Мистер Хайд

— Это я, — объявил он с порога.

— Вы плохо себя чувствуете?

— Нет.

— Ну ладно, заходите. Не станем же мы кричать друг другу из одной комнаты в другую. Но ненадолго, пожалуйста.

Сидя за столом, не оборачиваясь, она показала на стопку бумаг.

— Вот первый урожай, — сказала она. — Садитесь… Катапультировать пишется с двумя «т»?.. Впрочем, мне наплевать. Этим обязана заниматься Клер. Итак? Вы заплатили управляющему?

Повернулась на крутящемся стуле. Что за манера приобретать стул для пианино, не имея пианино. Но он позволяет ей внезапно развернуться, пронизав собеседника пристальным взглядом, или наоборот повернуться к нему спиной, используя тщательно разработанную технику от демонстрации постепенной потери интереса до резкого отторжения в зависимости от того, желает ли она дать понять, что ей начинают надоедать или уже надоели до смерти. Сейчас она показывает себя в три четверти, это значит, что она сдержанна, но не враждебна.

— Сегодня заплачу, — поспешно пообещал Жантом. — Но сейчас не об этом. Я все думаю о вашем телефонном звонке. Раньше вы никогда не говорили, что мой приемник вам мешает.

— Ну и что, теперь говорю.

— А вы слышите, как я хожу по квартире?

— Как будто вам это неизвестно.

— А прошлой ночью я вам не мешал?

— Не помню.

— Вы не слышали, как я ходил?

— А вы ходили?

— Да нет. Просто встал попить. Большого шума наверняка не наделал. Наверно, около четырех часов.

Она медленно повернулась на стуле и подозрительно на него уставилась.

— Вы хотите сказать, что это опять началось?

— Нет, нет, — запротестовал он. — Совсем нет. С этим покончено. Но я знаю, что вы много работаете, и никоим образом не хочу нарушать ваш сон. — Чтобы положить всему этому конец, добавил: — Знаете, о чем я подумал?.. По всему полу неплохо бы постелить палас.

— Тогда вы сможете не ночевать дома… Послушай, Рене, не дури мне голову. У тебя есть подружка. Ты хочешь подхватить СПИД?

— Ну ладно, — ответил Жантом. — Если вы так все это себе представляете…

— Подойди, пожалуйста. Тебе бы надо пройтись по одежде щеткой… На галстуке крошки от булки. А о чем говорят в кафе?

— О чем там говорят! О скачках, о гонках «Тур де Франс».

— Ты нарочно издеваешься! Я говорю об убийстве.

— О! Пока ничего особенного. Убийца задушил беднягу, а потом…

Жантом замкнулся, вспомнив о двух санитарах.

— А потом? — спросила Мириам.

— Потом он позвонил в- полицию, врачам или еще кому-то, не помню. Затем исчез. Тело обнаружила «Скорая помощь».

— Кто это?

— Убитый? Какой-то майор Шайу. Больше ничего не знаю. Подождем, что напишут в газетах.

— Что-нибудь украли?

Вопрос застал Жантома врасплох. Он об этом не думал.

— Возможно, — проговорил он. — В определенном смысле, мне жаль.

— Дружище, — вздохнула она. — Идите отдохнуть. Вы еще окончательно не проснулись. Что касается паласа, я согласна. При условии только, что его постелют без шума.

Четверть оборота. Перед ней снова чистый лист, который она начинает заполнять аккуратным секретарским почерком. Отвратительное зрелище.

Жантом поднялся к себе. В ходе разговора с Мириам он понял, что его мучает. Быстро разложил свои принадлежности, бумагу, ручку. Вертикальной чертой разделил листок на две части. Слева конкретные детали, которые скоро в газетах появятся в изобилии: когда точно совершено преступление, как убийца вошел в квартиру и т. п. Короче, все, что относится к технике ограбления. Справа то, что он уже называет поэтической стороной. В ней пока всего лишь два, но очень показательных момента: во-первых, свечи, но главное — эти люди в белых халатах, которым позвонили по телефону, и уже сейчас нет никакого сомнения, что между рутинным ограблением квартиры и артистической декорацией убийства есть что-то несовместимое. Как будто кража явилась просто условием, в принципе не очень важным, постановки фантастической сцены. Старик Дельпоццо не такой уж дурак!

Жантом провел руками по лицу, потом долго растирал щеки. Теперь все у него в руках, он уже видит написанную им увлекательную книгу на основании вот такого живого материала необъяснимых преступлений. Это не будет рассказ о знаменитых загадках. Нет, он поведает настоящую захватывающую историю с совершенно вымышленным главным героем, представляющим себе все свои приключения как словесные изыски. К тому же ничто не помешает ему полностью переделать происшествие на улице Катр-Ван, сделать убитого отставным адмиралом, виновным в каком-то тайном должностном преступлении. И вот теперь наступила расплата. Дюма в своем «Графе Монте-Кристо» уже указал направление. Но этот жанр не получил продолжения. Жанр — это образ. А если вернуться к несчастному Шайу, подумал Жантом, то здесь в постановке явно чего-то не хватает. Свечи по обеим сторонам кровати — это хорошо. Но надо еще увидеть труп, лежащий со сложенными руками на кровати, словно ожидающий людей в белом, свой почетный караул. Поэтику создает образ в своей выразительной наготе. Риторика излишня. Я это чувствую. Чувствую настолько остро, что дам согласие старику Дельпоццо. Прямо сейчас.

Он поджег край листка, посмотрел, как он чернеет и скручивается в пепельнице. К нему никто не заходит, кроме консьержки, убирающейся в квартире два раза в неделю. Но вполне вероятно, что она везде сует нос. Этот листок мог бы привлечь ее внимание. И потом, гораздо интереснее носить свои тайны при себе, как животные, передвигающиеся вместе с детенышами, вцепившимися в их шкуру.

Жантом мог бы и позвонить. Но ему хочется сообщить шефу конфиденциально. Он поймал того на пороге бухгалтерии.

— Ах, это ты, тоже сюда? — спросил Дельпоццо наигранным тоном.

— Нет, — ответил Жантом, — я пришел не за чеком. Просто хочу сказать, что согласен.

— Согласен с чем?

— С вашим предложением.

Издатель взял Жантома за руку и отвел в сторону.

— Тише, приятель. Я еще никому об этом не говорил. Ты хорошо подумал?

— Да. Наверное, получится. Я уже вижу главного героя. Эдакий эстет. Представьте себе Фантомаса, созданного Андре Бретоном.

— Ну вот! — улыбнулся Дельпоццо. — В добрый час. Раз ты за это взялся.

Он пощупал лоб Жантома.

— Не очень волнуешься? Я же тебя знаю.

— Я очень серьезен.

— Пусть так. Сколько тебе нужно времени? Полгода? Год? Допустим, год? Ты пишешь не очень быстро. Разумеется, я дам тебе аванс, чтобы ты мог спокойно работать. Об этом просочатся слухи. У тебя начнут выпытывать. Но ни слова. По крайней мере до того, как ты мне дашь хотя бы пятьдесят страниц. Если удастся, наберу небольшую команду. Извини, у меня обед с двумя американцами. Счастливо, дорогой Рене.

Жатом вышел с меньшей уверенностью в себе. Это ведь не комиксы. Нет. У него в голове созрел довольно точный план, но его опередил Гюисманс. Портрет Жиля де Ре в романе «Там» — это почти то же самое. С той разницей, в пользу Гюисманса, что его «Синяя Борода» стал уже героем легенды. А вот Шайу… Потребуется приложить массу усилий, чтобы из убийцы майора сотворить дьявольский портрет чудовища, способного надолго захватить воображение… Ландрю… Петио… Джек Потрошитель… «Вероятно, я замахиваюсь слишком на многое, — подумал Жантом. — Я должен исходить из обычного происшествия, из тонкой смеси грязи и украшательств… Если бы мне удалось встать на место преступника, то я совершил бы не воровство — кстати, весьма неприятное слово, — а ловкое изъятие определенных предметов, словно я превратился в обуреваемого страстью коллекционера. Из каждого преступления я создавал бы какую-нибудь удивительную драму ревности. Насладившись бредовой радостью эксклюзивного обладания, я придавал бы своей жертве пристойный вид. Именно так поступил убийца на улице Катр-Ван. Хорошая оформительская работа предоставляет путеводную нить. Здесь нет никаких сложностей, тем более что я почерпну все детали в своем воображении, за исключением тех, что станут известными из хроники. Пусть мне в общих чертах расскажут о преступлении, а я уж добавлю насилия. Вот оно, насилие. И я даже сомневаюсь, стоит ли мне продолжать лечиться у Бриюэна. Если он уничтожит это насилие, я окончательно стану писателем без воображения».