Пятьдесят на пятьдесят

У Барбары Деттрик, сколько Бобби ее знал – а знал он ее с третьего класса, – была привычка накручивать волосы на палец. И когда они сидели в машине на стоянке торгового центра, она терзала прядь над левым ухом. Они долго молчали – она обдумывала ситуацию. Наконец Барбара заговорила:

– Какова вероятность того, что парень, которого ты застрелил, хотел нанести тебе ущерб?

– Ну, оглядываясь назад, я, честно говоря, не знаю.

– Тогда не оглядывайся назад. Рассказывай, как это выглядело в тот момент. Ты опасался, что он нанесет ущерб тебе или Сьюзен?

– Думаю, сейчас я был бы уже мертв.

– Так он напал первым? – подсказала Барбара.

– Ну, понимаешь, там… – Она сверкнула глазами, и Бобби счел за благо не продолжать. – Да. Да, он, безусловно, напал первым.

– Так что у тебя не было выбора, кроме как защищаться?

– Именно. – Бобби наконец понял, к чему она клонит.

– А что было бы, как ты думаешь, если бы ты не вырвал у него пистолет и не убил его?

– Он бы убил и меня, и всех остальных.

Барбара удовлетворенно кивнула:

– Хорошо. Это дает основание рассматривать данный случай как ситуацию самозащиты. Будем надеяться, что Сьюзен видела то же, что и ты. А что с пистолетом? Он еще у тебя?

– Нет. По пути домой я остановился на мосту и выбросил его в реку. Послушай, может, продолжим разговор в магазине? Я как бы поехал покупать детские вещи, и, если не вернусь в ближайшее время, Сьюзен будет волноваться.

Барбара кивнула, потом нахмурилась. Что-то было не так.

– Ты сказал, Сьюзен не знает, что ты поехал поговорить со мной. Почему?

– Она… она думает, что этого ребенка нам послал Бог, чтобы мы его растили как своего.

– Еще раз?

– У нее было несколько выкидышей, и… ты знаешь про Стивена. Похоже, у нас никогда не будет детей. На самом деле мы потому и поехали в горы. Хотели привести в порядок мысли и чувства, понимаешь?

Барбара отвернулась, ошеломленная услышанным. Но потом вновь превратилась в адвоката.

– Ладно. Давай сначала разберемся с убийством. – При этом слове Бобби отшатнулся от нее. – Прости, но, когда обнаружат тело, именно так это и назовут. И соответственно, сделают все возможное, чтобы найти убийцу. – Что-то отразилось на лице Бобби, и она прервала себя на полуслове: – Что?

– Пожалуй, им не придется сильно напрягаться, чтобы вычислить, кто это сделал. Наш пропуск в заповедник потерялся. Скорее всего, на месте убийства.

– И в нем – твое имя и адрес?

– Разумеется.

– Господи, Бобби!

– Вот почему я здесь. Каждую секунду ко мне в дверь могут постучаться полицейские, и мне нужно знать, что тогда делать.

– Не знаю… Впрочем, паниковать рано. Пройдет какое-то время, пока кто-нибудь обнаружит тело, и, возможно…

Бобби откашлялся:

– Я, хм, позвонил в службу спасения еще рано утром, по пути домой. Тело давно нашли. Может быть, когда мы еще и доехать не успели.

Для адвоката это было как пощечина.

– Ты с ума сошел?

– Извини. К счастью, у меня мало опыта в таких делах.

Барбара явно разозлилась:

– Бобби, я просто не знаю, что… – Она не договорила. – Когда ты позвонил?

– Часа в четыре утра.

– Так. А сейчас почти полдень. Так почему же за тобой все еще не пришли?

Бобби пожал плечами:

– Не знаю.

Наконец ее до сих пор мрачное лицо осветила улыбка:

– Скорее всего, твой пропуск не нашли. Будем надеяться, он выпал где-нибудь по дороге.

– Но ведь поиски продолжаются?

– Разумеется, продолжаются. Искать будут всех, кто был ночью в заповеднике. Но все же есть разница: не имея улик, к тебе сначала приедут поговорить, а не предъявить ордер.

– Так если ко мне приедут поговорить и станут задавать вопросы, в какой момент тебе звонить?

– В тот момент, когда тебе дадут понять, что ты под подозрением.

– А улики? Вещи, которые указывают на мое пребывание в горах? Ну, знаешь, палатка, остатки еды, одежда и все такое. Что мне со всем этим делать?

Барбара смотрела на него как на сумасшедшего:

– Бобби, ты думаешь совсем не о том, о чем нужно.

Рост метр восемьдесят, вес семьдесят килограммов – Карлос Ортега мог бы стать кинозвездой, так ослепительна была его улыбка на смуглом лице. Коротко стриженные густые черные волосы он зачесывал назад и в одежде предпочитал непринужденно-деловой стиль. Он сидел совершенно неподвижно и с улыбкой смотрел, как Криста устраивается на своем стуле. Его дочь, несмотря на свои двенадцать лет, была педантична. Она дважды проверила настройку и долго прилаживала инструмент, пока он не встал как надо. Теперь она была готова.

– Я играю два такта басовой партии, а потом вступаешь ты, – сказал Карлос.

– Я знаю, папа.

Карлос усмехнулся и, не поднимая правой руки с колен, левой ударил по клавишам рояля. Прозвучали первые ноты «Канона» Пахельбеля. Сегодня вечером на концерте струнный ансамбль будет исполнять эту пьесу и Криста сыграет соло. Сейчас, на последней репетиции, Карлос аккомпанировал ей на рояле.

Карлос почувствовал движение за спиной и повернул голову. В дверях стоял Хесус Пенья – он был слегка угрюмее, чем обычно. Поймав взгляд Карлоса, Пенья тотчас скрылся с глаз. Он знал, как ценит босс часы общения с Кристой, и не осмелился мешать ему.

Когда последние ноты слились в чудной гармонии и затихли, отец и дочь улыбнулись друг другу.

– Прелестно, – сказала Криста.

– Прекрасно, – поправил ее отец и встал из-за рояля.

– Мы больше не будем репетировать?

– Радость моя, мне нужно поработать.

– Но сейчас наше время. Ты сам сказал.

Карлос погладил ее по голове:

– Да. Но иногда мешают дела.

Криста попробовала было надуться, но у нее не получилось. Аккуратно положив виолончель, она встала, обняла отца и пошла к двери.

– Теперь можешь войти, дядя Хесус, – сказала она и показала ему язык.

– Я прошу прощения, Карлос, – входя, сказал тот.

– Что у тебя, Хесус?

– К тебе пришли. Она говорит, что давно с тобой знакома, и, кажется, очень расстроена. Ее зовут Эйприл Симпсон.

– Я не знаю никакой Эйприл Симпсон.

– Она говорит, что раньше была Эйприл Фитцджералд.

Челюсть у Карлоса слегка отвисла. Что привело сюда эту сучку?

– Чего ей нужно?

– Она не сказала. Говорит только, что это очень важно. Вопрос жизни и смерти. Я могу ее послать, если хочешь.

Карлос подумал. Если она пришла, значит, в жизни у нее произошло что-то страшное, и ему любопытно было узнать подробности.

– Зови ее.

Пенья исчез из музыкальной комнаты. Карлос пересел на белый кожаный диван. Через двадцать секунд вошла Эйприл Фитцджералд. Выглядела она ужасно. Некогда прекрасные голубые глаза в красных прожилках. Длинные, густые, блестящие, памятные по школе волосы острижены.

Карлос выдержал долгую паузу, чтобы она как следует прочувствовала неловкость момента.

– Сколько лет, сколько зим, – наконец заговорил он и указал на роскошное кресло напротив дивана. – Садись, Эйприл.

Она неуверенно подошла к креслу и села на краешек. Карлос заметил, что ее розовое свободное платье не по погоде легкое. Полные груди покачивались при ходьбе, и, если бы не очевидная беременность, он мог бы ею заинтересоваться.

– Давно не получал от тебя вестей, – глумливо продолжал Карлос. – Ни открыток к Рождеству, ни приглашений на обед.

Эйприл молчала, мусоля бумажную салфетку.

– Может быть, ты по-прежнему считаешь меня – как ты тогда выразилась, подожди, дай вспомнить, – ах да, «вонючим латиносом»?

– Ты же хотел меня изнасиловать.

Карлос засмеялся:

– Если я ищу пути к твоему сердцу, то это уж сразу и изнасилование?

Молчание.

– Послушай, Эйприл, я думаю, если ты пришла, значит, тебе чего-то нужно.

– Моего сына похитили, – выпалила она.

Это было совсем не то, чего он ожидал.

– Продолжай.

– Мой муж Уильям задолжал человеку, который работает на Патрика Логана. Ты его должен знать.