Кто не спрятался (сборник)

- Ладно, - сказал я. - Теперь учти, если ты покажешь Степановой, что я с тобой про это говорил, мне хана. И тебе тогда тоже. Окончательно. Понял?

Байдаков не успел ответить, вошла Степанида. Недолго она отсутствовала! Но мне, кажется, хватило.

- Побеседовали? - спросила она, усаживаясь за свой стол.

- Более или менее, - ответил я уклончиво и, уже поднявшись, сказал, обращаясь к Байдакову: - Значит, подумай, а я тебя еще навещу.

Он то ли головой дернул, то ли кивнул. И до тех пор, пока обитая дерматином дверь не захлопнулась за моей спиной, я ощущал на затылке байдаковский взгляд. Боже правый, что я наделал! Ведь я дал ему надежду!

10

Пельмени стояли насмерть. Спаянные морозом в холодильнике, они ни за что не хотели отлепляться друг от друга. Я искал брешь в их обороне стальным ножом и чуть было не сломал его, так и не добившись результата.

Жрать хотелось ужасно. До слюноотделения. До отчаянной мысли поставить пельмени к стенке и расстрелять их из служебного пистолета. Я принес из хозяйственного шкафчика молоток и стамеску. "Сейчас я их раскромсаю к чертовой матери", - подумал я. Вода в кастрюле уже вовсю кипела. Я ударил раз, другой. Кажется, пошло дело... И тут раздался звонок в дверь.

Чертыхнувшись, я отложил свои орудия и побежал открывать, на ходу отряхивая руки от муки. Передо мной стоял Арсений Федорович Черкизов.

- Не ждали? - Он переложил палку из одной руки в другую и улыбнулся. Разрешите войти?

Первой мыслью, скакнувшей в голову, было заявить, что мои приемные часы на сегодня закончились. Но в следующий миг я понял, что это было бы слабостью, трусостью и глупостью одновременно, а к тому же и полным отсутствием элементарного любопытства. Я посторонился и сказал:

- Почему же не разрешить, Арсений Федорович? Заходите!

Он снял пальто, повесил его на вешалку, огляделся и спросил:

- Куда прикажете?

- В кухню, пожалуйста, - сделал я любезный жест рукой. - Извините, я тут по хозяйству.

- Разумеется, разумеется, - пробормотал он, прошел в кухню и сел на табуретку, которую я ему выдвинул из-под стола, с любопытством оглядываясь. Похоже, скромность моей, вернее, дедовской обстановки его не удивила. Посмотрев с полминуты на мое сражение с пельменями, он приподнялся и сказал: Позвольте мне?

Взяв в руки слипшийся комок, он подошел с ним к плите и подержал несколько секунд над кипящей водой. Потом резко сжал руками, и несколько пельменей, булькнув, упали в кастрюлю. Он перевернул комок другой стороной и снова повторилось то же самое.

- Знаете, - полуобернулся он ко мне, - мне одно время приходилось заниматься натяжкой проволочных каркасов. Так не поверите, пальцы укрепились до того, что могу пятаки скатывать в трубочку. Как-нибудь напомните мне, непременно покажу.

- Это где же вы каркасы натягивали? - спросил я, снимая с себя фартук. Или секрет?

Получилось немного грубовато, но он, кажется, не обиделся.

- Какой секрет... В колонии особого режима. У вас специи есть?

- Нет. Только черного перца немного. И долго... натягивали?

- Дайте хоть перец, - вздохнул он. - Натягивал? Долгонько... - И удивился: - А вы что же, совсем не знакомы с моей биографией?

- Представьте себе - нет, - слегка разозлился я. - Знаком только с биографией вашего брата - в общих чертах. А вашу мы пока еще не проходили.

- И слава Богу! - замахал он рукой.

- Есть будете? - спросил я, доставая тарелки.

- С удовольствием составлю вам компанию. Значит, говорите, в общих чертах? - Он принялся за пельмени. - Охо-хо-хо!

- Что, горячо? - поинтересовался я.

- Нет, - ответил он. - Это я насчет общих черт. Хуже нет, молодой человек, чем знать что-то "в общих чертах". От этого, между прочим, проистекли страшнейшие дела в истории человеческой. От того, что люди брались за дело, зная его только в этих самых... общих. Подробности! Вот то единственное, что создает картину, что питает мозг и воображение!

"Да он философ, черт его подери, - подумал я, наворачивая пельмени. Интересно только, чего ему надо?"

Вот вы тут сидите сейчас и думаете, - продолжал он. - Зачем приперся ко мне этот старый хрен и с какой целью он здесь разглагольствует? Поэтому сразу отвечу: я пришел к вам поговорить о подробностях биографии. Моего брата, моей, ну и... и вашей.

- Не вижу связи, - заметил я. Такое соединение наших биографий не вызывало у меня восторга.

- Еще бы! - усмехнулся он. - Если б вы видели эту связь, то, наверное, сами меня стали искать.

Вероятно, на моем лице отразились кое-какие сомнения, потому что он вскинул руку:

- Слушайте, слушайте! Жили-были на свете два брата-близнеца...

Я откинулся спиной к стенке, приготовившись слушать длинный рассказ о воровском грехопадении, которых на своем веку мне пришлось терпеливо выслушать не один и не два. Но я ошибся. Притча оказалась на удивление короткой. Близнецы родились в обычной, довольно скромной семье, учились в школе, потом даже в университете. Вопреки обещанию Арсений Федорович подробности не "педалировал", рисовал судьбу близнецов широкими мазками. Пока не дошел до момента, когда один из братьев совершил свое хоть и первое, но очень тяжкое преступление. Здесь мой гость сбавил темп рассказа.

Преступление было тяжким настолько, что мера наказания полагалась за него одна - расстрел. И все уже было готово, и все доказательства, показания, улики собраны, и уже обвинительное заключение подписано прокурором и предъявлено, оставалось только передать дело в суд... Когда пришел другой брат и сказал, что вышла ошибка. Что преступление совершил он.

Я слушал со всевозрастающим интересом. Мне, как практику, такая ситуация представлялась крайне занятной.

- Ну-ну, - подбодрил я его. - Что было дальше?

- Дальше было то, что и ожидалось, - вздохнул он. - Дело вернули на доследование, промучились еще с полгода и в конце концов пришли к тому, что виновен тот, на кого думали с самого начала.

- Так какой же результат? - удивился я.

- Результат такой, что стопроцентной уверенности у суда теперь не было, и он вместо вышки влепил четвертак. А там амнистия... и так далее.

Насколько я мог судить по интонации, да и по лицу Арсения Федоровича, подробности кончились. Поэтому спросил:

- Ну и для чего вы мне все это рассказываете?

- С единственной целью, - коротко вздохнул он. - Чтобы вы поняли, что мы с братом значили друг для друга.

- Я понял, - сказал я. - Но мне, вероятно, надо сделать еще какие-то выводы?

Он кивнул.

- Один вывод: для того, чтобы найти убийцу брата, я не пожалею ни сил, ни средств.

- Вот как... - произнес я задумчиво, хотя мысли мои неслись в этот момент, обгоняя друг друга: я судорожно пытался выработать линию поведения. - Но ведь вы, должно быть, знаете, что убийца задержан...

- Бросьте, - сказал он жестко, махнув рукой. - Вы же сами рапортовали каждому столбу, что это не так!

- Откуда вам это известно? - начал я и замолчал под его ироническим взглядом. Вопрос был глуп: по крайней мере, в отделении, в райотделе, в прокуратуре и на Петровке знали о моих соображениях. Ив то же время неглуп был вопрос, хоть и оставался без ответа: он означал, что где-то среди этих инстанций у моего милого собеседника есть источник информации.

Все это мне не нравилось. Все эти беседы вокруг да около с весьма подозрительным, никак не разъясненным близнецом убитого вора в законе.

- А при чем здесь подробности моей биографии?

Хотя и сам знал - при чем. Он осуждающе покачал головой: дескать, зря я валяю с ним дурака - и сказал прямо:

- Два года назад вас несправедливо выперли из органов. Сейчас вы работаете на должности гораздо ниже той, что заслуживаете. Перед вами редкий шанс все изменить. Он развел руками, как бы говоря: куда уж больше!

- Все изменить, - повторил я, помолчав. - С вашей помощью?

Он кивнул.

Так, союзничек. Товарищ по оружию. Такого у меня еще не бывало. Я вспомнил, как отводил в сторону прикрытые линзами глаза Валиулин, холодное лицо Степаниды. И спросил: