Этот путь для савана

Этим вечером он был не в форме. На нем был темно-коричневый костюм и глубоко надвинутая на глаза шляпа с широкими полями. Он ехал в своем «линкольне» вдоль Лоуренс-Бульвара и его большие волосатые руки сжимали руль с такой силой, будто это было горло ненавистного врага.

Он повернул на Тихоокеанский бульвар и поехал по набережной мимо ярко освещенных неоном отелей, казино, «Амбассадор-клуба» до дальнего конца, где находился «Парадиз-клуб», укрывшийся от глаз случайных знакомых за пятнадцатифутовыми стенами, серебристыми от отсветов океана, залитого лунным светом.

Он свернул на узкую дорожку, идущую вдоль восточной стены, проехал четверть мили, пронизывая фарами густую темноту Время от времени он бросал взгляд в зеркало заднего обзора: никаких огоньков машины, которая могла бы следовать за ним, не было видно.

Когда впереди в свете фар внезапно появились железные ворота, Мак Кен затормозил и мигнул фарами четыре раза: два длинных, два коротких включения. Ворота открылись и он проехал сквозь них к домику привратника.

Тот небрежно поприветствовал капитана и рукой показал, что можно ехать.

По спиральной дороге Мак Кен подъехал к боковой двери клуба и вышел из машины. Другой служащий сел на водительское место и отвел машину в расположенный рядом гараж.

Мак Кен по каменным ступенькам поднялся к массивной двери и бронзовым молоточком постучал два раза быстро и два — медленно. Дверь открылась.

— Добрый вечер, сэр, — произнес голос из темноты.

Мак Кен проворчал в ответ и вошел. Он услышал, как дверь закрылась за ним, затем зажегся свет. Не оглядываясь, он прошел по коридору Уткнувшись в другую массивную дверь, он снова постучал, используя тот же условный стук.

Дверь открыл Луи Сешель — личный телохранитель Маурера и управляющий «Парадиз-клубом».

Сейгель был высок, темноволос и известен своей красивой внешностью. Десяток лет назад он был известен полиции и своим дружкам-гангстерам под кличкой Луи-Красавчик, но с того времени, как он стал работать на Маурера, он приобрел больше достоинства и кличка была забыта. Ему было лет двадцать девять — тридцать, квадратная челюсть, голубые глаза Шрам от пореза бритвой от левого глаза до носа придавал ему вид головореза, а тщательно культивируемая улыбка, при которой показывались красивые зубы, обезоруживающе действовала на женщин. А женщины были его основным жизненным интересом.

— Входите, капитан, — сказал он, скаля зубы. — Босс будет через минуту Что будете пить?

— Скотч, пожалуй.

Ему трудно было быть любезным с этим изысканным бандитом. Он осмотрел шикарно обставленную с большим вкусом комнату и направился к камину.

Сейгель подошел к бару, налил скотч, добавил содовой и принес Мак Кену.

— Босс был удивлен вашим письмом. Ему даже пришлось отменить свидание в театре. Надеюсь, никаких неприятностей нет, капитан? — сказал он, протягивая ему стакан.

Мак Кен лающе засмеялся:

— Неприятности? Не то слово! Дела таковы, что езди вы не успеете их уладить, вам придет крышка.

Сейгель поднял брови. Он не любил Мак Кена, так же, как тот не любил и его.

— Тогда я думаю, нам придется их уладить, — сказал он и вернулся к бару. Наливая себе виски, он насмешливо добавил:

— Мы обычно улаживаем наши дела, капитан.

— На этот раз не так легко это будет сделать, — проворчал Мак Кен раздраженно.

Сейгеля он не боялся. Открылась дверь возле бара и в комнату вошел Джек Маурер и его адвокат Голович.

Маурер был коротким, приземистым мужчиной лет пятидесяти. За последние три-четыре года он прибавил в весе. Его смуглое круглое, рыхлое лицо было прорезано морщинами. Его черные волосы стали седыми на висках, но седина не смягчала его лица, которое напоминало Мак Кену виденную им на фотографии посмертную маску Бетховена. С первого взгляда Маурера трудно было отличить от тысяч других богатых всесильных бизнесменов, отдыхающих в Пасифик-Сити. Но при ближайшем рассмотрении разницу можно было увидеть У него были змеиные безразличные глаза гангстера, холодные и твердые, как замерзшая галька.

Голович, один из самых известных на побережье адвокатов, внешне напоминал Маурера, только он был толще, старше и начал лысеть. Он бросил адвокатскую практику, которая приносила ему известный доход, и целиком занялся торговыми и юридическими делами Маурера. На этом поприще он так преуспел, что стал его правой рукой.

— Рад вас видеть, капитан, — сказал Маурер, пожимая руку Мак Кену. — Надеюсь, вас приняли любезно? Не хотите ли сигару?

— Не откажусь, — сказал Мак Кен, твердо убежденный, что никогда не следует отказываться от хороших вещей.

Сейгель протянул ему ящичек с сигарами Мак Кен взял одну — толстую, похожую на торпеду, откусил кончик и прикурил от зажигалки, которую протянул ему тот же Сейгель, выпустил дым к потолку и кивнул головой.

— Чудесная сигара, мистер Маурер.

— Да. Их изготовляют по специальному заказу. — Маурер посмотрел на Сейгеля. — Луи, пошлите капитану домой тысячу штук.

— Но зачем же? Я не могу принять такой подарок, — запротестовал Мак Кен, но его тонкие губы растянулись в довольной улыбке.

— Чепуха, — сказал Маурер, — не о чем говорить. — Он прошел к креслу и сел. — Если не захотите курить — выбросьте.

Голович наблюдал за этой игрой с возрастающим нетерпением. Он взял виски с содовой, предложенное ему Сейгелем, и сел рядом с Маурером.

— Ну, что произошло? — нетерпеливо спросил он. Мак Кен взглянул на него. Он не любил Головича. Он не то чтобы боялся его, но знал, что, хотя он и не так опасен, как Маурер, но зато набит всякой юридической казуистикой и слишком близок к политиканам.

Мак Кен наклонился вперед и направил сигару в сторону Головича.

— Я изложу факты, а выводы делайте сами, — сказал он своим резким лающим голосом:

— Три дня назад были убиты Джун Арно и шестеро ее слуг. У Джун была отрезана голова и вспорот живот. В саду возле дома был найден пистолет с инициалами Ральфа Джордана После этого Барден и Конрад направились к Джордану и обнаружили его в ванне с перерезанным горлом и с опасной бритвой в руке. Орудие убийства было найдено в его туалетной.

— Не было нужды нам это рассказывать, — так же нетерпеливо сказал Голович — Все это мы уже читали в газетах. Какое нам до этого дело? Джордан убил ее, а затем сам покончил жизнь самоубийством. Довольно понятно, не так ли?

Мак Кен показал зубы в кривой улыбке.

— Да, выглядит достаточно просто Ни Бардену, ни мне, ни прессе не требовалось больше никаких доказательств. Но существует еще Конрад…

Он посмотрел своими красными глазами на сидящего с сигарой Маурера Лицо последнего было лишено всякого выражения, а безразличные глаза гангстера уставились в ковер с терпеливым безразличием.

— Какое нам дело до того, что он там думает? — спросил Голович раздраженно. — Какое нам дело?

— Вам, может, и нет дела, но Конрад — это человек, который может причинить немало хлопот. И он далеко не дурак. Можете мне поверить. Мне кажется, он что-то против вас имеет, мистер Маурер.

Маурер быстро взглянул на него. Его толстые, почти негритянские губы скривились в насмешливой улыбке.

— Он, безусловно, умный парень, — ответил Маурер, — тем более он должен понять, что в этом городе достаточно места нам обоим.

— А, может быть, и недостаточно, — сказал Мак Кен зловеще. — Он думает, что Джордан был убит. Улыбка Маурера стала еще шире.

— И, конечно, он думает, что за этим убийством стою я. Кошку задавят, а он решит, что это моя работа. Ну и что? Такое случается каждый день.

Мак Кен затянулся сигарой и перевел взгляд с Маурера на Головича, который теперь уже слушал его со встревоженным выражением в глазах.

— Это не то. Он ухватился за слух, что вы с мисс Арно были близки, — сказал Мак Кен, снова глядя на Маурера. — Вот его версия: вы узнали, что мисс Арно и Джордан стали любовниками, и отправились туда с Перетти. Вы убили ее, а Паретти разделался со слугами. Затем Паретти направился к Джордану, перерезал ему глотку, взял его автомобиль из гаража и разбил его о ворота для того, чтобы представить дело так, будто Джордан был пьян. Затем Паретти вернулся к вам и вы его прикончили, чтобы он не проболтался.