Ничего личного! (СИ)

Сашка покрутил головой:

– Ты же сам орал, чтобы мы тебе не вздумали график сорвать? Мы и так идем день в день, никакого запаса на непредвиденные обстоятельства. Я и с мужиками договорился, все выйдут в выходные, на трехсменку.

Он посмотрел на меня и примирительно сказал:

– Да ладно, не дергайся. С Шумиловым я созвонюсь, заливку твой главный проконтролирует, а я сам буду здесь, прослежу, чтоб с доставкой бетона было все, как надо. А ты бери Веронику, хоть на выходных вместе побудете. Привет ей от меня передавай!

Вот для чего нужны друзья! Я возликовал в душе, зная, что Сашка обо всем позаботится. Значит, я могу быть на два, нет, на два с половиной, дня совершенно свободен.

Кое-как я распихал все текущие дела, съездил в супермаркет за всякой съедобной чепухой, которую Вероника, как все дети, просто обожает, и пристроился у огромного окна аэровокзала на втором этаже, чтобы не пропустить прилет ее борта.

Я подошел к турникету, где объявили выход пассажиров львовского рейса, и сразу же увидел маленькую фигурку Вероники. Она шла рядом с высокой крупной женщиной, отчего показалась мне неожиданно маленькой и худенькой.

Я подхватил ее и с удовольствием всмотрелся в узкое большеглазое лицо, которое окружали пышные рыжие волосы. Вероника засияла мне навстречу всеми своими веснушками:

– Папа, познакомься: это Ганна Яковлевна, она преподает у нас в школе рисунок. Мама просила ее присмотреть за мной в поездке.

Я поблагодарил преподавательницу за проявленную заботу. Она только рассмеялась:

– Да что вы! Какие могут быть заботы! Мы с Вероникой очень мило провели время.

Ее тоже встречали, так что мы расстались взаимно довольные друг другом, как только получили багаж.

На стоянке Вероника сняла рюкзачок и по-хозяйски уселась впереди. Я не стал ей делать замечаний, надеясь, что милиция на нас не обратит внимания, только попросил пристегнуться.

По дороге она вертела головой и расспрашивала меня обо всем. Я поинтересовался, не голодна ли она, но Вероника только помотала головой.

– Поедем домой, я ужасно соскучилась по тете Кате. Как там она?

Я засмеялся:

– Угадай, что она сейчас делает?

– Тоже мне, загадка! Конечно, печет пироги. Ох, как я люблю ее сдобу! Мама презирает всякие кухонные выкрутасы, мы покупаем все только в магазине. – Она погрустнела. – Мы с бабушкой любили печь, она мне доверяла всякие украшения…

Я покосился на Веронику, но ничего не сказал. Она очень любила бабушку, думаю, ей будет не хватать ее и сейчас. После похорон Дагмара сразу улетела, и Вероника не была в Петровском без бабушки.

Одной из причин, по которым я затеял этот долгий и трудный ремонт, было как раз то, что я не хотел делать этот дом музеем Вероникиных и своих воспоминаний. Пусть дом останется живым. В нем сохранится память о родителях, мамины безделушки, посуда, книги отца, семейные альбомы с фотографиями, но он будет предназначен для жизни, здесь будут, я надеюсь, жить и любить, рожать детей, встречаться с друзьями, будут пить чай на веранде, гулять вечерами к реке. Память должна быть светлой. Может быть, когда-нибудь в нем поселится и Вероника со своей семьей.

– Ты, наверное, не узнаешь наш дом. А особенно – свою комнату. Я попросил свою приятельницу помочь мне. Правда, она не успела все закончить, но это как раз и лучше: ты ей поможешь, ведь верно? Вика поживет у нас. Я думаю, вы понравитесь друг другу.

Вероника недоверчиво и насмешливо посмотрела на меня:

– Папа, ты, наконец, влюбился? Она красивая?

Я кивнул:

– Очень, – подумал и добавил, – впрочем, скоро сама увидишь. Она еще талантливая, и добрая, и умная. И вообще, у меня к тебе просьба: побудь с ней рядом. У нее недавно случились крупные неприятности. Я хотел бы, чтобы моя взрослая, умная и добрая дочь помогла моей подруге.

Вероника сощурилась:

– Так я не поняла, она тебе подруга или подружка?

Я расхохотался.

– А что, есть разница? Как они отличаются?

– Ой, папа, ты прямо как маленький. – Вероника укоризненно глянула на меня. – Если у вас уже было что-то, то подружка, а если она тебе просто очень нравится, то подруга.

Я вздохнул. Современные дети запросто вслух рассуждают о таких вещах. Впрочем, ничего удивительного тут нет: телевидение и Интернет не оставляют даже флера тайны над человеческими чувствами. Правда, сводят их к примитивно простым понятиям.

Я признался:

– По твоим критериям, она мне подруга.

Вероника засмеялась:

– Мама говорит, что в мире нет ничего постоянного. Не переживай, она может присмотреться к тебе внимательней. Тогда она увидит, какой ты у меня красивый и вообще самый лучший, влюбится в тебя по-настоящему, и тогда будет все.

– Что все?

– Ну, она станет твоей подружкой. – Она засмеялась и сказала: – Может, не такая она и умная, раз уже все это в тебе не рассмотрела?

Я вздохнул:

– Э, не все так просто. – Я поколебался, стоит ли докладывать об этом десятилетнему, пусть даже и излишне просвещенному в таких вопросах, ребенку, но продолжил: – Она замужем. Ее муж – твой дядя, Юзик Голембиевский.

Вероника сморщила нос:

– Мама знакомила меня с ним, он мне совершенно не понравился. Зануда!

– Нельзя так говорить о взрослых, тем более он – брат твоей матери. – Чтобы сменить тему, я спросил: – Кстати, как там Дагмара?

Вероника фыркнула:

– Мамин руководитель ей недавно сказал, что у нее молодежный период, как у Пугачевой. Сейчас она переживает новое увлечение, сопровождающееся творческим подъемом, они вместе готовят выставку, так что на этом фоне я получила возможность уехать к тебе. Представь, она отпустила меня почти до середины августа.

Я отметил про себя, что, взрослея, Вероника приобретает фамильные черты Голембиевских: насмешливость Дагмары, но без материнской резкости и грубой прямоты, и язвительность, смягченную чувством юмора, полученную со стороны дяди. Вот уж, не из родни, а в родню, как часто говорил мой отец.

Мы свернули к дому, и Вероника нетерпеливо заерзала. Я ободряюще улыбнулся ей.

Ворота были открыты полностью, у боковой веранды стояла наша «Газелька», а мои ребята вытаскивали из машины какие-то растения в кадках и горшках. Сама Вика, в шортах и короткой майке, стояла спиной к нам, держа в руках два горшка цветущих роз.

Она весело распоряжалась, что и куда надо нести, и мы услышали, как она ответила нашему водителю Вите:

– Монстеру несите в зал. – И, на его попытку забрать из ее рук цветы, возразила: – Нет, нет, эти горшки я отнесу сама. Это на балкон в комнату Вероники.

Почувствовав что-то, она оглянулась, увидела нас, и закричала:

– Тетя Катя, приехали!

Она пристроила горшки в руки Вите, отряхнула ладони о шорты, и подошла к нам, улыбаясь:

– Ну вот, не успели буквально чуть-чуть к вашему приезду!

Я представил их друг другу, и Вероника неожиданно церемонно наклонила голову. Вика взяла ее за руку и доброжелательно сказала:

– Пойдемте в дом? Там тетя Катя не может оторваться от своих пирогов.

Они прошли вперед, Вероника на ходу оглянулась и показала мне большой палец, кивнув в сторону Вики. Я засмеялся, от сердца отлегло. Все-таки я чуть-чуть переживал, как встретятся девочки.

На пороге Вика опять подхватила из рук Вити горшки с розами, и мы вошли в дом. Вероника, не бывавшая в этом доме со дня похорон бабушки, чуть замешкалась, и умница Вика сразу все поняла:

– Вероника, ты, наверно, просто не узнаешь дом. Здесь, конечно, еще не все закончено, но, я думаю, ты поможешь мне устроить все, как надо. И, если честно, мне не терпится показать твою комнату. Я расспрашивала о тебе отца и тетю Катю, и пыталась вообразить себя на твоем месте. Мне было очень приятно сочинять твою комнату, надеюсь, что ты оценишь мои усилия.

Вероника с разбега запрыгнула на появившуюся из кухни тетю Катю. Пока все снова ахали и радовались встрече, я огляделся.

Сказать, что я был удивлен, это ничего не сказать. Знакомые комнаты приобрели совершенно незнакомый вид. Обстановка комнат нижнего этажа дышала достоинством и респектабельностью. Мой взгляд везде натыкался на знакомые с детства вещи. И вместе с тем, Вике удалось добиться того, что в новом расположении они производили на меня совершенно иное, чем раньше, впечатление.