Дарю вечную молодость (Ее последняя роль)

— Так, понятно. Давай дальше. Пройдемся по личному фронту — любовь, ревность, соперничество. У Марины в последнее время были какие-нибудь романы, драмы?

Виктор пожал плечами и отвернулся. Леонид, понимая, что другу неприятно об этом говорить, решил закрыть тему и перешел на другое:

—Ладно, рассмотрим более прозаические мотивы: корыстолюбие, вымогательство, шантаж, месть. Марину не ограбили, но ведь не исключено, что убийца мог взять у нее какую-то вещь или документ, о которых никто не знал, даже ее мать, — а потому пропажа и не обнаружилась. Далее. Марина могла владеть какой-то опасной информацией. Допустим, она оказалась свидетельницей преступления или ей было известно о темном прошлом какого-нибудь субъекта. Наконец, она могла когда-то кому-то причинить зло, и теперь ей за это отомстили. Есть еще множество мотивов убийства, которые подходят к данному случаю. И надо заметить, что тайный враг Марины — человек опытный и с большими возможностями. Все организовать, нанять киллеров из другой республики, ловко замести следы — это не под силу дилетанту. Убийца либо сам имеет связи в уголовном мире, либо нанял кого-то, имеющего эти связи. Кроме того, он хорошо знал распорядок дня Марины, улавливал сплетни и слухи вокруг ее имени. Недаром же он, или киллеры по его указке, заранее разложили на столе фотографии и афиши, чтоб можно было сделать вывод, будто Марина застрелилась в припадке ностальгии по ушедшей славе. Ведь, кажется, в таком плане писал о ней тот бульварный журналист? Якобы у Марины все в прошлом, она изжила себя как творческая личность и так далее. Легче всего свалить самоубийство на душевный кризис… А кстати, у Марины были какие-нибудь творческие планы? Помню, где-то промелькнуло, что она собирается ехать в Париж. Для чего?

— Точно не знаю, она это не афишировала. Марина была немного суеверной и боялась говорить о своих планах заранее — чтоб не сглазить. Поэтому ходили разные слухи: якобы она собиралась навестить эмигрантскую родню, или подлечиться, или сделать пластическую операцию. А вот Евгения утверждала, что Марину пригласили туда преподавать в школе искусств.

— А ты не проверял эти сведения?

— Зачем? Разве это так важно? И, потом, пойми: я не могу открыто интересоваться жизнью Марины, это даст лишний повод для сплетен. Потому ведь я и позвал тебя, чтобы никто не догадался о моем участии.

— Значит, ты немного можешь рассказать о ее жизни в последние годы? Какие у нее были подруги, друзья, кто ее окружал — этого ты не знаешь?

— Боюсь, что нет. Об этом тебе лучше спросить у Лили Чубаровой. Она как была Марининой подругой в юности, так и осталась. А другие предавали, завистничали… Да она и сама не очень умела дружить.

— Марина жила в квартире одна?

— Да. Алеша уехал примерно за год до ее гибели. Домработницы у Марины в последнее время не было. Ну, а насчет ее приходящих мужей и бой-френдов я сведений не имею.

— Марина и Евгения Константиновна всегда жили на разных квартирах?

— Да, так им было удобней. У каждой — своя жизнь, свои дела. Марина тяготилась опекой. А Евгения до последнего времени была активной бабулей, вела общественную работу, давала уроки начинающим певицам. Но Марина ее часто навещала, они ведь жили в одном районе.

— Ясно. Еще последний вопрос. — Леонид помолчал, искоса и внимательно поглядывая на задумчиво-напряженное лицо Виктора. — Для чего тебе надо найти убийцу? Ты хочешь его обличить, покарать? Но тогда тебе придется выдать свое участие в этом расследовании.

— Тогда это можно будет сделать. — Голенищев сдвинул брови к переносице, и его серо-голубые глаза потемнели, словно налились свинцом. — Узнав правду, получив доказательства, я смогу открыто заявить, что так, мол, и так, Марину напрасно обвиняли, будто она… — Виктор замолчал, словно проглотив последние слова, и стал с преувеличенным старанием хлопотать возле камина.

Леонид тоже молчал, размышляя, что же в этом деле является главным для Виктора: забота о добром имени Марины или ненависть к убийце, отнявшем предмет его давно прошедшей, но, видимо, не забытой любви.

Глава четвертая

Юля Жигалина мельком взглянула на себя в зеркало витрины и осталась довольна своим внешним видом. Идеальная фигурка, стройные ножки — все прекрасно, хоть сейчас па подиум. Недаром все эти начинающие живописцы и ваятели накидываются па нее, как мухи на мед. Впрочем, теперь она уже вполне могла бы работать высокооплачиваемой натурщицей у маститых и даже знаменитых художников, но некогда и неохота к ним пробиваться. Ведь главное для нее — актерская профессия, а тратить свое время на позирование — слишком большое расточительство. И так львиная доля времени и сил уходит на обязанности домработницы Голенищевых. Но тут уж ничего не поделаешь, эта работа ее кормит, дает свой угол в Москве и много других преимуществ. Вот, например, даже эта модная и дорогая курточка — «с барского плеча», ее отдала Инга после того, как муж ей сказал, что в курточке у нее вульгарный вид. Такую вещь Юля не могла себе позволить на свою зарплату — для нее это уже излишество, когда имеется и плащ, и теплый пуховик. Но сейчас, сжимаясь под порывами пронизывающего осеннего ветра, Юля все-таки не желала утеплиться, выбрала эту красивую, хоть и холодную курточку, потому что сегодня хотелось выглядеть особенно экстравагантно, ведь она шла к своему любовнику для решительного объяснения.

Был конец октября, рано начинало темнеть. Свет фонарей дрожал в маленьких лужицах, которые Юля старательно обходила, чтобы не вымазать новые ботинки. Иногда ветер бросал ей под ноги пожухлые листья, иногда с деревьев падали холодные капли, и Юля досадливо отряхивалась. Почему-то сейчас ее раздражало буквально все: осенняя промозглость, толкотня вечно озабоченных прохожих, гудки и визг несущихся сплошным потоком машин, назойливое мелькание реклам. Юля, всегда так любившая суету столицы, внезапно почувствовала свою растерянность перед могучим холодным городом, в котором она так пламенно мечтала утвердиться. Первой ступенькой был дом Голенищевых, но в нем Юлю, естественно, хотели видеть только домработницей. Второй ступенькой оказалось знакомство и связь с Жоржем Фалиным, обещавшим сделать се театральной актрисой. До недавнего времени Юле казалось, что она уже прочно утвердилась на этой ступени, но вдруг, после возвращения Жоржа с летних гастролей, что-то стало ломаться. Второй месяц Фалин под разными предлогами избегал встреч с Юлей, перестал составлять ей протекцию для участия в маленьких эпизодах на сцене «Нового Глобуса». Девушка терялась в догадках, что было причиной внезапного охлаждения: новое увлечение Фалина или, может, клевета какой-нибудь злопыхательницы типа Эльвиры Бушуевой. Эта прима хоть и делает вид, что в упор не замечает Юлю, но наверняка ненавидит ее, как и всех, кто моложе, красивей, да, к тому же, нравится ее прежним мужьям и любовникам.

Сегодня Юля точно знала, что Жорж дома, потому что полчаса назад созвонилась с ним и заявила истерическим тоном, что устроит скандал в театре, если Фалин вновь попытается избежать объяснения.

Торопливо приближаясь к его дому, она едва ли не вслух произносила негодующий монолог: «Старый самовлюбленный дурак! Он воображает, небось, что я без него жить не могу, умираю от любви. Да если бы у меня была хоть какая-то возможность пробиться самостоятельно, без его помощи, — стала бы я ему звонить, унижаться! На кой черт он мне сдался, потасканный кобель? Но не могу же я всю жизнь прислуживать в доме у Голенищева, а в свободное время еще и раздеваться перед дружками его доченьки — благодетельницы моей Светочки. Нет уж, надо стиснуть зубы и все вытерпеть, лишь бы зацепиться за столичный театр. Иначе — прозябание, немногим лучшее, чем в родном Средневолжске. Или уж бросить совсем этого Жоржа и подумать о чем-то другом? Но в модельный бизнес Светланкина мама меня не пустит, а приличного замужества на горизонте не видно. И потом, положа руку на сердце, разве меня тянет к чему-то, кроме театра и кино? Значит, надо пойти на все, чтобы снова попасть под крыло к Жоржу».