Умельцы

Бывший майор милиции Леонид Купцов затушил сигарету и сказал:

— Устал я, Дима. Устал… Понимаешь?

— Кажется — понимаю.

Глава пятая. Начало

Ремесло сыщика довольно консервативно. Так же, как и во времена Шерлока Холмса, в основе ее лежит сбор информации. Главный источник информации — человек. Главный, но не единственный. Кроме него информацию несут документы, предметы, следы… Так было всегда. В двенадцатом веке китайский литератор Шинаинган написал уголовный роман «История на берегу реки». В романе есть эпизод раскрытия убийства по отпечаткам пальцев. [10] Вот так.

И все-таки «консервативное ремесло» не стоит на месте. Сыщик ищет следы и находит их там, где ранее витали только поэты — в эфире. Но волнует сыщика не поэзия, а проза. Увы.

С утра Купцов позвонил своему бывшему коллеге и договорился «пересечься» на Захарьевской, недалеко от дома шесть, где был прописан СЧРОПД… Встретились, потолковали в машине. «Вам срочно?» — спросил коллега. «Вчера», — ответил Петрухин. «А реально получите только завтра, — ответил следак. — Ну, ладно, ждите. Сейчас смастрячу запрос, вместе и отвезем в GSM, коли вам приспичило… Артисты!».

Спустя минут сорок следак вернулся с бумагой: «В связи с возникшей необходимостью проведения следственных мероприятий по уголовному делу №… прошу предоставить распечатку телефонных разговоров абонента 933-…-… за период с 20 апреля с.г. по 04 мая с.г.». Подпись следователя. Печать канцелярии.

Спустя еще десять минут запрос был доставлен на Артиллеристскую улицу, в гостиницу «Русь», где располагался главный офис «Северо-Западной GSM». В портфель следователя легла литровая бутылка водки «Абсолют» и упаковка пива «Синебрюхов», купленные Петрухиным там же, в гостинице. На Захарьевскую следователь вернулся в отличном расположении духа.

— Будут вопросы, — сказал он, — заходите. Всегда помогу.

— Еще не раз зайдем, Гена, — ответил Купцов.

Капитан второго ранга Черный жил на углу Среднеохтинского и шоссе Революции. В общаге. Купцов ловко втиснул «антилопу» между «мерседесом» и «десяткой».

— Нормальное дело, — сказал он. — Общага — и «мерседес». В какой еще стране мира можно найти такое сочетание?

— Ты лучше скажи, в какой стране капитан второго ранга живет в общаге и зарабатывает на хлеб, халтуря сторожем?

Купцов заглушил движок и непонятно про кого сказал:

— Уроды.

Петрухин согласился:

— Козлы.

В вестибюле общежития было прохладно и темновато. Смуглый мальчик лет десяти нарезал круги на велосипеде, на подоконнике сидел хмурый кавказец. Увидев Петрухина, он опустил ноги на пол, сказал:

— Здрасьте.

— Выпустили? — спросил Петрухин, глядя мимо, в пыльное окно.

— По справедливости… да, начальник?

— По справедливости тебя кастрировать надо, Русланчик.

— Не, начальник, нельзя кастрировать. Нет такого закона, да?

Петрухин ничего не ответил, прошел дальше. Кавказец за его спиной сделал неприличный жест. В лифте, стены которого были сплошь покрыты похабщиной и изображениями поганок, партнеры поднялись на шестой этаж. В обе стороны уходил коридор — бесконечный, с потолком в желтоватых лохмотьях водоэмульсионки, с грязным, заворачивающимся линолеумом на полу и рядом разномастных дверей.

Капитан второго ранга Черный выглядел моложе своих сорока трех лет. Он был одет в спортивные брюки и клетчатую трикотажную сорочку. «Жилплощадь» моряка состояла из двух клетушек метров по восемь и крохотной кухоньки с двухкомфорочной плитой и без окна. Выглядел Черный несколько смущенным.

— Проходите, пожалуйста, — сказал он. — Разуваться не нужно… Кофейку?

— Нет, спасибо, — дружно отказались Петрухин и Купцов.

Все в капитанских «апартаментах» кричало об устойчивой долголетней бедности, из которой не предвидится никакого выхода… Мерзко!

— Нет, спасибо, — отказались партнеры, проходя в «апартаменты», приглядываясь, изучая обстановку… Менты, если дело заслуживает внимания, предпочитают посмотреть на клиента в домашней обстановке. Можно, конечно, выдернуть человека повесткой. Так проще, и ездить никуда не надо. Но встреча дома дает гораздо больше информации и более располагает к контакту.

— Итак, — спросил Черный, когда познакомились и сели за стол, — с чего же мне начать?

— Владимир Петрович, — сказал Петрухин, — я уже говорил вам по телефону, но считаю нужным повторить: мы с вами конфиденциально общаемся… Без протоколов и прочей ерундистики. Все, что вы скажете, останется между нами. Это мы вам гарантируем и рассчитываем на откровенность.

— Да, да, разумеется… Так с чего начать?

— Вы давно работаете в «Магистрали»? — спросил Купцов.

— Да, уже давненько, с первого февраля прошлого года. Отлично понимаю, что есть в этом некий нонсенс — морской офицер — и вдруг охранник. Но — такова реальность. Приходится, потому что на то вспомоществование, которое платит мне родное государство, прожить, извините, совершенно невозможно.

— Мы, Владимир Петрович, отлично это понимаем. Мы тоже офицеры и находимся в таком же положении. Стыдно должно быть не нам с вами, а государству, которое вынуждает здоровых, грамотных, толковых мужиков заниматься поденщиной, растрачивать свой потенциал. Я думаю, что на флоте вы могли бы принести больше пользы.

Петрухин ухмыльнулся и добавил:

— То, что вы, Владимир Петрович, назвали словом нонсенс, я называю по-другому — блядство. Большое государственное блядство.

Кап-два улыбнулся. Некоторое напряжение первой минуты знакомства прошло. Черный сказал:

— Согласен, Дмитрий Борисыч. Грубо, конечно, но образно и в целом верно… Итак, что вы хотели узнать?

— Мы говорили о вашей работе в «Магистрали». Каким образом вы туда попали?

— Там же замом Голубкова работает Игорь Васильевич Строгов. Он из наших — тоже флотский. Я-то, правда, раньше с ним знаком не был. Но тем не менее попал туда именно через флотские контакты. У них вся охрана состоит из офицеров. Дежурим сутки через двое, платят они регулярно, без задержек, в отличие от министра обороны. И даже более щедро.

— А как, — спросил Купцов, — вам удается совмещать службу с дежурством в «Магистрали»?

— Крутимся, подменяем друг друга… А вообще-то, товарищи офицеры, флота у России больше нет, корабли годами стоят у причалов, служба превратилась в некую формальность.

— Понятно, — отозвался Купцов. — Ну, что же? Расскажите, Владимир Петрович, про тот день. Хорошо его помните?

— Хорошо ли помню? Да его хрен когда забудешь, — мрачно произнес Черный. — В тот день, в воскресенье, двадцать третьего апреля, я сменил Лешу Лаврова. У нас смена в десять ноль-ноль… Я сменил Лешу, все было как всегда… Воскресенье, в офисе никого нет. Лешка, как сейчас помню, говорил, что, мол, в баню пойдет. Я ему позавидовал. Вот, думаю, счастливый человек — в баню пойдет, а тут сиди в четырех стенах… Эх, если б я знал, какое у меня веселое дежурство получится!

Владимир Петрович извинился, встал и принес из кухни пепельницу и пачку «Примы».

— Раньше я в коридор выходил курить, чтобы не травить жену с дочкой, а теперь там от «лиц кавказской национальности» не протолкнуться. Героином торгуют почти в открытую… И противно, и сделать ничего нельзя. За жену с дочкой страшно.

Черный закурил нервно и продолжил:

— Ну так вот: я сменил Лешу. Примерно в одиннадцать часов вдруг пришел Тищенко. Он такой, знаете ли, очень неприятный человек был: грубый, приблатненный… Нехорошо так про покойника-то, но из песни слова не выкинешь. Он пришел и сразу прошел к себе.

— Он не показался вам взволнованным или странным? — спросил Петрухин.

— Да нет. Как всегда… И видел-то я его несколько секунд. Я сказал: добрый день. Он что-то буркнул и прошел к себе. А спустя пару минут появился Игорь Васильевич и некий мужчина с ним. Молодой, лет тридцати… в длинном черном плаще и вязаной шапочке, в серо-красных кроссовках.