Мессианский Квадрат

Мне невольно вспомнилось происшествие на перекрестке Адам.

– Наверно, тот араб в красном «Мерседесе» и в самом деле возвратился не ради кого-то из нас, а ради всех, – подумал я. – Просто решил не упускать такую отличную возможность задавить евреев, и развернулся…

В тот день я, как обычно, выехал патрулировать улицы Рамаллы. Кроме меня в джипе находились еще трое: водитель, Рувен и еще один солдат.

Проезжая мимо временно установленного блокпоста, мы увидели, как двое солдат пограничных войск пинают ногами лежащего на земле араба.

Джип затормозил, и мы с Рувеном выскочили наружу. Солдаты повернулись в нашу сторону.

– Прекратите немедленно! – закричал Рувен. – За что вы его бьете?

– Что случилось? – возмущенно вторил я.

Солдаты не торопились с ответом. Между тем один из них сказал другому:

– Ладно. Он достаточно получил, – и уже обращаясь к арабу,  добавил, – вставай, Мухаммад, радуйся, что легко отделался.

Араб — парень на вид чуть старше двадцати — вскочил и, низко склонив голову,  поспешно скрылся в ближайшей подворотне.

– Что вы здесь устроили? – негодующе набросился я на солдат. – Что он сделал?

– Ты что не слышал, что произошло утром? – мрачно смотря мне в глаза, сказал  один из них. – Араб из Газы угнал автобус и передавил несколько человек.

– Того убийцу застрелили. Но при чем здесь этот парень?

– Все они хотят одного.

– Объясните, за что вы его били! – не отступал я.

– Он с дружками слишком радовался смерти евреев.

-     С чего вы взяли?

-     Не сложно было догадаться! Стоял — нам в глаза гадливо скалился. Ухмылялся... Так на солдат ЦАХАЛа не смотрят. Особенно после убийства евреев.

– Я все сообщу командованию! – возмущенно крикнул Рувен. – Вы пойдете под суд.

Солдаты насмешливо переглянулись.

– Валяй, жалуйся,  – сказал один.

– Но наших личных данных мы тебе на всякий случай не назовем, – добавил второй, усмехнувшись.

Рувен гневно развернулся и пошел к джипу, но я на мгновение задержался.

– Как вы не понимаете, что только множите ненависть и позорите  ЦАХАЛ! Если мы сами ведем себя как арабы, то для чего мы здесь?

Я с досадой махнул рукой и вернулся в джип.

– Как все накалено и как мы бессильны что-либо изменить и в них, и в себе!  – думал я, глядя из тусклого окна патрульной машины на безлюдные в это полуденное время улицы Рамаллы.

Через час после этого происшествия нас вызвали по рации в центр города, где в тот момент арабы забрасывали камнями израильские машины. Рувен все никак не мог отойти от возмущения после увиденной сцены и был крайне недоволен своим боевым заданием.

– Кому это надо?! Стекла у всех поселенческих машин защищенные. Никакого вреда от этих камней нет.

– Никакого?! – возмутился я. – Это от маленьким камней может быть никакого, а от больших очень даже большой. Да и кроме того, это ведь они только начинают с камней, а кончают бутылками с зажигательной смесью… Разве ты забыл, что произошло в этом самом месте два года назад? Вся Рамалла сбежалась полюбоваться, как горят евреи…

Рувен неприязненно поморщился.

Мы увидели группу камнеметателей издали. Водитель подал джип назад и выехал переулками им в спину. Завидев нас, арабы бросились врассыпную, но одного мы все же догнали и повезли в полицию, располагавшуюся поблизости.

Задержанному нами пареньку было на вид лет четырнадцать, он был слегка испуган: твердил, что никаких камней не кидал и подобострастно улыбался.

– Надо же, какие вы дружелюбные делаетесь, когда никому навредить не можете... – усмехнулся я.

Пока Рувен и еще один солдат провели задержанного подростка внутрь, я оставался в джипе. Слушал новости. Одной из погибших в сегодняшнем теракте была двадцатилетняя девушка: ехала что-то купить на бар-мицву своего  племянника…

Во время метеосводки дверь полицейского участка открылась и из нее вывели еще одного араба в наручниках. Когда он поравнялся со мной, я узнал в арестованном… Халеда.

Я немедленно выскочил наружу.

– Секунду! – крикнул я, обращаясь к конвоиру. – Мне нужно его кое о чем расспросить…

Я смотрел на Халеда, он выглядел растерянным и уставшим.

– Вы что, знакомы? – хмуро спросил полицейский.

– Да.

– Спрашивай, но побыстрей.

– Почему ты здесь, Халед? Что случилось?

– Ури, это ошибка. Меня отпустят. Вот увидишь.

Вдруг я припомнил, что не так давно видел в толпе блокирующих улицу арабов лицо, похожее на лицо Халеда. Мы вели наблюдение из квартиры одного высотного здания, и я достаточно ясно рассмотрел его в бинокль. Тогда я подумал, что это просто сходство, но теперь заколебался.

– Скажи-ка лучше вот что, – сказал я. – Я мог видеть тебя на перекрестке Айош месяц назад во время беспорядков?

– Мог, – несколько смутившись, признался Халед.

– И что ты там делал?

– Ури, о чем ты спрашиваешь, я же живу в Рамалле…

Я с сомнением покачал головой.

После того как Халеда увели, я немедленно вошел в участок и стал наводить справки.

– За что был задержан Халед? – спросил я у дежурного. – Ну этот араб, которого только что вывели?

– Откуда мне знать. Его привезли из тюрьмы Офер для допроса….

– Кто его следователь?

– Зачем тебе?

– Я знаком с этим арабом, хочу знать, что произошло.

Дежурный куда-то позвонил. Потом на пять минут вышел, потом опять куда-то позвонил и, наконец, дал телефон, по которому мне ответили, что понятия ни о чем не имеют.

Если б я знал хотя бы его фамилию, мог бы официально навести  справки, но этой «мелочью» я в свое время не поинтересовался и теперь ничего не смог выяснить.

Через неделю после этой встречи началась война в Персидском заливе, отозвавшаяся множественными ракетными обстрелами Израиля, а еще через месяц, вскоре после окончания этой войны, меня, наконец, отправили в Ливан.

Я очень радовался этому переводу. И дело было не только в том, что здесь мы противостояли не подросткам с камнями, а хорошо вооруженному и обученному противнику. Радовало также и то, что здесь мы были не одиноки, что местные  жители – христиане-марониты – видели в нас своих союзников и бок о бок сражались с нами.

Не обошлось без семейной драмы. Я надеялся, что перевод этот вообще удастся утаить от родителей, но брат Давид, которому я похвастался, что отправляюсь на «настоящую войну», проболтался. 

Родители вызвали меня к себе в комнату и взволнованно стали перечислять все преимущества службы в Самарии, напирая на близость к дому и важность миссии.

– Уверяю тебя, в Рамалле достаточно опасно... – нервно теребя руки, выдавила, наконец, из себя мама. – И с ножами на вас бросаются, и бутылки Молотова в вас кидают…

У меня сжалось сердце. «Бедная, – подумал я. – Приманивает меня опасностью, как дедушка на рыбалке приманивал хлебом ершей!»

Я обнял маму,  и мы заплакали друг у друга  на шее.

– Мамочка! Все будет хорошо… Везде одинаково опасно... Да и вопрос этот уже решен.

– Что ж, Юрочка, мы знали, куда ехали...

– Вот именно! – обрадовался папа. – Мы знали, куда ехали.. Пусть себе служит,  где хочет...

Через три месяца неожиданно позвонил Халед. Мы встретились во время моего отпуска в Иерусалиме, там же, где и в первый раз – на площади Цион.

Халед держался бодро и как-то сразу смог убедить меня, что был арестован по ошибке. Лучшим доказательством тому служила его свобода и школьный микроавтобус, на котором Халед беспрепятственно разъезжал и даже подбросил меня до дома.

– Слушай, – сказал я на прощание, – а ты не скажешь мне свою фамилию? Может, я когда и помочь смогу, справки навести, передачку принести...

– Эль-Масри моя фамилия, – просто ответил он. – Халед Эль-Масри.