Золотая девушка

И это немаловажно. С окончанием «холодной войны» возникли новые приоритеты в разведывательном сообществе. На первом месте теперь стояли наркотики и терроризм. Оказывая услугу УБН, полковник оставался верен своей привычке определять сферы влияния.

Смит вызвал его в Канкун для встречи в отеле «Королева Виктория».

Дон Роберто предоставил полковнику телохранителей.

Телохранитель вывел Трента и Пепито на дона Роберто.

Дон Роберто был убит в точности таким же ножом, какой носил Трент.

Трое неизвестных предприняли неумелую попытку нападения на Трента в Бакаларе.

Единственной правдоподобной причиной этого было желание связать его с убийством дона Роберто, из чего можно сделать вывод, что эти трое были наемниками дона Роберто. Но кто заплатил дону Роберто за то, чтобы он их нанял? И что за причина?

Дон Роберто был довольно влиятельным человеком в сфере обеспечения личной безопасности и частного разведывательного бизнеса Тот, кто его убил, или знал его до этого, или имел первоклассную рекомендацию, потому что не было заметно никаких следов насилия, кроме ножевого ранения, а время убийства не было приемным временем дона Роберто.

Зачем же его убили? Вероятно, чтобы не проговорился. Но о чем?

И почему дело представили так, будто убийца – он? Трент понимал, что не является персоной чрезвычайной важности. Значит, это связано с его контактерами. Полковник Смит? Дон Роберто работал с полковником и выполнял роль связного между ним и ЦРУ во время операций, которые Тренту приходилось выполнять для американцев. Кто-то пытался дискредитировать полковника Смита через Трента? И если да, то что толкнуло их на такой безжалостный шаг?

Это навело Трента на мысль об американце, называвшем себя в Канкуне Стивом, а во Франкфурте Робертом. Неплохо бы узнать, была ли та их встреча во Франкфурте случайна.

И – что важнее всего – почему фотография, которую Трент взял из дома дона Роберто, стояла там на самом почетном месте. И почему именно эта фотография? За все те годы, что Трент работал на ЦРУ, а дон Роберто был его начальником, старик англичанин никогда не упоминал о его матери.

Из госпиталя, куда Трент угодил после того, как попал в засаду, он вышел человеком без прошлого. Теперь же к переборке кают-компании «Золотой девушки» он приколол эту фотографию.

Тренту оставалось только ждать, и он согласился стать штурманом одного из лихтеров, перевозивших песок в ежевоскресных гонках. Лихтеры представляли собой двенадцатиметровые открытые шлюпки с низкой осадкой, оснащенные гафелем и предназначенные для перевозки песка с материка на рифы для различных построек. Трент входил в команду Бекки, высоченного черного таможенного офицера, адвентиста седьмого дня. Когда Бекки не участвовал в парусных гонках, он был капитаном патрульного катера. Адвентистов седьмого дня охотнее всего брали в качестве шкиперов, так как они не пили.

Лихтеры нагружали балластом – девяностокилограммовыми мешками с сырым песком, так что команде приходилось попотеть, особенно при быстрой смене курса. Каждый раз при смене курса балласт приходилось переносить на наветренный борт. Команду поили ромом и свежим апельсиновым соком. Две креолки на носу лодки выжимали апельсины, в то время как Бекки орал на свою команду так, будто это были рабы на галерах, а не его полупьяные приятели, решившие повеселиться в воскресенье. Но Бекки никогда не сквернословил, так же как никогда не вынимал изо рта вересковую трубку, несмотря на то что бросил курить в возрасте восемнадцати лет, когда вступил в секту.

Корабль Бекки назывался «Мария Магдалина». «Карибской королевой» управлял Старик Эдди. Лодки ходили маршрутом от причала Джимми на острове Сан-Пол, вокруг острова Канака и обратно. Судейской лодкой была пятнадцатиметровая яхта местного пивовара. Гонка не подчинялась никаким правилам, поэтому обязанности судьи ограничивались тем, что он щедро распределял ящики с пивом и чаши с белым ромом. Апельсины же команды закупали сами.

Когда «Мария Магдалина» и «Карибская королева» обогнули остров Канака, расстояние между бортами составляло метров тридцать, суда отставали друг от друга не больше чем на бушприт. До финишной прямой было рукой подать, и Бекки приказал команде сбросить балласт за борт. После этого все хорошо выпили. В это время на причале у пляжного дома Трент заметил президента вместе с внучкой. На острове сплетничали, будто президент не участвует в избирательной кампании, опасаясь, что слухи о его участии в колумбийской торговле кокаином могут повредить его партии.

Когда до финишной прямой оставалось метров триста, «Мария Магдалина» отстала от «Карибской королевы». Мысль проиграть гонку была невыносима для Бекки, и он приказал более-менее трезвым прыгнуть в море. Трент вместе с полудюжиной матросов нырнул за борт, и «Мария Магдалина» вырвалась вперед.

Выйдя на берег, Трент направился к бару Джимми. Джимми, наблюдавший за гонкой со своего наблюдательного пункта в шезлонге, радостно кивнул.

– Трент, мальчик, тебя спрашивали иностранцы. – Он показал большим пальцем через плечо в сторону ресторана.

Трент прошел через кухню и встал в дверях, откуда просматривался весь зал. Их было четверо: один – худой, другой – толстый и двое – без особых примет, все – латиносы лет тридцати пяти – сорока, одетые так, как обычно одеваются зажиточные американцы в свободное от работы время: спортивные майки «Лакросс», коричневые хлопчатобумажные брюки, кожаные мокасины. Однако от гринго их отличали массивные обручальные кольца, золотые часы «Омега», да, пожалуй, шелковые носки, которые заставили бы недоуменно нахмуриться завсегдатаев большинства клубов где-нибудь в Хэмптоне. Кашемировые спортивные куртки, спасавшие от холодного воздуха кондиционеров, висели на спинках стульев, сзади стояли дорогие сумки.

«Бизнесмены», – подумал Трент. Вероятно, проверяют перспективы инвестирования в Бельпан, и наверняка в бумажниках из крокодиловой кожи у них хранятся кредитные карточки и фотографии детей… Они заказали по полпорции пива и не спеша потягивали из кружек. Тихие голоса, кубинские сигары. Американцы того же уровня из Соединенных Штатов подчеркивали бы свое благосостояние тем, что пили бы много рома и сильно шумели.

Худой, очевидно, был старшим. Впалая грудь туберкулезника, крючковатый нос и глаза такой величины, что даже прикрытые темными ресницами, они казались слишком большими для его лица. Да к тому же страдальческий взгляд поэта. Такие нравятся женщинам, готовым к самопожертвованию. «Он простужен или, что более вероятно, страдает от аллергии», – подумал Трент, глядя на воспаленные веки и на то, как он каждую минуту вытирает нос льняным носовым платком.

Толстяк был коренастым и широколицым, с мускулистым телом бывшего атлета, ныне тренирующегося только дважды в неделю. Спокойный, тихий. Видимо, технический советник партнеров, но прямой ответственности за результат поездки не несет.

Мужчин без особых примет Трент отнес к многочисленному племени банковских бюрократов, которые трудятся с пяти до девяти: холеные, безукоризненно вежливые. Такие ни за какие деньги не раскроют секрет, который им доверили. «Приятный норок», – подумал Трент и, довольно улыбаясь, вошел в бар. Он кивнул сыну Джимми и направился к столику незнакомцев. Слегка поклонившись худому, он представился:

– Трент, сеньоры. К вашим услугам. Высокий на мгновение приподнял веки – темные глаза, холодный взгляд человека, привыкшего, чтобы ему повиновались, голос, ставший приглушенным ввиду отсутствия споров в течение многих лет.

– Мы хотели бы исследовать риф, сеньор. Трент собрался внимательно слушать, но высокий сказал все, что собирался. Толстяк здесь был для того, чтобы обговорить детали. Он представился:

– Гомес. Педро Гомес. – По-английски его бы звали Джон Смит. – У вас есть катамаран, вы можете близко подходить к берегу и пересекать риф там, где необходимо.

«Личный опыт или полученные где-то знания», – подумал Трент. На указательном пальце правой руки Гомеса он заметил небольшую мозоль и сразу представил его сжимающим биту для гольфа. Но мозоль была не от биты.