Тень луны

- Опять какой-нибудь американский киногерой? - усмехнулся Игорь. Смотри лучше наши, отечественные фильмы. И не ищи ни в ком сходства. И знаешь, что я тебе скажу? - он чуть помедлил, иронично посмотрев на нее: Ты даже моих советов особенно не слушай. Живи своим умом. Потому что каждый советник поневоле советует в свою пользу. Может быть и я тоже, хотя сам об этом не знаю. Держись своего сердца. А когда сильный приглашает тебя уклоняйся, и никогда ничего не проси - сами придут и принесут все. Не верь словам, долгие разговоры искушают и расслабляют. Видишь, сам говорил, и сам же советы даю? Но это я тебе из книги премудрости Иисуса, сына Сирахова. Там еще так сказано: душа человека иногда больше скажет, нежели семь наблюдателей, сидящих на самом высоком месте для наблюдения... Мысль понятна?

- Ну вы, дядя Игорь, даете! - с восхищением произнесла Лера. Даже на стул опустилась, с ножом в одной руке, и с картофелиной - в другой. - И где это столько набралось? В какой трапезной?

- Мне ведь не двадцать лет, - отозвался Игорь. - Мы чай будем пить?

- Будем! - весело сказала Лера, бросая картошку в раковину. - Надоела мне эта мышиная возня с очистками.

- Тем более, она у тебя не особенно получается. В армии за такую работу я бы от старшины получил по шее.

- Но меня-то вы наказывать не будете?

- Поздно, - подумав, ответил он. Эта девушка ему почему-то нисколько не мешала, напротив, вносила в дом какое-то безтяготное оживление, словно легкий ветерок играл занавесками на окнах, а потом в его воздушные потоки попадал и он сам, хозяин квартиры и удивлялся: откуда вдруг потянуло этой свежей прохладой?

- Дядя Игорь, а я сегодня была на кладбище, - спустя некоторое время произнесла Лера. - Там у Валеры ограда сломана и гранитная плита - набок. Я даже расстроилась. Хулиганы какие-то, что ли? Аж бесит.

- Мы съездим, исправим, - пообещал Кононов. Потом, немного смущенно добавил: - Знаешь, как-то неловко, что ты меня так зовешь. Можешь просто по имени. Или - Игорь Валентинович. Как удобней. Смотри.

- Ладно, дядя Игорь, - ответила девушка. - Это я так, в шутку. А вот в вашей книге премудростей что-нибудь сказано про исполнение желаний? Как с этим?

- Интересные у тебя вопросы. Я тебе так отвечу, по собственному опыту. Человека делает человеком свобода воли, если ты силен духом, то можешь влиять на ход событий, на судьбу, и, в частности, на исполнение желаний. Ведь любое желание, кроме сверх чудесного, может быть выполнено при трех условиях. Первое - оно должно быть основным, главным на данном отрезке жизни, от всех прочих следует отказаться. Второе - ты должен сам для себя доказать необходимость этого желания, оправдать его проявление. И третье, это - время, терпение, приложение всех собственных сил.

- Мысль понятна, - вздохнув, сказала Лера. - Долго ждать.

- Но есть одно дополнение, - продолжил Игорь. - За все в этом мире надо платить. Ты расплачиваешься жизненной энергией, а порою тебе назначают высшую цену. Так что прежде хорошенько подумай, прежде чем выбрать самое главное желание. Многие ведь просто зачастую не знают, что же они на самом деле хотят, не так ли? Тебе не интересно? - Игорь остановился, заметив, что девушка украдкой зевнула.

- А я думала, вы волшебник, - сказала она. Он усмехнулся.

- Ладно, спокойной ночи. Постой, а о каком желании ты вела речь? Чтобы оно исполнилось?

На ее лице появилась загадочная улыбка сфинкса.

- Не скажу, - ответила Лера.

7

Корочкин в этот вечер оказался "безлошадным" - машина в ремонте, пришлось добираться из редакции до дома своим ходом. Время было позднее. Уже свернув в родной переулок, журналист почувствовал неладное. Мало того что прохожих ни хрена нет, так еще какой-то автомобиль за ним движется. Медленно этак, словно издеваясь, темно-вишневая "тойота". "Блин! Надо было остаться на ночь у Бенедиктова, как он приглашал", - подумалось Корочкину. "Или поехать к Катьке!" Впрочем, со своими врагами журналист умел договариваться к обоюдной выгоде, никогда не доводя их до крайности. Это только самые глупые репортеры лезут напролом, как отморозки, за что и получают промеж глаз пулю.

"Тойота" остановилась чуть впереди Корочкина, из нее легко выпрыгнул моложавый человек приятной наружности, в штатском. Но профессиональный журналист наметанным глазом определил в нем спецуру.

"Еще неизвестно - что лучше? - снова подумал он. - Братки или органы?" Но вида не подал.

В машине сидел Споров, наблюдая, как его заместитель по Управлению, подполковник Литовский, разговаривает с "золотым пером" "Свежей газеты". Сама газета лежала у него на коленях, свернутая в трубочку.

- Роман Витальевич, можно вас на минутку?

- А это обязательно?

- Садитесь-садитесь, надо поговорить.

- У меня не приемные часы.

- Зачем же упрямиться? Все равно будет по-нашему.

- Ну, извольте... Пару минут я вам уделю.

- Веселый вы человек, люблю таких!

Они сели в "тойоту": Литовский на переднее сиденье, Корочкин - сзади, рядом со Споровым. Полковник чуть подвинулся и, без долгих предисловий, начал:

- Читал. Знаю. Ценю. И много у нас накопилось материала на этого Хмурого?

"Вот, Бенедиктов, сволочь, он продал!" - подумал Корочкин, а вслух ответил:

- Не знаю, о ком вы. Все мои знакомые очень улыбчивые люди.

- Ему хочется ваньку повалять, - пояснил Литовский. - Такой вот он человек - Жванецкий!

- Это я знаю, - сказал Споров. - Переходим ко второму вопросу. Информацию на Хмурого вам кто поставляет? С кем там у вас связь из его бригады? Мне это почему любопытно? Я к нему давно подходы ищу, а никак не получается? А вы взяли - и в миг кого-то оседлали. И как это у вас все так ловко выходит, Роман Витальевич, поясните?

- Работать надо, - грубовато отозвался Корочкин.

- Понял. Слышишь, Леонид? Прими к сведению.

- Слушаюсь, товарищ генерал! - дурачась, козырнул Литовский.

Обстановка в "тойоте" все больше напоминала дешевый балаган. Но то, что это было одной видимостью, все прекрасно понимали.

- Короче! - Споров взглянул на часы. - Нам нужен этот человек. Да и вы тоже, Роман Витальевич, потому что интересы наши уже давно пересекаются. Я достаточно ясно излагаю?

- Геннадий Анатольевич, а почему это он вдруг стал таким молчаливым? тревожно спросил Литовский.