В день пятый

Томас умолк. Ему следовало бы подготовить свою речь заранее.

«Сможете оградить меня от пристального внимания». Получилось, будто он просил о каком-то одолжении, хуже того, был в чем-то виноват.

— Вопросы национальной безопасности? — Род пристально посмотрел на него.

Томас совсем сник. Он надеялся, что здесь ему сразу все объяснят. Но видимо, Хейесу было известно не больше, чем ему самому.

Томас рассказал секретарю сенатора о том, с какими трудностями столкнулся, пытаясь получить информацию относительно обстоятельств смерти своего брата, и о разговоре с сотрудниками МВБ. Похоже, недоумение Хейеса росло, но он ничего не говорил, давая Томасу возможность сбивчиво продолжать свое повествование. Когда Найт дошел до эпизода с неизвестным, размахивавшим мечом, Род подался вперед, у него напряглись мышцы вокруг глаз. Томас умолк.

Хейес медленно кивнул, достал из кармана пиджака ручку, начал что-то быстро писать в блокноте и время от времени задавал вопросы, не поднимая головы:

— Когда они приходили?.. Вы можете сказать, с кем говорили в Маниле?.. Автомобильная катастрофа?..

Всякий раз Томас кивал и отвечал, чувствуя себя ребенком, стоящим на коленях в исповедальне, отгороженным занавеской от священника.

— Хорошо, — наконец произнес Хейес после короткой паузы, в ходе которой он, по-видимому, пришел к заключению, что вопрос исчерпан. — Оставьте контактную информацию у секретаря, и мы посмотрим, что можно будет сделать. Очевидно, если речь действительно идет о национальной безопасности, мы мало чем сможем вам помочь, но… — Он умолк, глядя поверх головы Томаса на дверь.

— Нет, это не так, — произнес мужской голос за спиной Найта.

Обернувшись, Томас увидел в дверях самого сенатора Девлина. От этого крупного мужчины, несмотря на его шестьдесят с лишним лет, по-прежнему веяло силой. У него были густые седые волосы и косматые брови, а в голубых глазах горели безумные искорки.

Хейес, откровенно удивленный, встал и начал:

— Господин сенатор, это…

— Томас Найт, — сказал Девлин. — Да, знаю. У девушки в приемной во рту есть язык.

Он двинулся большими шагами, вразвалочку, словно только что слез с коня, и прошел через комнату так, будто ему приходилось раздвигать заросли кустарника высотой по пояс. Этот человек привык идти к любой цели прямым путем.

— Эд Найт не был террористом, — презрительно фыркнул сенатор, с глухим стуком опуская свой чемоданчик на стол перед Хейесом. — Кто-то облажался по-крупному.

— Вам не кажется, что этот вопрос следует оставить МВБ или ЦРУ?.. — жалобным тоном начал было Хейес, подавленный внезапным появлением своего босса.

— Нет, будь я проклят, об этом не может быть и речи, — оборвал главу своего аппарата сенатор, смерив его стальным взглядом. — Я хорошо знал Эда Найта. Его смерть явилась для меня большой утратой. Вашингтонские тупицы собираются осквернить память замечательного человека, превратить Эда в какого-то боевика левацкого толка только потому, что ему не повезло умереть не в том месте. Это хуже, чем оскорбление. Некомпетентность, верх глупости и… — Девлин остановился, подыскивая подходящее слово. — Кощунство.

Хейес открыл было рот, но так ничего и не сказал. Его взгляд метнулся на Томаса, который медленно встал, чувствуя себя так, словно случайно оказался свидетелем семейной ссоры.

— Не спорь, Хейес, — сказал сенатор, с непререкаемой властностью поднял руку и наполнил своим присутствием кабинет, напоминая генерала, усевшегося на башню танка. — Мистер Найт! — продолжил он, переводя пристальный взор ярких глаз на Томаса. — Даю вам слово американского сенатора, что мы обелим имя вашего брата и заставим этих идиотов должным образом выполнять свою работу.

Томас поймал себя на том, что совершенно необъяснимо улыбнулся, наливаясь чем-то похожим на гордость и при этом сознавая, что чувство это нелепое и ненадежное. Однако он все же поблагодарил сенатора, не в силах удержаться от ощущения некой привилегированности, обусловленной нахождением в обществе такой видной персоны, от благоговейного почтения по отношению к масштабу этого человека, хотя прекрасно понимал, что их взгляды расходятся практически по всем вопросам.

— Присаживайтесь, — предложил сенатор. — Мы с вами что-нибудь выпьем. Ведь очередная сессия сената еще не началась, правильно? В противном случае я находился бы в Вашингтоне, борясь с желанием хорошенько врезать одному уважаемому сенатору от Массачусетса. — Он хищно усмехнулся. — А вы выложите мне все, что у вас есть.

Так Томас и сделал. Сенатор, как и Хейес, слушал его молча, но при этом внимательно наблюдал за ним, презрительно фыркая и хмурясь в нужные моменты. Когда Томас приблизился к концу, он кивнул своему секретарю.

Хейес беззвучно вышел из кабинета.

— Хороший парень, — кивнул ему вслед Девлин, когда за Хейесом закрылась дверь. — Пожалуй, консерватор с маленькой буквы «к» и, как я это называю, непоколебимый республиканец, стремящийся быть святее самого Папы, но мне еще предстоит сделать из него бойца.

— Ну а вы сами консерватор с большой буквы «К»? — спросил Томас, к которому вернулись зачатки былой насмешливости.

— Ни одна буква не будет достаточно большой, — ответил сенатор, и улыбка расползлась, рассекая надвое его огромное лицо, обнажая ровные белые зубы. — Чего о вас, насколько я понимаю, не скажешь?

— Да, — признался Томас.

— Что ж, плохо, даже очень. Но я уважаю ваше право верить в тот либеральный вздор, какой вам нравится. Черт возьми, я сражусь насмерть с тем, кто будет утверждать обратное. Ваш рассказ чертовски занятный, мистер Найт. Теперь о том типе, который вас оглушил. Вы полагаете, он что-то искал?

— Да, — подтвердил Томас. — Но я понятия не имею, что именно.

Сенатор нахмурился так, что его широкий лоб сжался на два дюйма, и кивнул.

— Хейес! ХЕЙЕС! — внезапно проревел он. — Куда ты подевался, отправился в Кентукки? [6]

В дверях появился Хейес с тремя стаканами из уотерфордского хрусталя. В каждом по паре кубиков льда и слой виски два пальца толщиной.

— Ничего не имеете против бурбона? — спросил сенатор, всовывая стакан Томасу в руку.

— Абсолютно ничего, — ответил тот, гадая, что было бы, если бы он отказался.

— В память о вашем брате, — сказал Девлин, чуть поднимая стакан. — Замечательном человеке и хорошем священнике. Это говорит закоренелый баптист с Юга!

Залпом проглотив виски, он с грохотом поставил пустой стакан на зеркально отполированный стол из красного дерева. Хейес тоже поднял стакан, присоединяясь к тосту, каким бы он ни был, но не притронулся к спиртному.

— Итак, Род сказал вам что-нибудь полезное или же просто отшил, вывалив кучу бюрократической ахинеи?

Улыбнувшись, Томас посмотрел на Хейеса. Тот ответил на его улыбку с выражением привычного терпения.

— Он мне очень помог, спасибо, и предложил оставить контактную информацию на тот случай, если… — начал Найт.

— Бюрократические уловки, — отрезал Девлин, сверля взглядом главу своего аппарата, который нянчил нетронутое виски, сдвинув ноги вместе, словно метрдотель, застывший в готовности забрать пустую супницу. — Я не знаю, черт побери, что там происходит. Я имею в виду Манилу, хотя, наверное, и Вашингтон тоже. Но обязательно выясню и сообщу вам. А вы тем временем не предпринимайте ничего такого, что может вызвать подозрения. Оставьте розыскную работу следователям. И мне.

— Благодарю вас, господин сенатор, — произнес Томас, пригубив виски. — Можно спросить, как вы с ним познакомились? Я имею в виду моего брата.

Девлин поколебался мгновение, словно пытаясь вспомнить. Томасу показалось, что Хейес бросил на босса выразительный взгляд, и ему захотелось понять, что это означало. Предупреждение? Призыв к осторожности? Определенно, что-то в этом было. Так или иначе, но Томас вдруг вспомнил, что, несмотря на все свое показное панибратство, сенатор Девлин был профессиональным политиком. Такие люди не достигают своего положения, всегда говоря то, что думают, даже если им и удается мастерски создавать подобную иллюзию.