Точка кипения

– Так и есть! Главная твоя цель – разузнать какую-нибудь гадость о семействе Карлайлов, чтоб твоя жирная задница еще прочнее держалась в седле.

– Что я слышу, Дейв? – прогремел он с деланным удивлением. – Неужто ты бросил мяукать, как слепой котенок, и заговорил как настоящий мужик?

Он выхватил у меня из рук клочок измятой бумаги и дважды прочел записку.

– Дейвид, радость моя, мальчик мой, цветик ты мой лазоревый, – елейным голосом произнес он, – на наших глазах рождается величайшая сенсация. – Его глаза светились как фары. – Если мы предложим тебе крупное вознаграждение или, что реальнее, уничтожим весь имеющийся у нас на тебя компромат, ты согласишься прикинуться тем, кем тебя считает Марти, то бишь киллером?

Я потянулся к своему стакану. Клайд Хэрроу отличается тем, что его интервью всегда непредсказуемы, во всяком случае для меня.

– Клайд, – сказал я, тщательно выбирая слова. – Ты понимаешь так же хорошо, как и я, что миссис Карлайл называет меня киллером в шутку. Она, наверно, слышала краем уха, как Жанин, в пылу ссоры, наградила меня каким-нибудь гиперболическим эпитетом, вроде «душегуба» или «кровососа».

– Гиперболическим эпитетом! Великолепно, Дейв, мне это нравится! Ставлю тебе пять с плюсом! Приятно наблюдать, как ты растешь по мере общения со мной. А теперь, дружок, давай уточним, какая роль отводится в этой истории миссис Уайт.

– Жанин тут вообще ни при чем, Клайд, и не смотри на меня такими глазами.

На его жирной физиономии появилась похотливая гримаса. Мне стало противно оттого, что он раскатал губы на Жанин.

– Как хочу, так и смотрю, мальчик мой. Жанин Уайт восхитительная женщина, которая заслуживает в жизни самого лучшего.

Он загадочно улыбнулся и закатил глаза.

– Могу представить, о чем ты сейчас думаешь, – проговорил я.

– Ты еще и телепат! – поддел меня Клайд.

Мне стоило большого труда не заехать ему ногой в пах.

– Я слышал, на твоем брачном ложе снова образовалось вакантное место.

– Дейв, ты становишься саркастичен. Поднатужься, и, возможно, уши мои запылают от смущения.

– Расскажи мне о семействе Карлайл, – безнадежным голосом попросил я. – Вот главная причина, по которой я тебе позвонил.

– Акулы капитализма! Что тут еще скажешь? У них больше деловых интересов, чем у свиньи жировых прослоек. Ты наверняка слыхал о принадлежащей им команде регбистов. Патриарх фамилии Брэндон Карлайл – член совета директоров телекомпании «Альгамбра». Если ты хочешь увидеть звериное лицо рыночной экономики – это его лицо!

– Команда регбистов… Ты имеешь в виду «Пендлбери Пайлдрайверз»?

– Ее самую. Видишь ли, дорогой мой, Брэндон купил эту команду в приступе щедрости, точнее, когда решил, что она будет приносить доход. С тех самых пор он почти ничего в нее не вложил, и теперь ей грозит понижение в классе. У них даже нет стоящего нападающего. Поговаривают даже, будто Брэндон собирается продать тренировочное поле под постройку супермаркета. Жажда наживы – его сущность. Лично я страдаю от нее каждый божий день.

– А как сюда вписывается Чарльз? И Марти?

– Вопросы, вопросы… Лень выяснить самому? Я занимаюсь тем, что выискиваю интересную для наших телезрителей информацию, но и этому Брэндон Карлайл готов положить конец.

– Он хочет заткнуть тебе рот?

– Это именно то, чего хочет эта ненасытная горилла! Дай ему волю, все местные программы новостей превратятся в набор объявлений, втиснутых между рекламными роликами принадлежащих ему компаний. Этот выскочка, сын трактирщика самоуверенно считает, что он и его щеголеватые специалисты по маркетингу знают, как следует управлять телекомпанией. По их мнению, отсутствие прибыли равносильно убытку.

– Сын трактирщика?

– Он вырос в кабаке.

– Поэтому не способен управлять телекомпанией?

– Ох, прости, юный Робин! Я позабыл о твоем неблагородном происхождении. Единственное, на что способен Брэндон Карлайл, – это подбивать бабки так, чтобы все сходилось в его пользу. Хотя даже в этом он мало смыслит, ведь у него целый штат умельцев приводить цифры к нужному знаменателю.

– Ладно, допустим, он ни на что не годен. А сын?

– Безвольный придурок!

– Когда я наблюдал за ним, он не показался мне таким уж безвольным.

– Чарльз старший из пяти сыновей и, кстати, единственный, кого я во что-то ставлю, но это не значит, что он мне хоть сколько-нибудь нравится. Четверо его братцев – существа допотопные, каннибалы, сожрут любого живьем, если окажется, что у него мысли в голове водятся. Еще есть пять дочерей. Как видишь, Брэндон все любит делать с размахом. Все вместе они – сущие филистимляне.

– Клайд, все, что ты рассказываешь, очень интересно, но почему о них так мало известно?

– Дружочек мой, твоя невинность греет мое старое изнуренное сердце. Кто, по-твоему, контролирует местные средства массовой информации?

– Ах вот оно что!

– Факты известны лишь немногим посвященным вроде меня. Брэндон с кошачьей грацией умеет избегать огласки. У него везде есть свои люди. Его неприглядные делишки, которые стали достоянием общественности, можно пересчитать по пальцам. История с регбийной командой – редкостное упущение.

– Тогда почему вдруг Чарльз Карлайл решился поднять руку на жену в публичном месте?

– Вот именно, почему? Затем я и примчался в твою хибарку, чтобы выяснить: что это вдруг? Я намеревался использовать этот материал, чтобы вскрыть сундук, в котором запрятаны тайны семейства Карлайл.

– В интересах общественности или в интересах Клайда Хэрроу?

– А разве они разделимы?

– Действительно. Скажи мне тогда, ради чего Карлайл чуть не избил жену на глазах у многочисленной публики, а затем средь бела дня устроил бешеную гонку на шоссе? Он мог бы поручить меня Олли и Хэффлину…

– Повторяю, мальчик мой, именно для выяснения этого я сюда и примчался. Подобно Самсону, поразившему тысячу филистимлян ослиной челюстью, я намерен воспользоваться тобой, чтоб воткнуть спицу в колесо Брэндона Карлайла.

– Покорно благодарю за честь, Клайд. Но прежде чем уподобиться Самсону, вспомни о том, что с ним стало, когда он повстречал Далилу.