Дотянуться до моря (СИ)

— Детские впечатления от увиденного, видимо, были настолько сильны, что хочется делиться ими вновь и вновь, — с язвительной усмешкой парировала Дарья.

— Как и мои от увиденного в Турции, — не дал ей спуску я.

Дарья поморщилась, словно от зубной боли.

— Да уж, дура обдолбанная! — воскликнула она. — Ну вот какого фига поперлась? Хотя, если честно, маманя сама вас спалила. Могла бы сказать все как есть, но у нее то: «Мы ведь подружки, Дашенька?», то «Знай свое место, малявка!». Я и так сильно подозревала, что не с подружкой какой-то там время она проводит, стала ей назло названивать, она телефон выключила. Ну, мне вообще жесть как вставило мамашу в лицемерии уличить.

— А как нашла-то ты нас? — не удержался от давно мучившего вопроса я.

— Да элементарно, — пожала плечам Дарья. — На рисепшене дала пять долларов, спросила, в какие номера из рашика сегодня заехали. Оказалось, что только в два, и только в одном оказалась незапертой дверь. Ну, я и ввалилась безо всякой задней мысли, а там у вас та-а-кое! Мне бы, дуре, конечно, обратно, пока не поздно, но по обкурке вставило поприкалываться.

— Постой, постой! — перебил ее я. — Поприкалываться? Ты хочешь сказать, что ты это все… сыграла?

— А ты что думал? — криво усмехнулась Дарья. — Что я всамделишно к маме родной за лесбийскими утехами полезла? Вкусить, так сказать, родного лона? Я что, умственно-недоношенная?

— Да нет, — пожал плечами я. — Зато обдолбанная.

— Ну, положим, не такая я уж была и обдолбанная, — захорохорилась Дарья. — Просто настроение было приподнятое, решила пошутить.

— Ну, и шуточки у вас, — сухо ответил я. — Твоя мать отнеслась к этому более чем серьезно

— Ну, да, — виновато скосила на меня глаза Дарья. — Афигённый вышел невдобняк! Хотя, конечно, интересный был бы экспириенс на тему, насколько преувеличена максима: «Любящая мать для своей дочери на все готова!»

Всем своим видом Дарья показывала, что не просто шутит, но и понимает, что шутка вышла «сильно ниже пояса». Я вспомнил Ивины самомучения на этот счет и решил шутку не поддерживать.

— Есть экспириенс за порогами всех возможных норм, — отрезал я. — Так эпатировать мать недостойно.

Дарья нахмурилась, но кивнула.

— Согласна. Не в себе была. Извините.

Я не испытывал от вынужденного морализаторства никакого удовольствия, но все же не смог удержаться:

— У матери прощенья надо просить, не у меня.

— Да я, в общем, извинилась, — пожала плечами Дарья. — Вечером следующего дня, ты только уехал. Если без деталей, то она так мне по фейсу приложила, что я с пуант слетела. И никакой трагедии, через два часа снова подружки были. Если бы не чувство вины, я не представляю, что могла бы учинить в ответ на такой не сильно педагогический мамашин порыв. Впрочем, если бы не мое ночное выступление, и она не стала бы меня лупить. Так что, в этом вопросе мы с ней квиты.

"В этом? А в каких-то других — нет?» — мелькнуло у меня в голове, но я не стал еще больше накалять обстановку.

— Вы чего хоть тогда накурились-то? — разряжая атмосферу, спросил я.

— Да это Володя-придурок намешал какую-то дрянь, Лавуазье хренов! — с энтузиазмом подхватила Дарья. — Он на третьем курсе химфака и в свободное время изобретает всякие смеси с интересными эффектами. В Турции, оказывается, эфедрин не запрещен, мы заказали по интернету, привезли без проблем. Ну, Володя «винт» и забабахал. Накрыло-то хорошо, а что потом обоих колошматило, он уверял, что у турок в аптеках химикаты паленые. Но я думаю, сам чего-то накосячил, троечник! Я-то до этого ничего кроме чистого снега не пробовала, от него воздушно так, только утро потом хмурое. А он говорит, что придумал микс такой, вообще без побочек, он его «горячий снег» называет, фильм еще такой был, помните?..

Меня передернуло. Наверное, все-таки не от того, что название фильма про то, как красноармейцы ценой жизни сдержали танковый прорыв Манштейна на выручку запертой в «котле» армии Паулюса, было прыщавым Володей взято названием наркотической смеси. Больше — от неожиданно выяснившихся глубоких знаний девятнадцатилетней соплячки о разной наркоте. Я-то полагал, что тогда в Турции у Дарьи с наркотиками была так, случайность, курортный эпизод, первый и единственный раз. А почему, собственно, ты так думал? Да потому, что до сегодняшнего дня тебе это вообще было до фонаря, это были Ивины заботы. А сейчас эти заботы становились моими.

— «Снег», «винт»? — нахмурился я. — Не слишком ли опытна такая кроха в подобных вещах? Ты что, наркоманка?

— Я не кроха, — совершенно без интонации, как в ответ на вопрос о времени говорят «половина второго», поправила меня Дарья. — И не наркоманка. Ты что, считаешь, что если человек пробовал наркотики, то он уже все, неисправимый наркоша?

И она подняла на меня спокойный, но очень вопросительный взгляд. Я замялся, и не столько потому, что в точности так я не считал, сколько из-за того, что воспитательная доминанта дискуссии диктовала ответить утвердительно.

— Ну, в общих чертах, пожалуй, да, — решительно произнес я.

— Взгляд с точки зрения уголовного кодекса, — прокомментировала Дарья. — Странно, учитывая уровень человека, от которого я это слышу. Я тебя уверяю, что никогда не стану наркозависимой. Я лучше убью себя, но под вонючую тушу какой-то там сраной химии не лягу. Хотя, конечно, вы можете посчитать это заявлением самонадеянной девчонки, но я про себя это знаю точно. Абсолютно точно.

И, словно вбивая одним ударом гвоздь вместо точки в окончании предложения, она коротко и резко кивнула головой. Я посмотрел на нее с сомнением.

— Но ты же согласна, что устроенный тобою в Турции перформанс по трезвой лавочке ты бы никогда не учинила? То есть, ты полностью находилась под влиянием наркотика, который настолько изменил твое сознание, что ты принимала ненорму за норму. Как же ты можешь говорить, что не ляжешь под химию, если ты просто пропустишь момент, когда уже полностью будешь под нею?

— Да, да, да, знаем! — отмахнулась от меня Дарья. — Азогнозия, активное отрицание того, что болен. Но, во-первых, я ж не дура, чтобы отрицать очевидное, и наедине с собой я, поверь, бываю очень самокритичной. А, во-вторых, я не собираюсь переходить в тяжелую категорию. Героин, крэк, дезоморфин — это не мое! Как говорится, невысоко взберешься, так больно и не падать. Я так, балуюсь, в Турции это было у меня третий… ну, четвертый раз в жизни. А то, что, не будь я под накрышкой, никогда бы этого не сделала, так люди спьяну и не такое творят! Получается, отключать себе тормоза химией — нельзя, а французским коньяком, например, можно, да?

Я вспомнил несколько в высшей степени «стремных» ситуаций, в которые я в разные годы попадал после того, как перебирал с алкоголем, и не нашелся, что возразить. Минуту назад у меня в душе ледяной иглой звенело отчаяние по поводу того, что вся эта необычность, умность, взрослость этой девчонки — всего лишь результат химической реакции, может быть, прямо сейчас шипящей в ее мозгу. Черт, связался с наркоманкой, и это делает и без того чудовищно сложные отношения с ней совершенно постыдными и безвыходными. Теперь это отчаяние ушло, разошлось, как ложка растворимого кофе под натиском струи кипятка.

— Но… зачем это вообще тебе нужно? — примирительно спросил я. — Даже очень редко, раз от разу? От чего ты в этой жизни хочешь убежать? Что тебе в ней настолько невыносимо? У тебя все ровно…

— У меня все ровно?! — закричала Дарья. — Ну, да, если сравнивать с проблемами… ну, я не знаю… беженцев где-нибудь в Западном Сахеле, то, наверное, у меня все ровнее ровного. Но мне мое «ровно» представляется так: неказистая девятнадцатилетняя девчонка, как ты образно подметил, «ни кожи, ни рожи», коротконогая, без сисек, у которой только что сгорел без остатка, как в адском пламени, отец, путающаяся с любовником своей красавицы-матери, который старше ее на тридцать лет. На прилично «выскочить замуж» нет шансов, а на приличное образование нет денег. Принцы на белых конях пород «БМВ» и «Ауди» на таких как я не заглядываются по определению. И что делать? Как большинство — залететь от кого-нибудь не сильно пьющего и попытаться под этим лозунгом создать ячейку общества с шансами развода через пару лет выше восьмидесяти процентов? Или как меньшинство — пойти в шлюхи в надежде заработать на относительно обеспеченное будущее старой девы, ненавидящей все человечество? Когда я выпускаю из рук вожжи самообладания и разрешаю себе задуматься о своем настоящем, где я никому не нужна, и будущем, где в лучшем случае никто не нужен мне, я конкретно жить не хочу. Я даже место для наиболее быстрого сведения счетов давно уже подобрала, на мосту одном живописном. И когда я вот так заштопориваюсь, по сравнению с этим «хмурое утро» после «снега» кажется вполне себе солнечным.