски

– И все-таки, простите, ничего вы мне этим не доказали, – покачал головой Каретников, бывший майор КГБ, а ныне – начальник контрразведки АО «Интеркрайт», выключил диктофон, отодвинул. – Те же общие фразы. Ничего он толком не знает, ваш Липатов. Пешка. В конце концов они тоже могут поверить в обманку…

Данил усмехнулся:

– Помните, что такое катахреза?

– Да. Сочетание логически несовместимых понятий.

– Вот у вас и получается катахреза, – сказал Данил. – Либо Логун, а с ним и Липатов попались на обманку, либо Липатов м а л о з н а е т. Не совмещается.

– Да, верно. Голова забита сегодняшним взрывом… Куда вы его дели?

– В «кремлевку», – ухмыльнулся Данил. – Пулю Николаша уже вынул с присущим ему мастерством, глядишь, через сутки попробуем кое-какую химию, после которой трудно врать…

– А он у вас не сдохнет? – напрямую спросил Каретников. – Дело тонкое…

– Ну, я в Николашу верю, – сказал Данил… – Максим, вы догадываетесь что ложится на ваши хрупкие плечи вдобавок ко всем заботам?

– Еще бы, – уныло сказал Каретников. – Разработка местного управления ФКГЗ, кошке ясно… Но…

– Это не погоня за мифическим кладом, – сказал Данил. – Это вполне закономерные контрразведывательные мероприятия. Коли уж к нам приклеились ребятки из оттуда, мы просто обязаны принять должные меры…

– Я понимаю. Будет сделано.

– Как по-вашему, он не врет насчет тактики «одинокого волка»?

– По-моему, нет, – сказал Каретников. – Тактика выгоднейшая. Местное управление обязано не удивляться любым их курбетам – все покрывается магическими словами «оперативная разработка». А люди, используемые вслепую, гораздо надежнее, если вдуматься. Боевик с автоматом может дрогнуть, испугаться, передумать, напиться, проболтаться… Зато непосвященный солдатик, которому показали на вас пальцем и рявкнули: «фойер!», без всяких колебаний сделает из вас сито в мелкую дырочку и будет ждать медали.

– Вот и у меня мысли идут тем же зигзагом… – проворчал Данил. – В конце-то концов, есть клад или нет, кровь из нас пьют давно и всерьез. И все же… Это не а п п а р а т.

– Да уж, – кивнул Каретников. – Вы, извините, некоторых нюансов не замечаете, потому что четверть века проболтались западнее Урала, а я как был чалдоном, так и остался. Это типично московский стиль: самоуверенная, развязная и заносчивая столичная шпана, свято полагающая, что здесь обитают папуасы, с которыми можно не церемониться.

– Оставьте «шовинизьму», – сказал Данил. – Между прочим, действует эта шпана вполне профессионально. Единственный провал у них потому и произошел, что связались с нашими папуасами, и «махновцами»…

– Все равно. Я о п а х а н е. Собственно, его психологический портрет можно составить уже сейчас. Облечен властью и располагает определенными средствами. Но серьезных аналитиков при нем нет, одни оперативники. Сам, можно утверждать со всей непреложностью, в прошлом к спецслужбам отношения не имел. Византийская хитрость политикана.

– По таким приметам искать его в столице – дело дохлое, – сказал Данил. – Их там навалом… византийцев. И если…

Зазвонил телефон – его личный номер, выходивший на город в обход Митрадоры.

– Ну вот, пожалуйста, – сказал он, повесив трубку через минуту. – Это Дервиш.

– Межгород?

– Нет. Он в аэропорту. Только что прилетел. Какой там найдется подходящий рейс?

Каретников поднял глаза к потолку, пошевелил губами:

– Дехлевийский.

– Ага, – сказал Данил. – Значит, он шел через Туркестан, Дехлеви – это бывший… Ну да. Видите, а вы отрицали «иранский след».

– Я просто не нашел доказательств… Высылать машину?

– Нет, он возьмет такси. Слежки нет. Толковый малый, доберется сам. Очень интересно… Коли уж предположить…

– Слышите?

– Что? – не понял Данил.

– Какому дураку пришло в голову гнать технику через…

Каретников вскочил, бросился к окну. Данил подошел следом.

Грохот и лязг надвигались. Метрах в четырехстах отсюда заканчивалась улица, нацеленная, словно подзорная труба, на площадь в форме треугольника с обрезанной вершиной (на месте вершины и располагался особняк). С машинами происходило что-то странное – две выскочили на тротуар, другие останавливались. Из одной даже выпрыгнули люди и припустили прочь…

Потом показался танк, казавшийся еще ниже из-за отсутствия башни, темно-зеленый, широкий. Уродуя асфальт, он прополз по осевой на красный свет (теперь от него шарахались машины, двинувшиеся было на зеленый перпендикулярно улочке), левая гусеница замерла на миг, он развернулся градусов на двадцать. Оплошавший белый микроавтобус пошел юзом, врезался в торцы траков… Даже сюда донесся скрежет металла. Микроавтобус, вихляя, припустил прочь – с жуткой вмятиной в боку, выбитыми напрочь стеклами. Данил оцепенело смотрел, как танк, окутанный чадными клубами черного дыма, дернулся еще левее, тронулся с места, как росла по обе стороны площади пробка, мешанина из машин, остановившихся и тех, что попытались выйти из потока на полном ходу, но застряли, втыкаясь друг в друга, усыпая асфальт битым стеклом.

Такого он еще в Шантарске не видел, даже того шутника из ДОСААФ, купившего списанный БТР и попытавшегося рассекать на нем по городу, гаишники моментально отловили на окраине и конфисковали «коробочку»…

Над дверью взвыла сирена, сам собой включился динамик и металлически загремел записанный на пленку голос коменданта:

– Общая тревога, общая тревога! Всем спуститься в подвал согласно «Красному варианту», согласно «Красному варианту»! Общая тревога!

У Каретникова зачем-то очутился в руке пистолет. Данил, опомнившись, рванулся к столу и нажал красную кнопку. На его этаже рявкнула своя, особая сирена. Он уже видел, что танк, громыхая и лязгая, надвигается прямо на особняк, идет к нему по четкой прямой, козырек переднего люка поднят, оттуда торчит оскалившаяся в идиотской ухмылке голова в черном шлемофоне, а в идеально круглой дыре, образовавшейся после снятия башни, высятся, словно нелепые бюсты, с полдюжины торсов в черных кожанках. Они орали, свистели, в полном восторге и хмельной безнаказанности; за ревом дизеля, конечно, не слышно было ни звука, но по их азартно-возбужденным лицам все ясно и так, да и знакомые морды говорят сами за себя…

Данил выскочил в коридор. Рев надвигался, подминая и обволакивая. Брызнули стекла – это кто-то из его мальчиков вышиб раму прикладом автомата (от волнения забыв, что достаточно дернуть рычаг), прицелился…

– Отставить! – заорал Данил.

Его не услышали. Он одним прыжком оказался возле автоматчика, дернул его за ворот, оттолкнул еще кого-то. На нижних этажах грохотали подошвы по широким ступенькам, отчаянно цокотали каблучки, послышался женский истерический визг…

Танк крутился в каком-то десятке шагов перед входом, дробя асфальт грунтозацепами, дергаясь в разные стороны, словно слон пытался нелепо вальсировать. Черные кожанки в полном экстазе трясли кулаками над головой, кто-то палил вверх, но выстрелов не слышно было. В разбитое окно проникли сизо-черные полосы дыма, Данил сделал шаг вправо, распахнул полированную дверцу и напялил, схватив ощупью, первый попавшийся респиратор. Снизу грозили кулаками, разрывая рты в беззвучном вопле. Кто-то из них, увидев нацеленные автоматы, нырнул вниз, к водителю.

Данил показал назад три пальца. К нему уже бежали неузнаваемые под масками парни с германскими газометами, напоминавшими огромный пистолет с плечевым упором.

Танк катил прочь, смяв по дороге проволочную ограду автостоянки и отшвырнув чей-то белый «ниссан». Отползши метров на двадцать, развернулся, крутнулся волчком, вновь принялся вальсировать…

Данил махнул рукой.

Совершенно бесшумно из-за гулкого рева сработали гранатометы. Белесые кометы с тонкими хвостами понеслись, снижаясь по дуге сквозь расплывавшееся облако гари. Еще один залп, и еще…

Гранаты накрыли цель, танк потонул в белом тяжелом мареве, а в разбитое окно летели все новые «кометы», парни поневоле вошли в понятный всякому мужику азарт, и Данил остановил их бесцеремонными тычками. Рев могучего дизеля вдруг утих, танк застыл на месте, и сквозь медленно расплывавшееся марево проступили нелепо дергавшиеся фигуры – они ногами вперед сползали по борту, зажимая лица, слепо метались, налетали на гусеницы, держась за горло, перегибаясь пополам, пытались выбраться из тяжелого тумана, уже разлохмаченного по краям порывами ветерка…