С чистого листа

Рейне чуть не упал с лестницы, так его удивило это пение. Ангела пела «Ты чудный мой хрусталик». У нее оказался чистый, звонкий, переливчатый и глубокий голос. Говорила она совсем по-другому — монотонно, бесцветно, почти как робот.

Рейне спустился со стремянки и хотел подойти ближе, чтобы лучше слышать чудное пение, но потом остановился. Это была такая мирная сцена. Ангела выглядела совершенно счастливой, да и Бьярне успокоился и уснул.

За обедом он нерешительно сказал:

— Я слышал сегодня, как ты поешь. Это было так красиво.

— Я не пела, — ответила Ангела и опустила глаза.

— Да нет же, это была старинная народная песня, правда? Я и не знал, что у тебя такой чудесный голос.

— Я не пела, — упрямо повторила Ангела.

Он и в самом деле был готов этому поверить. Голос, каким она сказала «Я не пела», был таким же невыразительным и плоским, как стена. Певческий же ее голос обладал поистине трехмерным объемом, куда, казалось, можно было войти.

— Не надо стесняться этого, Ангела. Ты действительно очень хорошо поешь, — заверил он ее.

Ангела покачала головой и не произнесла больше ни слова.

После обеда, когда Рейне искал в мастерской какой-то инструмент, он увидел, как Ангела с Бьярне на руках идет по лужайке. Немного погодя она прошла мимо сарая, катя перед собой коляску.

— Мы пойдем гулять, — крикнула она мужу.

Рейне вышел из мастерской и взглядом проводил их. Это было так необычно. Ангела никогда не гуляла с ребенком. В хорошую погоду коляску со спящим в ней Бьярне просто ставили под дерево. Если же они хотели погулять за пределами участка, то пользовались для этого машиной.

— Куда ты идешь? — крикнул Рейне, но Ангела уже вышла с участка и с трудом катила коляску по ухабистой дороге, соединявшей их участок с шоссе.

Ну ничего, скоро она выйдет на ровную дорогу, а там ей будет легче катить коляску. Но там намного опаснее. Дорога была узкая, со сравнительно плохой видимостью. Машины гоняли по ней с сумасшедшей скоростью. Рейне снова вспомнил задавленную им черную кошку.

— Будь осторожна, иди только по обочине! — во весь голос крикнул он ей вслед.

Рейне снова принялся чинить водосток. Закончив работу, он заварил себе чашку кофе и сел с ней на балконе. Ангела не возвращалась. Рейне не на шутку стало беспокоить долгое ее отсутствие. Из-за полноты она не могла долго ходить пешком. Может быть, она решила где-нибудь посидеть и отдохнуть. Едва ли она могла остановиться и с кем-нибудь заговорить. Она не разговаривала с незнакомыми людьми.

Он спустился на кухню и вымыл чашку. Почему она не возвращается? Уж не случилось ли чего?

Он прождал три часа, потом сел в машину и отправился на поиски. Проехав пару километров, он увидел жену. Она шла посреди дороги, склонившись над коляской. Шапочка ее сбилась на затылок, футболка промокла от пота. Ангела совершенно выбилась из сил.

— О, как я устала, — простонала она, когда Рейне вышел из машины и помог ей сложить коляску.

— Должно быть, ты ушла слишком далеко, — сказал Рейне.

— Очень далеко. Какое счастье, что ты за нами приехал.

Рейне открыл заднюю дверь, и Ангела села в машину с Бьярне на коленях. Рейне положил сложенную коляску в багажник, сел за руль и поехал домой.

— Какое счастье, что ты приехал, — снова повторила Ангела.

Она наклонилась вперед, протянула руку и влажной ладонью провела по щеке Рейне.

В один день Ангела сделала три вещи, которых не делала никогда: она пела, прогуливалась пешком и приласкала мужа. Это было многообещающе.

Правда, следующих пеших прогулок не последовало. Ангела, видимо, решила, что с нее хватит и одной. Не было больше никаких нежностей. (Может быть, тогда, в машине, ему это просто почудилось, а на самом деле она просто решила согнать муху с его щеки.)

Но Ангела стала дружелюбнее и, пожалуй, более открытой.

Время от времени она пела. Когда укладывала Бьярне спать или кормила его. Он слышал ее пение издалека — из спальни на втором этаже, когда был в гостиной, или с лужайки, когда возился в мастерской.

Если он хотел дольше слушать пение жены, то должен был оставаться на месте. Если он приближался, Ангела тотчас замолкала. Когда он хвалил ее, она лгала, говоря, что вовсе не пела.

Глава 11

В конце лета появились проблемы.

У Бьярне заболел живот. От этой боли ребенок душераздирающе кричал. Пеленки были пропитаны водянистым зловонным калом.

Как раз в это время Ангела начала понемногу прикармливать мальчика фруктовым пюре. Она решила, что Бьярне его не переносит, и исключила из рациона. Но это не помогло. Все проходило напрямую, словно у Бьярне был не длинный извилистый кишечник, а прямая короткая трубка, соединяющая рот и задний проход.

Скоро Бьярне, видимо, понял, что есть бессмысленно, и вообще отказался принимать пищу. Он исхудал, щечки утратили румянец и покрылись сероватой бледностью.

Все это сильно огорчило сестру из детского центра.

— У вас хватает молока? Надо что-нибудь добавлять.

— У меня столько молока, что хватит на всех детей в округе, — с обидой в голосе ответила Ангела, кивнув в сторону двери, за которой ожидали своей очереди красивые молодые мамаши с детьми.

Медсестра бросила взгляд на груди Ангелы — два дирижабля, готовые разорвать блузку и вывалиться наружу, — и торопливо кивнула.

— Может быть, Бьярне требуется что-то другое. Вы не пробовали фруктовое или абрикосовое пюре? Протертые бананы?

— Конечно, я все это пробовала.

— Но он не хочет есть?

— Именно. Он вообще ничего не хочет.

Медсестра посмотрела на Бьярне, который лежал на весах, словно птенец, выпавший из гнезда.

— Думаю, малыша надо показать врачу. Вы можете приехать к нам завтра утром?

Вернувшись домой, Ангела жаловалась Рейне:

— Мне так не понравилась эта медсестра. Я ей тоже не понравилась. Она с таким насмешливым видом на меня смотрела. Все спрашивала, пробовала ли я то, пробовала ли я это. Говорила со мной как с дурочкой.

— Ах вот оно что. Да она так говорит со всеми.

— Нет, так она говорила только со мной, потому что я старше других. И потому что я толстая. Они воображают, что у них есть право приходить к нам домой и все здесь вынюхивать.

— Ангела, это было обычное патронажное посещение, — перебил ее Рейне. — Детский центр присылает сестер домой ко всем неопытным родителям. Это мне рассказывала акушерка, когда беседовала со мной. Она ничего не вынюхивала. Мне кажется, она дала нам много полезных советов.

— Она — да. Но не две другие, которые приходили.

— Да, я тоже не совсем понял, чего они хотели. Может, это были люди из социального ведомства. Но это тоже не так плохо. Они лишь хотели убедиться, что нашему ребенку хорошо. Ты же сама видела, как они восхищались кроваткой Бьярне, пеленальным столиком. Они даже похвалили тебя.

— Но эта сестра смотрела на меня так, как будто я виновата в том, что наш малыш ничего не ест. Я же ничего не могу с этим поделать, как ни стараюсь. И зачем нам нужно вне очереди показываться врачу? По плану следующий осмотр только через четыре недели. Только нам назначили внеплановый осмотр.

Когда Ангела с Бьярне на следующее утро поехала к детскому врачу, он задал ей множество вопросов, тщательно осмотрел малютку и на такси отправил в больницу.

Обследование и ожидание результатов заняли несколько часов, после чего Ангела вернулась домой одна. Бьярне оставили для наблюдения в больнице.

На обратном пути Ангела зашла в кондитерскую, купила три шоколадных пирожных с вишневым ликером и съела их за телевизором, пустым взглядом наблюдая за событиями очередного сериала. На вопросы Рейне о состоянии Бьярне она отвечала односложно и скупо.

В больнице Бьярне получал искусственное питание. Малыш снова набрал вес, и врачи разрешили забрать его домой. Мальчику стало лучше, хотя никто по-прежнему не знал причину его болезни. На следующий день Бьярне снова стал кричать и отказываться от еды, и его опять отвезли в больницу.