Отступник

Открыв дверь, он прокрался в прихожую и приложил ухо к входной двери. Сердце колотилось, как бешеное. В ушах шумело. Звонок прозвенел еще раз и опять раздались голоса.

И тут Саня испытал чувство, которое, наверное, испытывает человек, выныривающий с большой глубины и не знающий, хватит ли ему воздуха. Он вынырнул, и воздуха хватило.

Пьяный голос Вовки Ванина провозгласил:

– Да я тебе говорю, что его нет дома, а ты не веришь!

Ему ответил не менее пьяный Миха Маймин:

– А машина-то здесь стоит, значит – дома.

– Был бы дома, открыл бы, – возразил Вовка и икнул.

– Да дома он, позвони еще, – упорствовал Миха.

– А иди ты в жопу. Пошли отсюда, – резюмировал Вовка и, видимо, потащил Миху силой, – пошли, пошли, я тебе говорю.

Послышалось неровное частое шарканье, потом спотыкающиеся шаги и наконец удаляющиеся пьяные рассуждения Вовки:

– Ну и что, что машина здесь? Сидит сейчас у Немилова и водку пьянствует. Поехали к нему!

Когда все стихло, Саня обнаружил, что стоит, прижавшись щекой к входной двери, и плохо дышит.

Отлепившись от двери, он вдруг с ужасом увидел, что обмочился. Да, это было серьезно. А что было бы с ним, если бы это пришли за деньгами? Обгадился бы? И он представил себя с полными штанами под дулом пистолета «ТТ», наставленного ему прямо в лоб твердой рукой убийцы.

Ополоснувшись в ванной ниже пояса и переодевшись, Саня прошел в кухню, машинально зажег газ, поставил чайник и почувствовал, как привычные рутинные действия возвращают ему утраченное было присутствие духа. Собрав на столе чайные принадлежности, он уселся на качающийся стул и закурил в ожидании, когда закипит чайник.

Наверное, думал Саня, визит пьяных приятелей был предусмотрен Верховным распорядителем событий. И, если он должен был отрезвить Саню, заставив осознать всю серьезность ситуации, то это ему удалось в высшей степени. Теперь Саня был полностью мобилизован, если не считать еще не прошедшую слабость во всем теле и внутреннюю опустошенность, оставшуюся после адреналинового взрыва.

Чайник начал шуметь, и Саня, как всегда, насыпал в кружку заварку, положил две ложки сахара и приготовился залить это кипятком.

Зазвонил телефон.

– Ну уж нет, – с неожиданной даже для себя злостью произнес Саня вслух.

Пройдя в комнату, он подошел к розетке и, попав в промежуток между звонками, выдернул разъем. Телефон заткнулся.

На кухне наконец засвистел чайник.

Саня не спеша подошел к плите, дождался, когда свист станет истеричным, и выключил газ. Залив кипяток в кружку, он поболтал в ней ложкой, которая тут же стала горячей, и пошел в комнату собираться. Постепенно его действия стали обретать уверенность и неторопливость. Саня начал было собирать одежду, но потом, сообразив, что теперь может купить целый грузовик шмоток, бросил это глупое занятие.

Чай к этому времени уже заварился, и Саня, чтобы он остыл, отлил немного в пиалу. Пока чай остывал, он аккуратно сложил деньги в толстую пачку, отделил от нее пять сотенных купюр, убрал их во внутренний карман летней куртки и застегнул его на молнию. Остальные деньги он запихнул за подкладку спортивного брезентового баула и набил его чистыми рубашками и трусами.

Так. Это было сделано. Пошли дальше.

Пройдя в комнату, Саня выдвинул ящик письменного стола и достал из него старый бумажник, в котором хранил документы. Убедившись, что все бумаги, удостоверяющие, что он родился, жил и все еще жив, наличествуют, он положил бумажник в тот же карман куртки, где теперь лежали пятьсот долларов и снова тщательно застегнул его.

Оглядев себя в мутном старом зеркале, висевшем в прихожей, Саня убедился, что он одет, причесан и выглядит как вполне добропорядочный и лояльный гражданин.

Больше собирать было нечего, и он пошел в кухню.

Взяв со стола пиалу, он отпил из нее несколько глотков и снова отправился в комнату. Усевшись на диван, он окинул взором свое невзрачное жилище и вдруг понял, что вряд ли когда-нибудь вернется сюда.

Квартира… Да пропади она пропадом, эта квартира, подумал Саня. Если он выберется из этой истории живым, то купит себе любую. А если нет – зачем ему квартира? Машина останется гнить в этом вонючем дворе, и стоит кому-нибудь первому ее взломать, как не пройдет и двух недель – и мародеры оставят от нее голый корпус без окон и дверей.

Допив чай, он закрыл на шпингалеты все окна, перекрыл главные краны воды и газа, затем надел куртку, повесил на плечо драгоценную сумку, вырубил общий предохранитель в прихожей и долго стоял у входной двери, прислушиваясь к звукам на лестнице. Звуков не было и, глубоко вздохнув, как перед прыжком в воду, Саня открыл дверь и вышел на площадку.

Он запер все замки, как делал обычно, уезжая на дачу, сунул ключи в карман и стал, не торопясь, спускаться с третьего этажа.

Выйдя в темный двор, он с удовлетворением отметил, что дождь прекратился, и, остановившись, некоторое время прислушивался и всматривался в темноту. Ему мерещились киллеры, стоящие за темными стволами деревьев и ждущие, когда он выйдет на освещенное место. Выругавшись, Саня шагнул в сторону арки и, пройдя мимо своей, стоявшей у самой стены, машины, уверенно вышел на улицу.

Было около двух часов ночи.

Вот так к ногам Сани Щербакова свалились два с лишним десятка новых «Жигулей», упакованных в один небольшой пакет, в котором оказалось сто тридцать тысяч американских тугриков. А начинался ведь вечер с жестокого облома в пятьсот деревянных рублей.

Понимая, что у таких денег не может не оказаться хозяев, Саня всячески постарался сделать так, чтобы мышеловка судьбы не захлопнулась.

Первым делом он смотался в Новосибирск, где и поменял, чтобы не светиться в Томске, некоторое количество баксов на более уместные в провинциальной жизни рубли.

И укатил в Петербург.

Там он положил доллары в филиал зарубежного банка, справедливо не надеясь на отечественные финансовые структуры. Завел себе золотые пластиковые карточки «Виза» и «Мастер».

Часть денег вложил в антиквариат, часть в недвижимость – питерские квартиры в центре города за эти полгода уже удвоились в цене. Еще на что-то купил понравившиеся картины современных художников, в надежде на то, что доброе дело когда-нибудь окупится сторицей. На остальное жил.