Утраченные звезды

— А я и ночь спал и утром, если бы ты не напомнила, так и не подумал бы о предстоящем митинге. Я почему-то совершенно спокоен, видно, что с самого начала уверен, что директора мы нынче победим. Люди, несомненно, соберутся, так как у всех уже накипело. Не очень здорово, конечно, что надо ждать до кипения, но и на том будет важен факт нашей победы.

Татьяна склонила голову к плечу, где лежала ласкающая рука, приложилась щекой к этой надежной и верной руке и с чувством радости проговорила:

— У меня такое ощущение, что сегодня должно произойти какое-то важное событие в жизни всего города.

Петр, не отпуская плечо жены, молча глядел в окно, откуда ему румяно улыбалось утро, потом утвердительным тоном молвил:

— Если что важное и произойдет, так это то, что мы победим директора-капиталиста… Впрочем, может быть, мы, рабочие, и над собой одержим победу: поймем значение для нас и для нашей власти рабочей организованности, значение солидарности всех трудовых людей.

Люди есть люди, и никакой лаской чудесного, красивого утра природа не может отвлечь их от того мира, который они выстраивают для себя. К удивлению, они почему-то осознанно не желают жить в гармоническом согласии с природой и, упорно противореча ей, создают свой мир с его двойственностью и противоречивостью.

Одна часть этого человеческого мира живет в самом человеке, гармонически сообразуясь с его существом, с его душевным строем, с его восприятием окружающей среды. Другая часть человеческого мира живет вне человека и, сообразуясь с общественной конструкцией бытия, создаваемой общими людскими усилиями, часто поступает вопреки здравому смыслу под воздействием стихийных сил в виде необузданных страстей.

Как ни старается внутренний человеческий мир оградить себя от воздействия внешнего мира, общественная жизнь оказывает на него огромнейшее, непреодолимое влияние, и внутренний мир человека вынужден подчиняться этому влиянию и выстраивать свои силовые линии — чувства и мысли — в параллель с линиями внешнего мира и на пересечение с ними.

Вот и Золотаревы вышли из дома с такими мыслями и чувствами, что они идут сегодня к людям, чтобы пристроиться к общей колонне, если она возникнет, и слиться с нею в выражении общей воли и общих действий. Они бережно несли в себе этот настрой душевного и физического напряжения и, войдя в троллейбус, ждали увидеть такое же напряжение и в других людях.

Троллейбусы, на которых они всю жизнь ездили на работу, были поставлены на заводской маршрут и были привычными не только направлением своего движения и своими остановками, но и своими пассажирами, и своими утренними информациями, и всей своей утренней и вечерней атмосферой, ранее полнившейся дружеским юмором и товарищеской доброжелательностью отношений, а ныне — замкнутостью, угрюмой сумрачностью лиц и едкими высказываниями в адрес государственного вершиностояния.

Золотаревы не ошиблись в своих ожиданиях, они заметили, что пассажиры были необычно притихшие, разговаривали между собой в полголоса и по самым необходимым вопросам, казалось, что люди с настороженностью везли с собой общее внутреннее напряжение от какого-то необычного, незнакомого ожидания. Но чувствовалось, что люди к чему-то важному подготовлены, и это важное взывало к себе с листовки, наклеенной на стекле водительской кабины, и по тому, что его все видели и никто о нем не говорил, можно было понять — его призыв был всеми принят и обдуман.

Сойдя на своей остановке с троллейбуса, Золотаревы некоторое время, пока им разойтись, шли вместе и молча, потом Татьяна Семеновна сказала:

— Придут люди на митинг, по всему видно — этот вопрос для них решенный. Теперь важно, чем кончится митинг.

У Петра с волнением билось сердце, радостно блестели глаза, он с уверенностью ответил:

— Я спокоен — митинг кончится в нашу пользу, народ, если он сплочен, не может не победить.

— Это — теоретически. — С сомнением покачала головой Татьяна Семеновна.

— Сегодня мы докажем практически, — возразил Петр. На этом они разошлись по своим местам работы.

Татьяну Семеновну встретил директор школы Краснов Михаил Александрович. Он весело и радостно, поприветствовал ее. Он всегда весело приветствовал тех, кто, как и он, являлся на работу поутру, то есть раньше, чем вступал в свое властвование день, а раннее утро со своей бодростью и приветливостью только как бы пробуждало человека на добровольную, не произвольную деятельность и вознаграждало его трудовой бодростью и желанием достижения цели.

И этой ранней утренней зарядки духа Михаилу Александровичу вполне доставало не только на его директорский трудовой день, но еще и на участие в общественных делах по работе с людьми, и на научно-творческие дела, которые, собственно, венчали цель его жизни.

Михаил Александрович, встретил Татьяну Семеновну во дворе школы, который он обходил как хозяин. Он не мог понять тех школ, у которых пришкольное пространство ограничивалось входным крыльцом или, в лучшем случае, спортивной площадкой.

— Сегодня учащиеся освобождены от занятий на школьном поле, — сообщил Михаил Александрович, улыбчиво сощурив глаза, как бы извиняясь перед Татьяной Семеновной за изменение распорядка в работе с детьми, но эти изменения были неожиданными только для Татьяны Семеновны, как для нового человека в педколлективе. Он вежливо и осторожно вводил ее в курс жизни школьного коллектива:

— На поле с вашим старанием уже стало нечего делать, а ничегонеделание больше всего ребят угнетает и в некоторой степени вредит их психологии. Поэтому внесем разнообразие в их отдых. Историк наш Елизавета Леоновна давно просит приобщить ребят к археологическим поисковым раскопкам на Холмовой Гряде, которые ведут студенты истфака педуниверситета. Вот и пусть историк на недельку-две займет ребят, так сказать, сочетая приятное с полезным. И первая очередь на школьном автобусе уже поехала, а физик наш вызвался побыть водителем. Кстати, Петр Агеевич провел технический осмотр автобуса и кое-что подделал.

Они сидели на скамейке, сделанной руками учащихся, под одним из двух кленов, стерегущих по бокам крыльца вход в школу. Клены были еще относительно молодые, но уже с роскошными кронами, листья которых под низкими лучами солнца, казалось, были облиты розовато-зеленым глянцем и тихо светились прозрачно-приветливым светом.

Кто-то посадил и вырастил эти деревья, как и еловую аллейку от улицы к крыльцу, с каким-то философски-романтическим замыслом или намеком: входишь в храм знаний как бы по тернистой аллее, но ждет тебя там радостно сверкающий, манящий свет познаний.

В такой наряд обрядила свои мысли Татьяна Семеновна и подумала, что этот высокий намек входящим в школу мог придумать человек с веселой жизнеутверждающей благородной фантазией, и с уважением посмотрела на Михаила Александровича — по времени его работы в школе и эта аллея могла быть предметом его заботы.

— Так что вы уж простите меня, Татьяна Семеновна, за то, что не предупредил вас об изменении плана работы с детьми, — продолжил Михаил Александрович, и на его лице было искреннее выражение извинения, так что Татьяне Семеновне было даже как-то некорректно с ее стороны видеть и слышать его безвинное извинение, она поспешно ответила, краснея:

— Что вы, Михаил Александрович! Я никак не заслуживаю того, что бы вы просили у меня прощение по такому пустяку: на два часа раньше в школу пришла. Это я виновата, что вчера в школу не зашла, а, сопроводив ребят, не зайдя в школу, ушла домой.

— Ну, хорошо, значит, будем считать — мы квиты, — весело рассмеялся директор, — а пока я вас попрошу художественно поразмышлять к новому учебному году. Идемте в школу.

Они вошли в здание школы, и директор провел Татьяну по классным комнатам, уже отремонтированным и подготовленным к занятиям, и в каждой высказал свои пожелания, какие наглядные пособия ему хотелось бы видеть, и чтобы они были сделаны своими руками, но с художественным вкусом, чтобы привлекали детский взгляд.