Труп не может больше ждать

– Может быть, ты надо мной смеешься? – холодно спросил он.

– Нет-нет, что ты! – быстро ответила я. – Наоборот, я сразу же стала слабой и безвольной. Его рука скользнула по моей талии.

– Это чувство возникает у тебя здесь, чикита? Я попыталась было собраться с силами для последнего сопротивления, но потом взглянула на Рафаэля и решила, что это совсем ни к чему. Потом Рафаэль наклонился ко мне, и я почувствовала, что плаваю в этих замечательных глазах. Его губы тронули мои, и это было все равно, что поднести спичку к жестянке с бензином. Какое-то короткое мгновение я собиралась оттолкнуть его, потом вспомнила, что говорила моя мама, и расслабилась. Моя мать относилась к тому типу людей, о которых обычно говорят "широких взглядов". И всю семью мама воспитала в таком же духе. У меня-то совершенно точно широкие взгляды, и моего брата можно обвинить в чем угодно и, вероятно, вполне справедливо, но не в отсутствии широких взглядов. Уж я-то повидала таких людей…

Глава 8

Укладываясь спать в шесть часов утра, я завела будильник на восемь. Я решила, что следует встать пораньше на тот случай, если Джонни понадобится моя помощь, что бы он там ни предпринимал насчет Джорджа и его друзей. Я хочу сказать, если уж мы являемся компаньонами, то это только справедливо, чтобы я работала не меньше, чем он, даже если ему удается зарабатывать больше, чем мне.

Будильник, который я завела, был подключен к радио – и это очень хитрая штука. Когда его поставишь на определенный час, то ровно в этот час он включает радио. Затем, пятью минутами позже, это радио завопит, как дегенерат, на которого наступил слон. Эти приспособления продаются с гарантией, что они разбудят и мертвого, но я почему-то проснулась в двенадцать часов дня.

Радио мягко играло, и какой-то тип проникновенно сообщил мне, что сейчас самое время для ленча и что почему бы мне не отведать супа с лапшой, а я посоветовала ему, куда он может с этой своей лапшой пойти.

Я быстро встала, но пока мылась, прошло полтора часа. В пять минут третьего я уже была в конторе, и в животе у меня было какое-то странное чувство, которое иногда заставляет меня задуматься над тем, что нужно носить пояс. Но на самом деле я просто не успела позавтракать, так как торопилась, думая, что Джонни уже выходит из себя.

Дверь была заперта, и я решила, что он ушел куда-нибудь перекусить. Я открыла дверь своим ключом и вошла внутрь. Если Джонни и проделал какую-то работу сегодня утром, то это было совершенно незаметно. Кабинет выглядел точно так же, как и накануне. Наша корреспонденция все еще валялась на столе. Я занялась ею и прочитала три отчета и письмо от какого-то парня, который хотел знать, существует ли какая-нибудь ассоциация частных агентств и придерживаются ли ее члены этики, потому что он нанял сыщика следить за своей женой, а он ведет себя как-то не так.

В три часа я набрала номер квартиры Джонни и не получила ответа. В три тридцать я позвонила привратнику и спросила, видел ли он сегодня мистера Рио, и он ответил, что нет, не видел со вчерашнего вечера, и что молоко и утренние газеты все еще находятся в коридоре у двери.

После этого я начала волноваться. Я звонила в его квартиру каждые пять минут до половины пятого, затем решила, что необходимо что-нибудь предпринять. Беда в том, что я понятия не имела, что именно. Ведь если бы я позвонила в полицию и попросила расследовать дело об исчезновении частного детектива, там решили, что это шутка. К тому же Джонни мог быть занят каким-нибудь делом, о котором полиция не должна знать.

Наступило пять часов вечера, и я больше не могла ждать. Я подкрасила губы, взяла сумочку и уже открывала дверь, когда зазвонил телефон. Я побежала обратно, схватила трубку и крикнула в нее:

– Где ты был весь день?

– "Рио инвестигейшн"? – спросил вежливый голос. Я чуть было не заплакала, потому что это опять был не Джонни.

– Да, – мрачно сказала я. – Мевис Зейдлиц у телефона.

– Это Хэролд Андерсон, – сказал голос. – Вы меня помните?

– Еще бы! – холодно сказала я. – Вы тот самый тип в очках, с бородой, который бил Рафаэля вчера вечером и заставил нас отвезти этот проклятый труп обратно к Артуро и известил полицию, и…

– Это все я! – нетерпеливо сказал он. – Слушайте внимательно. Это жизненно важно, чтобы я увиделся сейчас с мистером Рио. Могу ли я поговорить с ним сейчас?

– Не можете, – сказала я. – Потому что его здесь нет!

– Когда он должен вернуться?

– Хотела бы я знать, – мягко сказала я. – Его не было весь день, и я не знаю, где он.

Он что-то пробормотал вполголоса, затем громко сказал:

– Что ж, у меня нет выбора – тогда это придется сделать вам, мисс Зейдлиц.

– Благодарю покорно, – сказала я. – С чего вы взяли, что я захочу вас увидеть?

– Вы должны! – настойчиво сказал он. – Это важно и для вас и для мистера Рио. Я не могу объяснить по телефону, но вы должны прийти.

– Гм… – сказала я, – Я не знаю…

– Великолепно, – сказал он и продиктовал мне голливудский адрес, – Это двухэтажный дом. Моя квартира занимает последний этаж, в нее ведут ступеньки, поднимитесь прямо по ним.

– Что еще мне сделать? – негодующе спросила я.

– Если вы случайно встретите по дороге мистера Рио, – сказал он, – захватите его с собой и поспешите, время не ждет.

Он повесил трубку, и я последовала его совету, потому что больше мне нечего было делать.

Я ни в чем не была уверена, и мне только хотелось, чтобы Джонни был здесь, но его не было. Если бы я знала телефон, я могла бы позвонить Рафаэлю, но я его не знала. Андерсон несколько раз повторял, что это очень срочно, так что у меня не было времени заезжать за Рафаэлем. Но потом я вспомнила о том, что я полноправный компаньон "Рио инвестигейшн" и могу сама повести любое дело. В конце концов, девушка я или размазня? Кровь течет в моих жилах или духи? Итак, я глубоко вздохнула и расправила плечи, чего мне делать было вовсе не обязательно. Кончилось тем, что полетела застежка моего лифчика.

На улице я поймала такси и дала шоферу голливудский адрес. Движение было сильное, и, казалось, прошло очень много времени, прежде чем я добралась туда. Времени просто не могло пройти мало, потому что на счетчике такси было два двадцать пять! Я дала шоферу на чай пять центов, и он посмотрел на меня уничтожающим взглядом и презрительно фыркнул:

– Голливуд!

– Конечно, – ответила я, – там, где дают мало! Я решила, что это прекрасная острота, и была очень довольна собой, вылезая из такси. На тротуаре стоял греческий бог, и наверно, он видел мои ноги больше, чем ему полагалось бы. В его глазах появился интерес, и он улыбнулся, показывая свои белые зубы.

– Привет, деточка! – сказал он глубоким сильным голосом, который всегда наводит меня на мысль, что в моем туалете что-то не в порядке.

– Привет, – застенчиво ответила я и уже совсем было собиралась ему улыбнуться, когда проклятый шофер высунулся из окошка машины и крикнул:

– Подождите! Вы оставили свои трусы на заднем сиденье!

Греческий бог моментально отступил назад, его улыбка исчезла, как увядший цветок. Он в ужасе уставился на меня, а потом пошел так быстро, как будто собирался дойти до Майами к следующему утру. Я пошла к дому, делая вид, что не слышу вульгарного смеха шофера.

Как Хэролд Андерсон сказал мне, наверх шли ступеньки. Я постаралась ступать так, чтобы пропускать каждую четвертую: я загадала, что если мне это удастся, то с Джонни все будет в порядке. Один мой знакомый однажды объяснил мне это. Он говорил, что когда ты делаешь такие вещи, то это не более чем условный рефлекс. Когда бы мы с ним ни встречались, он всегда приставал ко мне. Если я заламывала его руку, он тоже говорил, что это условный рефлекс. Если же я слишком уставала, чтобы сбросить его руку, то он говорил, что это любовь, и не пойду ли я с ним в квартиру немного выпить? Я так никогда его и не поняла.