Гончаров и империя негодяев

— Можно, но совсем не нужно, как я понял, вы вчера там достаточно насветились. Все, на этом мы деловую часть нашего утренника заканчиваем и переходим к неофициальной её части. Выпьем за всех погибших ТАМ ребят.

— Трудно тебе было? — Принимая рюмку задал я совершенно дурацкий вопрос.

— Нормально, Иваныч, только пока, хоть несколько дней, я не хочу ничего вспоминать. За вас ребята. — Вылив полрюмки на стол остальное он медленно выпил.

Мы просидели около двух часов, пока на обед не пришла его благоверная. Понимая, что теперь я им мешаю, извинившись я потопал домой.

Не успел я войти и разуться как замок заскрежетал и на пороге появился полковник. Вопросительно уставившись на него я ждал ответа, потому как днем он приходит крайне редко и как правило в исключительных случаях.

— Чего зенки вылупил? — Остроумно спросил он. — Давно не видал?

— Давно. — зло ответил я. — Но нисколько об этом не жалею.

— Человек зашел пообедать к себе домой, а на него смотрят как на нильского крокодила. Где Милка, пусть накрывает на стол.

— Мне кажется, что её нет, но сейчас я что — нибудь для вас приготовлю.

— Уж пожалуйста, постарайся. Поджарь мне яйца.

— Не могу, паяльная лампа в гараже. — Скорбно ответил я и подался на кухню.

— Гончаров мне надоели твои гнусные шутки.

— Понимаю. Я сегодня же предупрежу Милкиных квартирантов, чтоб завтра освободили мою квартиру. Значит завтра вечером я надоедать вам уже не буду.

— Какая тонкая и восприимчивая натура. Дурак ты, Гончаров. Совсем не понимаешь причину моей злости.

— И понимать не собираюсь. — Разбивая яйца в холодную ещё сковородку заявил я.

— А между тем тебе будет не безынтересно узнать, что два часа тому назад мне звонил, а потом и приходил Андрей Семенович Бородулин.

— Очень приятно. Ичто же такое он вам сообщил, что вызвало у вас такую злобу?

— Он попросил для себя охрану. Костя, ты забыл в сковороду налить масло.

— Что? — Открыл я рот. — Как это понимать?

— Это надо понимать так, что яйца жаряться на сухой сковородке.

— Я не о том, почему Бородулин вдруг попросил охрану?

— Потому что вчера после нашего ухода, когда он выносил ведро со стружками на помойку, в него стреляли. Идиот, у тебя же все горит.

— Да, простите. — сквозь сизый чад я заметил, что яичница вместо нежно желтого цвета принимает темно коричневый тон граничащий с черным. Подхватив сковородку я ловко воодрузил её на подставку и придвинул к полковнику.

— И ты думаешь, что я буду жрать эти белковые угли? — Скептически глядя на мое блюдо спросил полковник. — Ты глубоко ошибаешься. Этот антрацит ты можешь кушать сам, а я перехвачу какой — нибудь бутерброд. Да открой окно, а то мы сейчас здесь угорим. Не обижайся, но я скажу тебе прямо, кулинар из тебя хреновый.

— А я и не расчитывал на вашу благодарность, папаша. Вы очень привередливы.

— Это я — то привередлив?! — Возмутился Ефимов. — Да эту головешку не будет жрать даже голодная собака. Убери её с глаз долой, чтоб Милка не видела.

— Я не видела, но уже почуяла. — Опасливо заглядывая на кухню сообщила супруга. — Кого вы тут предаете аутодафе?

— Яйца куриц. — Хмуро сообщил я тщетно пытаясь соскрести черный намертво прилипший блин. — Я немного задумался и забыл налить масло.

— Ничего, Костенька, не волнуйся, это только начало. Дальше будет хуже.

— Сделай отцу чего — нибудь поесть, а мы пока поговорим у него в кабинете.

— Не возражаю. — Поддержал меня тесть. — Тем более здесь нечем дышать.

— Так что там с Бородулиным. — Садясь напротив полковника спросил я. Повторите, я толком ничего не понял. Кто в него стрелял?

— А вот этого он не знает, стрелявший был в маске. Но по порядку.

Сегодня, примерно два с половиной часа назад у меня в кабинете раздался звонок и взволнованный голос Бородулина спросил могу ли я его принять. Я ответил утвердительно и уже через десеть минут он сидел напротив рассказывая мне свое вчерашнее приключение.

Примерно через час после того как мы с тобой его покинули, он набил стружками мусорное ведро и потащил его на помойку. Опорожнив тару он спокойно возвращался назад и уже зашел в подъезд. И здесь увидел как сверху, со второго этажа спускается парень в черной куртке и черной вязаной маске. Сразу почуяв недоброе Бородулин напрягся и в сымый последний момент заметил как левой рукой парень поднимает и наводит на него пистолет. Чисто рефлекторно Андрей Семенович ударил по нему ведром. Благо оно было металлическое и это его спасло. Вместе с выстрелом пистолет отлетел в сторону и пуля прошла мимо поразив лишь мякоть левого плеча. Бородулин не растерялся и здесь. Вопя на весь подъезд он начал охаживать киллера пустым ведром и в конче концов обратил его в бегство, хотя из соседей никто не вышел. Кроме жены и дочки, разумеется. Они подобрали пистолет с глушителем системы Макарова и затащили раненного домой. Потом вызвали скорую помощь, которая отвезла его в больницу. Там ему промыли рану и перевязали рану, а заодно вызвали милицию, которая пытала его до двух часов ночи. Собственно на том и кончилось ночное приключение Бородулина. А сегодня он попросил у меня охранника.

— Кого вы к нему прицепили?

— Виктора Лысенкова. Парень надежный, не подведет, но каково, а? Ведь я вчера как в воду глядел предлагая ему свои услуги. А что у тебя с Максом?

— Сегодня вечером он поедет в Березовку и как он сказал, понюхает тамошний воздух, а завтра с утра он явится к нам и мы сообща придумаем как нам быть.

— Ну тогда отдыхай, а я перекушу и до вечера меня не ждите.

Вскоре он ушел, а я лег на диван перед телевизором и под монотонное брюзжание Милки незаметно уснул. Наверное сказалась бессонная ночь.

Разбудил меня вернувшийся с работы тесть и насильно заставил играть в шахматы. За этим занятием мы просидели до десяти часов и уже подумывали ложиться спать когда зазвонил телефон. Трубку снял Ефимов и по тому как он побледнел я сразу понял, что случилось нечто из ряда вон выходящее.

— Поехали! — Бросив трубку приказал он мне.

— Что случилось? — Недовольно спросил я.

— Поехали, по дороге все расскажу.

Выехав на проспект полковник грязно выматерился пытаясь закурить, потом выбросил сигарету, плюнул прямо себе под ноги и сообщил.

— Бородулина убили.

— Что? Как? Он же с охраной.

— Лысенкова тоже замочили.

— А кто вам звонил?

— Его жена. Но милицию она тоже вызвала. Наша задача оказаться там первыми.

И все таки милиция нас опередила, а медицинскую экспертизу и скорую помощь ждали с минуты на минуту. К нашему приезду они отнеслись крайне отрицательно и лишь узнав, что охранник Лысенков работал в фирме Ефимова они немного смягчились и даже снизошли до разговора с нами.

— Как это случилось? — Отозвав в сторону знакомого оперативника с погонами лейтенанта первым делом спросил тесть.

— А об этом вы лучше спросите своего стражника. — Нагло ответил парень.

— Все шутишь, Величко, а мне ведь не до шуток.

— Почему же шучу, Алексей Николаевич, я говорю вам совершенно серьезно. Он уже пришел в себя и все нам рассказал. Он там сидит, на ступеньках второго этажа. Вы идите к нему поскорее, а то приедет скорая и его заберет. У него сотрясениу мозга, а может быть и трещина в черепе. Пойдемте я вас к нему проведу.

Привалившись к стене боком Виктор Лысенков сидел на последней ступеньке второго этажа. Белый бинт на голове совершенно сливался с таким же белым, обескровленным лицом. Я физически почувствовал как этому парню больно.

— Не как ты, Витя? — Присаживаясь рядом и осторожно обнимая его за плечи спросил полковник. — Не горюй, самое главное живой остался.

— Алексей Николаевич? Простите меня, что так получилось.

— Да будет тебе, успокойся. Как так получилось?

— Мы вышли выносить мусор, а когда возвращались и вошли в подъезд меня ударили чем — то тяжелым и я на какое — то время потерял сознание, а когда очнулся, я стер с лица кровь и увидел, что Андрей Семенович лежит рядом. Он был мертв. Весь залит кровью и она продолжала из него вытекать. Его ударили точно в сердце. Я хотел закричать, но не смог. Ползти я тоже не мог, потому что из разбитой головы сразу же начинала течь кровь. Но я все таки пополз, далеко или нет я не знаю, потому что вскоре опять потерял сознание. В чувство меня привели менты. Все что знал я им рассказал. Наверное не надо было? Но я ничего не соображал.