Чужое оружие

— Тогда придется потребсоюзу выездную точку организовать, — ответил Отрощенко. — Или временную палатку ставить… Конечно, без вина и водки в кредит.

— Может, магазин построить?

— Вербивка неперспективная. Двадцать семь дворов. Остались почти одни пенсионеры. Дома пустуют… Решено со временем переселить всех в Журавли. Там Сергей Сергеич, — Отрощенко кивнул в сторону председателя колхоза, — добротные дома строит. Водопровод, клуб, баню, больницу, полная электрификация… Нелегкое у него это строительство.

— Если бы только оно, Семен Павлович, — пожаловался Бутко. — Переселяться люди не хотят. Ставим человеку каменный дом, а он из своей мазанки уходить не хочет, говорит — сердце к родному углу прикипело. Отсталый народ есть.

— Отсталый? — Коваль улыбнулся. — Я бы, наверное, и сам отсюда не ушел… А кто же самый отсталый?

— Да хотя бы Лагута!.. О мертвых, правда, чего уж говорить…

— Нам приходится, — сказал Коваль. — Да и хата у Лагуты вовсе не мазанка.

— И то верно, не такой замшелый был этот Лагута, — согласился Бутко. — Хотя чудаковатый. В колхозную мастерскую никогда не приходил, а дома попросишь — какую угодно работу по дереву исполнит.

— А как относились к нему вербивчане? Дружил с кем? Ссорился?

— Отшельником жил. По слухам — человек набожный. Но веры какой — неведомо. В церковь не ходил, праздников не справлял.

— Может, сектант?

— Трудно сказать.

— Под боком у вас — и не знали?

Бутко только руками развел.

— Ну что ж, Дмитрий Иванович, — поднялся Отрощенко. — Познакомились, поговорили. Загляните вечером в исполком, я там бываю допоздна…

Машины, петляя между деревьями, выехали под палящее июльское солнце и направились в разные стороны.

Коваль поехал в Вербивку. У него было ощущение, что он блуждает в темноте и каждое новое знакомство, каждая новая беседа отдаляют его от цели, а дело об убийстве обрастает вопросами без ответов.

Однако неполнота сведений в начале розыска и дознания не пугала Дмитрия Ивановича. Это было естественным. Даже радовало: если после всех сомнений он возвратится к первой версии, значит, она на самом деле единственно правильная.

ГЛАВА ВТОРАЯ

I

Капитан Бреус буквально влетел в кабинет начальника милиции, словно гнался за кем-то.

— Товарищ подполковник! Товарищ майор! В Вербивке чрезвычайное происшествие!.. — скороговоркой выпалил он.

— Убийство? — встревожился майор Литвин.

— Кто-то пробрался в дом Лагуты, — мрачно сообщил Бреус. — Через окошко в боковой комнате.

Доложив начальству о происшествии, он, казалось, сбросил с себя тяжесть ответственности.

— Но ведь окна забиты досками, — сказал Коваль.

— В том-то и дело, что в боковушке осталось незаколоченным, — покачал головой капитан. — Наш недосмотр.

Коваль подумал: как же это он не обратил внимание на такую деталь.

— Окошко высокое, в два человеческих роста, — продолжал объяснять Бреус. — Не дом, а церковь. Вроде все было изнутри закрыто. Преступник явно знал эту хату, подтащил к стене козлы…

— Нужно ехать! — поднялся из-за стола майор Литвин. Он взглянул на Коваля и, поняв, что тот согласен с его решением, взял телефонную трубку. — Герасименко! Машину! — Затем к Бреусу: — Сумку не забудьте, отпечатки следов надо снять.

Во дворе шофер с роскошными казацкими усами уже сидел за рулем газика.

— В Вербивку! — бросил на ходу Литвин.

Водитель подождал, пока все усядутся, слегка посигналил, словно давая машине прокашляться перед дорогой, и направил ее к открытым воротам.

…Две стоявшие на отшибе, у леса, усадьбы встретили приехавших настороженной тишиной.

— Мрачное место, — поежился майор Литвин, когда все вышли из машины и направились к дому Лагуты. — Даже в ясный день.

— Специально для Лагуты создано, — поддержал Бреус.

— Почему? — поинтересовался Коваль.

— Потому что отшельником жил. При немцах в лесу в яме отлеживался. И в наше время — к лесу поближе. Одно слово — лесовик.

«Лесовик», — повторил про себя Коваль. Так называли в западных областях Украины после войны бандитов-бандеровцев. Но Лагута жил здесь и вроде ни в каких бандах не участвовал. А вдруг Бреус и впрямь угадал — «лесовик»? С этими сомнениями Коваль вместе со всеми начал осматривать дом.

Ни замок, ни сургучная печать на двери повреждены не были. Окна забиты крест-накрест досками, и после недавнего дождя на шляпках гвоздей появился уже буроватый налет ржавчины. Обращенное к лесу окошечко действительно находилось очень высоко. Оно было настолько маленькое, что трудно даже представить, как в него пролез взрослый человек.

Всматриваясь, Коваль увидел, что окошко прикрыто неплотно. Злоумышленник явно торопился. И козлы не отставил. На них виднелись довольно ясные следы от туфель. Были они и на кучке желтой глины, которую неизвестный, очевидно, в темноте не заметил и растаскал по земле.

Удивило, что следы оказались женскими. Коваль знал случаи, когда грабитель, чтобы сбить с толку следователей, надевал то ли женские туфли, то ли богатырские сапоги. А что же здесь?.. Следы были маленького размера.

Капитана Бреуса это порядком обескуражило. Раскрыв свою служебную сумку, он достал приспособления и принялся снимать отпечатки туфель. При этом все покачивал головой:

— Черт возьми, баба! Кто бы мог подумать?

Его терзала одна мысль: утром, после ночной трагедии, он буквально облазил на коленках и двор Лагуты, и опушку, и грунтовую дорогу, что уходила в лес. На опушке он тогда и обнаружил следы небольших женских туфель, потом увидел их уже рядом с мужскими следами. Он измерил их, сделал снимки. Но поскольку следы находились в стороне от дороги и могли принадлежать случайным прохожим, то к делу об убийстве он их не приобщил. А вдруг в дом пробралась та же самая особа, которая ходила возле усадьбы в ту роковую ночь?

Всех интересовало: кто забрался в дом убитого, зачем, что там искал? По пустякам бы не рисковал.

Коваль подумал, что сперва необходимо ответить на вопрос «зачем?», тогда, может, и «кто?» прояснится.

— Товарищ майор! — обратился Бреус к своему непосредственному начальнику. — Не исключено, что и Степанида. Живет рядом, одна. Решила взять что-нибудь. Больше других знает, где что у Лагуты лежит.

— Брось, Юрий Иванович! — возразил Литвин. — Ты о ее душевном состоянии подумал? Ведь так, Дмитрий Иванович?

— Никого, Сидор Тихонович, пока нельзя исключать.

— Проверим, конечно, — согласился Литвин. — Не верю, чтобы Степанида…

«Зачем, зачем?» — проносилось в голове Коваля. И тут же: кто? Кто мог пролезть в такое окошечко? Подросток? Хотя если женщина худенькая, то свободно! Грабительница? Очень возможно. Лагуту считали богатым.

Но воры, если на самом деле это были они, явно опоздали. Золото, ценности, деньги — все это было изъято во время обыска.

Что же могло привлечь сюда?

Коваль поспешил за Литвиным и Бреусом, которые уже сняли печать и замок с входной двери.

Во всех комнатах царил неимоверный кавардак. Пробивавшиеся в окна скрещенные, будто сабли, лучи света падали на пол, на мебель, на разбросанные всюду вещи, вырисовывая неутешительную для глаза картину. Матрацы и подушки были вспороты, и от малейшего движения поднимался пух. Вещи из шкафа — белье, рубашки, какие-то коробки — валялись на полу. Такой же погром был учинен и в боковушке: банки с крупой, солью и сахаром, пучки высушенных трав — все было разбросано, рассыпано и перемешано. Поиски явно велись лихорадочно и с ненавистью. Пододвинутый к стене высокий кухонный столик указывал на то, каким путем грабительница выбиралась из дома. На это указывали и засохшие комочки глины, и следы туфель на столике.

Капитан Бреус снял отпечатки обуви неизвестной злоумышленницы, а также следы рук на стене и на створках. Потом закрыл окошечко. При этом опять пожалел, что не приобщил к делу об убийстве материалы об отпечатках женских туфель на опушке.