Смертоносная чаша

. Как можно скорее! Это единственное, что мы для нее можем сделать…

Мое терпение окончательно лопнуло. Навалившись всей тяжестью своего тела на стол, я схватил Вано за ворот цветастой рубахи и встряхнул изо всей силы. Мое лицо перекосилось от злости. Побелевшими губами я прошипел:

– Говоришь, формально… А ты знаешь, что такое один день в тюрьме?! Черт! Один час в тюрьме! Ты это знаешь?! Нет, Вано, это уже далеко не формально, когда со всех сторон давят стены, когда дышать нечем и не хватает воздуха, когда понимаешь, что это – тупик, склеп, в котором ты погребен навечно и заживо! Вано! Живому человеку там делать нечего! Особенно если он не виновен. Это не формально, черт тебя побери! Вам нужно заполнить какие-то дурацкие бумажки, исписать чернила. Но чем вы восполните дни, проведенные ею за решеткой?! Какие подберете слова за причиненное зло?! Душа, Вано, – это не формальность. И от нее не отделаешься с помощью красивых слов! Я верил тебе… Но… Черт с тобой! Я сумею защитить ее сам!

Я так же резко расцепил свои посиневшие пальцы и встал между Васей и Порфирием.

– Она никуда не поедет! Слышите, никуда!

На Порфирия мой гневный монолог не произвел никакого впечатления, мне показалось даже, он развеселился. И, глядя на меня кругленькими невинными глазками, с аппетитом дожевывал очередной кусок ветчины.

– Поедет, Ник, еще как поедет. – Он неприлично громко проглотил прожеванное мясо. – Хотя бы для того, чтобы дать показания, что она делала в квартире Толмачевского. Этому есть свидетель. А свидетель, Ник, это, ух, какое большое дело!

Я не выдержал и замахнулся, но мою руку перехватил Вано и до боли выкрутил ее за спину.

– Не будь дураком, Ник.

– Ну, почему же! – Порфирий растянул в милой улыбочке тонкие губы. – Молодой человек явно желает погостить у нас пару-тройку суток.

Его слова отрезвили меня. Конечно, Порфирий не упустит такого удачного момента и упечет меня за решетку. А там я, уж точно, буду не в состоянии помогать Васе. Разве что смогу с ней перестукиваться. Нет, такая перспектива меня не прельщала. Видимо, не прельщала она и Васю. Она крепко-крепко обняла меня за шею.

– Ник, успокойся. Я тоже верю, что все образуется. Ты мне сможешь помочь только здесь. За меня не волнуйся. Слышишь? Я очень люблю тебя, Ник. Потерпи чуток. И береги себя, хорошо?

Я молчал. Горький комок подкатил к моему горлу, и я, как полный придурок, не мог выдавить из себя ни словечка. Вместо того чтобы я утешал девушку, которая направлялась совсем не в дом отдыха, она успокаивала меня, так ничего и не предпринявшего, чтобы выпутать ее из этой скверной истории. Я неожиданно встретился взглядом с Порфирием: у него на губах застыли словечки в наш адрес, но он мудро решил оставить их пока при себе. Наверно, он тоже иногда читал романы и помнил, что сцена расставания должна проходить при полной тишине, почему и называется немой сценой.

Я наконец отпустил Василису, легонько подтолкнув к Порфирию.

– Конечно, он, увы, не Мегрэ и не Ниро Вульф.Но,