Не гаси свет

Лежащий рядом с нею любимый человек шевельнулся и открыл глаза.

— Проснулась?

Нежность в голосе, рука по привычке легла на ее живот:

— Привет, Матис.

— Лео… — поправила будущая мать.

— Привет, Луи.

— Лео…

— Он не шевелится.

— Это нормально, все младенчики много спят.

Леонард посмотрел на нее — уже другим взглядом.

— В таком случае, он ничего не заметит, если…

Женщина молчала.

— Ты прекрасна, беременность тебе… — продолжил было космонавт, но Кристина прервала его:

— Тс-с-с…

Они поцеловались. Свет летнего солнца заливал комнату, согревая комнату и их тела. Женщина вспотела.

— Тома проснется нескоро, Карла привезет детей не раньше девяти, — прошептал любимый ей на ухо, — так что времени у нас навалом…

— Тс-с-с…

Кристина рассмеялась — он прав, сейчас только шесть утра! Она протянула руку и достала из ящика пачку презервативов. Прогнала горькую мысль: «Мы никогда не сможем…» В ту страшную ночь Маркус сказал правду: он сгинул навек, но оставил по себе страшную память: она стала ВИЧ-положительной. Лечение ей не помогло, и теперь они с Фонтеном до конца дней обречены заниматься любовью с «резинкой». Она долго колебалась, когда Лео предложил ей завести малыша: перечитала массу статей и выяснила, что риск передачи ВИЧ от матери к ребенку крайне низок (меньше 1 %), если женщина находится под постоянным наблюдением врача и со второго триместра беременности принимает антиретровирусные препараты. Многие инфицированные женщины обрели таким образом счастье материнства.

У Лео, благодарение Господу, здоровье было отменное, и они прибегли к старому доброму методу «искусственного оплодотворения». Процедура неприятная, что и говорить, и получилось у них не сразу, но они повторяли ее, не сдаваясь, пока богиня плодоносности не вознаградила их за терпение. Третья попытка оказалась успешной… Для большей безопасности Кристине должны были сделать кесарево сечение. Кормить ребенка грудью она тоже не сможет…

Они занимались любовью перед открытой балконной дверью, наплевав на то, что их может увидеть любой проходящий по тропинке мимо дома человек. Фонтен подложил любимой под спину подушку. Он был очень нежен и неспешен — совсем как это нескончаемое лето. Кристина спрашивала себя, может ли Лeo-младший чувствовать желания, страхи, надежды и — главное — любовь родителей. Она надеялась, что да, ведь они с Леонардом теперь любили друг друга как никогда сильно. Много месяцев он прятал ее от всех, в том числе от собственных детей, хотя их объединяли необходимость сохранить все в тайне и присутствие Тома, и их связь стала неразрывной. Кроме того, Штайнмайер изменилась. Пережитые испытания сделали ее другим человеком. Она осознавала, что Лео влюбился именно в новую Кристину, и иногда эта мысль ее раздражала.

Космонавт повернулся на бок, оперся на локоть и посмотрел ей в глаза.

— Хочешь выйти за меня замуж?

— Что-о-о?! — изумилась женщина.

— Ты все прекрасно слышала, не придуривайся.

— Ты же только что развелся… Не терпится снова расстаться со свободой?

Фонтен рассмеялся.

— Я знаю, о чем ты думаешь… — Он напустил на себя серьезность, и вид у него стал очень комичный. — Чаще всего мужчины хранят верность в начале романа, а изменяют в конце. Так вот: я начал с конца.

— И что это значит?

— Что ты вполне можешь рассчитывать на мою верность.

— Вполне?

— Ну, скажем, на девяносто восемь процентов. Устраивает?

— А вдруг перевесят оставшиеся два процента?

— Клянусь, что никогда не буду тебе врать и скрывать тоже ничего не стану.

— Для начала неплохо, но я не уверена, что этого достаточно. Ты вообще-то понимаешь, что выглядишь… оригиналом?

— Если хочешь обыденности, встречайся с бухгалтером… Ты не обязана соглашаться. Во всяком случае, сразу…

— Я тоже так думаю.

— Значит, ты мне отказываешь?

— Не угадал. Я выйду за тебя. Но только потому, что не обязана этого делать.

Этим утром его, как обычно, разбудила музыка. Малер. Печальная Песнь. Первый романс назывался Waldmärchen — «Лесная сказка». Сервас улыбнулся: он знает отличную сказку… В ней тоже говорится о лесе… Музыка зазвучала громче. Подарок дочери, которая теперь живет за океаном, в стране карибу, серых белок и курочек Шантеклер.

Мартен услышал вой полицейской сирены и рычание мопеда и на мгновение потерял ориентацию во времени и пространстве, не сразу узнав комнату, в которой лежал. Не казенную, в пансионе. Свою комнату. В своей квартире. Мужчина сел на своей кровати, потянулся и вспомнил, что у него, между прочим, есть работа, куда надо ходить, и стол, который его ждет. Он принял душ, оделся, выпил черный кофе и через четверть часа вышел из дома.

Сойдя с эскалатора метро, Сервас пересек эспланаду, направляясь к зданию с высоким кирпичным фасадом и прямоугольной фреской загадочного содержания над полукруглым входом. Солнце блестело на пыльной листве деревьев, росших вдоль Южного канала, мимо совершали пробежку спортсмены во флуоресцирующих костюмах с наушниками в ушах… Вдоль бульвара ехали машины. Служащие комиссариата пристегивали велосипеды к решетке, поднимались по ступеням и исчезали за дверью. На опустевших набережных — «ночные бабочки» уже отправились отдыхать — происходила «приборка»: люди в комбинезонах собирали валявшиеся в кустах презервативы и иглы. Дилеры подсчитывали выручку, горожане спешили по делам… Это была партитура города, его каждодневная опера: хор машин и автобусов, ариозо часов пик, каденция слишком легко достающихся денег, лейтмотив преступлений…

Сервас чувствовал себя удивительно хорошо. Он знал эту музыку наизусть. Это был его город, его музыка. Ему была знакома каждая нота.

На его рабочем столе лежала папка.

Майор быстро прочел документы и пошел на парковку за служебной машиной. Выехав из Тулузы через северо-западное предместье, он почти час добирался по проселочным дорогам до большого дома в долине.

На траве за белой оградой стоял «Порше 911». На крыльцо с пиалой в руке вышла женщина. Джинсы, толстовка с капюшоном и тенниски на плоской подметке, короткая, «под мальчика», стрижка, лицо без косметики, узкие бедра и высокий рост делали ее похожей на андрогина, этакого несостоявшегося мальчика… с округлившимся животиком. Она излучала свет, и от нее исходило очарование счастливой, уверенной в себе женщины.

— Хотите кофе? — спросила Кристина.

Полицейский улыбнулся и пошел следом за ней в дом.

Лео и Тома играли у бассейна, и мальчик звонко смеялся.

— Я достал то, что вы просили, — сказал Мартен.

Штайнмайер готовила кофе, стоя спиной к Сервасу, и повернулась к нему не сразу. Он увидел, как напряглись ее плечи.

— Вы были правы… — Сыщик подтолкнул к ней папку и вдруг вспомнил тот апрельский день, когда она «воскресла». Просто позвонила по телефону и сказала: «Я вернулась…» Они встретились в кафе, в центре города, и первый его вопрос был: «Где вы пропадали все это время?» Кристина ответила просто: «Сбежала… Мне нужно было выдохнуть, побыть одной… Я путешествовала…» Мартен не купился, но это не имело значения. Мила покончила жизнь самоубийством. Классический случай…

— Знаете, о чем я все время думаю? Совпадет ли голос женщины, звонившей в ту ночь в полицию, с голосом Милы Болсански? — задумчиво произнес полицейский, глядя хозяйке дома в глаза.

Она отреагировала мгновенно и совершенно спокойно:

— Думаете, это было убийство?

Сервас покачал головой.

— Судебный медик на сто процентов уверен, что Мила сама вскрыла себе вены. Тем не менее я считаю, что некто, пожелавший остаться неизвестным, обнаружил её мертвой в ванне и сделал звонок, выдав себя за покойницу… Думаю, некто поступил так из-за ребенка: одному богу известно, что с ним могло случиться, если бы не звонок в полицию. И я почти уверен, что это сделала женщина…