Год Ворона (СИ)

- Джон?.. - не понял советник, и только после добродушного кивка собеседника понял, о ком тот так по-свойски отозвался. - Та, из которой Освальд...

- О, нет, не та. Настоящая, - старик задумчиво отпил глоток виски и продолжил:

- Иногда я смотрю на нее и думаю о том времени. Эта винтовка напоминает мне о том, что каждому ... инструменту ... можно и должно найти достойное применение. Будь то оружие или человек, в чьих руках оно оказывается. Главное - понять, когда инструмент становится бесполезен и от него пора избавиться.

Патриарх вздохнул, словно видел скрытое от глаз советника. События давно минувшего прошлого. Людей, которые давно ушли из жизни. Тайны, что никогда не станут достоянием истории.

- Ты виноват, Виктор, - сказал лидер "оружейников", и его спокойный голос ударил, как плеть.

Словно соглашаясь, в камине глухо треснул уголь.

- Гордыня, самоуверенность, опрометчивость... - задумчиво перечислил старик после почти минутной паузы. - Виктор, ты подвел нас. И определенно заслужил воздаяние за свои грехи.

Морган стиснул зубы и остался недвижим, как изваяние. Было очевидно, что сейчас от него ждут не оправданий, но абсолютного внимания.

- Впрочем, - вымолвил патриарх, медленно, словно нехотя. - Твою вину следует разделить пополам... По меньшей мере пополам.

Морган судорожно вдохнул, ожидая продолжения, как погибающий от жажды алчет хоть каплю воды.

- Если подчиненный строптив и необязателен... - старик поднял стакан с виски и глянул на советника сквозь слой благородно-золотистой жидкости, словно оценивая Моргана через волшебную линзу. - В этом виноват его руководитель. Коллега Джон расслабился и забыл, что в отличие от болтунов из Сената в нашем скорбном и многотрудном деле карьерный подъем лишь умножает обязанности и ответственность.

Моргану потребовалась почти секунда, чтобы вспомнить о каком именно Джоне идет речь на этот раз. Ведь советник не называл вице-президента по имени с той достопамятной встречи на поле для гольфа. А старик меж тем продолжал мысль:

- Он должен был самолично контролировать весь процесс, однако переложил свои обязанности на тебя. А затем, словно сделанных ошибок было недостаточно, не сумел добиться от тебя прямых и своевременных ответов. Это плохо, очень плохо. И непрофессионально. Поэтому мы поступим следующим образом...

И вновь пауза растянулась на целую вечность.

- Вице-президент и его пожелания - отныне не твоя забота. Эту партию мы проиграли, теперь нужно выйти из нее с минимальными потерями. Исполняй приказ президента, убери все следы, которые могли бы указать на наше участие. Невзирая на персоны.

Старик посмотрел прямо в глаза Виктора, и Моргану показалось, что он заглянул в две бездонные могилы. Советник уже устал бояться, а сорочка и так вымокла от нервного пота. Поэтому Виктор просто отметил - как данность, как само собой разумеющееся - четкий и предельно ясный акцент собеседника на последней фразе.

- Если справишься... Если сможешь извлечь уроки из всего происшедшего... То за свои грехи ты ответишь не перед царями земными, а перед Всевышним. Когда-нибудь. Если же не справишься... Что ж, я всегда считал, что оступившемуся можно дать один шанс. Но только один.

С этими словами патриарх поставил стакан виски на стол. Случайно ли, намеренно ли, но хрустальный сосуд встал прямо на бланк указа, придавив его словно старинной большой печатью.

- Ступай. У тебя много дел, - прошелестел в подступающей тьме голос седого демона.

- А ... как же документ? - Морган отдавал себе отчет, что в этой комнате не бывает ничего случайного, но все же решился задать вопрос. Голос у него был сухой и осипший.

Ответом стал тихий, добродушный смешок.

- Каждое число имеет некую силу, которую цифра или символ для обозначения цифры выражают не только количественно, - произнес патриарх, цитируя кого-то из древних80. - Эти силы заключаются в оккультных связях между отношениями вещей и принципов в природе, выражениями которых они являются. - Старик сделал паузу и добавил. - Ступай, мой мальчик, и ни о чем не беспокойся ...

В этот далеко не торжественный миг советник Морган не испытывал ничего, кроме огромного облегчения. Пожалуй, никогда в жизни он не был настолько счастлив. Сравниться с этим божественным ощущением, когда будто сама Смерть прошла мимо, ограничившись дружеским хлопком по плечу, смогло только чувство, которое Виктор испытал неделей позже. В тот день, когда Белый Дом вздрогнул в скрытом от посторонних взглядов, но от этого не менее ужасающем скандале - произошла плановая инвентаризация правительственных бланков, и выяснилось, что номер документа с поддельным и страшным распоряжением числится за вице-президентом...

23. В конце тоннеля

Однажды в годы курсантской юности я, младший сержант Верещагин, будучи дежурным по корпусу, заснул за столом, уронив голову на руки. Проспал больше часа. От неудобной позы резко сократился приток крови к мозгу, и я улетел в какое-то странное состояние, из которого вывел, показавшийся несмолкающим, телефонный звонок. Тогда, начав приходить в себя, я долго не мог понять, кто я и где. Нечто подобное, только в несколько раз сильнее, происходит сейчас.

Сперва появляется какое-то неописуемое словами ощущение, с которым, вероятно, приходят на свет младенцы. "Я - есть". "Я - существую" ... Затем пробуждающееся сознание начинает получать сигналы от тела. И сигналы эти очень нехороши. Голова болит тупой застарелой болью, которая протяжно пульсирует по всему черепу. Горло пересохло, руки тяжелы как гири-пудовки, а ноги ломит словно застарелым ревматизмом...

Это ж сколько я вчера выжрал? Перед глазами ползут чередой обрывочные картины с погонями, перестрелками, полетами и рекой, кровью и женщинами. Будто кто диафильмы крутит на потолке. Это кто же из корешей в "Ласточке" подсунул вчера наркоту?

Чтобы разогнать кровь, несколько раз сжимаю и разжимаю пальцы. Голову чуть отпускает. Понемногу шевелятся мысли. Вспоминаю имя. Виктор. Имя моё... Вслед за именем возвращается и способность рассуждать. Мозги хоть с натугой, но все же работают, чем я и пытаюсь воспользоваться, чтобы сообразить: или я сейчас в Русе прихожу в себя после пьянки (не исключено, если с Петрухой вчера технического спирта вмазали), или все, что произошло после Русы, правда, и я действительно умер...

Приоткрываю глаза. Передо мной сплошной стеной стоит густой белый туман. Херовенькая замена обещанному свету в конце тоннеля. Однако, мрачности в мыслях нет. Скорее обреченность и фатализм - ну помер Максим и хрен с ним...

Натужное скрипение мыслей по несмазаным извилинам рассеивает туман. Белая пелена медленно опадает и перед моим взглядом открывается ... потолок. Но это не моя русинская конура. Два казенных, кажется даже пыльных плафона, в одном чернеет мушиная мумия. Вряд ли в загробном ведомстве дошли до полного копирования больнично-казарменных интерьеров, а значит слухи о моей смерти преувеличены.

Пытаюсь мыслить логически. Получается через раз. Но, как ни крути выходит, что я, во-первых, жив. А во-вторых, нахожусь где-то в казенном учреждении - больнице или в тюрьме. Ну или в тюремной больнице, что тоже весьма вероятно.

Пробую перевести взгляд с потолка на стену. Легкое движение головы немедленно отзывается стреляющей болью в затылке и шейных позвонках. Чуть-чуть переждав, пробую еще раз.

В общем, если это тюрьма, то какая-то очень западноевропейская. Типа как у гражданина Брейвика81. На стене, выкрашенной в неяркий белый цвет, без привычных наших малярских ляпов и затёков, чернеет внушительный прямоугольник телевизионной панели. Справа от телика - дверь. Не тюремная, без ручки и с глазком, а самая обыкновенная. Над дверью, у самого потолка - жалюзи кондиционера. У противоположной стены установлен высокий стеклянный шкаф и рядом с ним стеклянный же столик на колесах. Оба предмета мебели забиты всяческой медицинской пестротой - банки, коробки, пузырьки... Интересно, вся эта фармакологическая прелесть сугубо для меня, или нас тут человек десять ждет прихода доброго доктора Менгеле82 с никелированным ведерным шприцем?