Театр теней

Дэвис залез в свою сумку и достал пару резиновых перчаток. Потом взял со стола ложку, зажигалку, резиновый жгут, половинку жестяной банки, шприц, выпотрошенный сигаретный фильтр и передал Джастину. Джастин бросил все это на вскрытый пакет с героином и несколько раз подпрыгнул на матраце, чтобы картина выглядела более естественно. Он глотнул воды, а оставшуюся часть пролил на кровать и на пол. Потом зашвырнул в угол пластиковую чашку. Порошка было, конечно, не настолько много, чтобы поднялось облако, но Дэвис помахал рукой у себя перед носом и пожалел, что не захватил хирургическую маску.

— Давайте начнем. — Джастин лег головой на подушку и вытянул руки.

Трубки и клапаны, физраствор и яд — все это соединит с сердцем Джастина узенькая иголка в голубой вене. Дэвис затянул приготовленный Джастином жгут повыше локтя, протер вздувшуюся вену ватой, смоченной спиртом. Он смотрел на молодую бледную кожу мальчика и думал: неужели кто-то поверит, что он — наркоман? Что он умер от передозировки? Может, и поверят, когда попробуют белый порошок и поймут, насколько велика концентрация зелья. Погибший этого не знал, решат они. А вдруг их смутит тот факт, что подросток ухитрился достать такой чистый героин? Впрочем, кто-то же продал его Джастину. И все же Дэвис был уверен, что любой полицейский, если он способен рассуждать здраво, сразу поймет, что это инсценировка. Но теперь уже поздно. Ничего не остается, кроме как довести дело до конца. Он вспомнил, как Джастин ему когда-то сказал: «Свобода воли — это иллюзия». Сейчас он понял, что сделал свой выбор двадцать лет назад, в ту минуту, когда взял в руки образец ДНК Сэма Койна.

— Что ж, давай начнем.

— Так будет правильно, — еще раз повторил Джастин, и Дэвис смутился: получается, что мальчику приходится его утешать!

Вот так. Без хвалебных речей. Без прощания. Без сантиментов. Без многозначительных взглядов. Без слов признательности, понимания или любви. Без отеческих напутствий. Без признания долга. Без распределения ролей. Дэвис ввел иглу в правую руку Джастина и прикрепил к его левой кисти пластиковый ремешок. Джастин протянул руку к трубке и нажал желтый рычаг. Физраствор начал капать.

— Что теперь?

— Теперь, когда будешь готов, нажми зеленый рычаг. Левую руку держи у края кровати. Когда ты уснешь, рука упадет и нажмет на красный рычаг. И все. Главное, не урони руку раньше времени.

— А что случится, если рука упадет раньше, чем надо?

— Процесс будет гораздо болезненнее, — сказал Дэвис ровным голосом, каким он привык обращаться к больным. — Не волнуйся об этом. Я за тобой прослежу. Тиопентал можешь пустить, когда захочешь.

— Не-ет, — сказал Джастин. — Это должны сделать вы.

— Джастин…

— Вы должны. Нажмите зеленый.

— Я не хочу убивать тебя.

— Вы должны это сделать!

— Нет, не должен.

— Если вы этого не сделаете, тогда я все остановлю. — Джастин поднял руку, словно собирался освободиться от иглы.

— Что ж, давай, — сказал Дэвис. — Давай, останавливай. Ты прочитал много книжек, Джастин, осмыслил много абстрактных идей, но ты не прав, если думаешь, что твой поступок приведет в равновесие некие космические весы. У женщины, которую ты убил, есть семья — мать, отец, братья и сестры, — и они никогда не узнают, как умерла их девочка. Они никогда не смогут заглянуть в глаза человеку, который забрал ее жизнь, чтобы понять, почему это произошло. Если ты хочешь для них справедливости, ты должен признаться в том, что сделал — что мы сделали. Рассказать открыто всю эту мерзкую историю, чтобы они рты раскрыли от изумления и поразились нашей изощренности. И вот когда нас обоих посадят за решетку, это будет похоже на возмездие.

Дэвис поднялся, пищевод жгло, как от изжоги. Джастин пристально смотрел на него, но, видимо, не собирался отвечать. Дэвис бросился в туалет и встал на колени перед унитазом. Он не был уверен, что его стошнит, но вид липкого, грязного линолеума спровоцировал рвотный рефлекс, и он выкашлял из себя примерно ложку желудочного сока. Присел на минуту, потом, оттягивая момент возвращения в комнату, протер мокрым полотенцем пол и ободок унитаза. Ему пришло в голову, что эти попытки уничтожить следы своего присутствия могут только привлечь внимание — островки чистоты в такой грязной комнате должны выглядеть подозрительно. Он спустил воду. Вдруг Джастин уже нажал зеленый рычаг, пока его не было в комнате? «Хочу ли я этого?» — задал себе вопрос Дэвис, но не смог ответить и вернулся в комнату.

Джастин не спал. Он лежал и смотрел в потолок.

— Они не могут, а вы можете, — сказал он.

— Что? — спросил Дэвис, занимая прежнее место у кровати Джастина.

— Посмотреть в глаза человеку, который убил вашу дочь, и попытаться понять, почему это произошло.

— Это бред.

— Нет, не бред. — Джастин приподнял голову и неловко повернул ее, чтобы видеть Дэвиса. — Доктор Мур, когда я убивал ту женщину, я был им. Я чувствовал то, что чувствовал Койн, когда сжимал горло Анны Кэт, отнимая у нее жизнь. Я чувствовал себя таким могущественным! Я даже представить себе ничего подобного не мог! Я не получал такого наслаждения ни от наркотика, ни от книги. Это было ничуть не абстрактно. И мне было хорошо. Я ощущал себя непобедимым. И не было никакого чувства раскаяния. Не было грусти или жалости. Ни к ней, ни к людям, которых она любила и которых покинула навсегда. Единственное, что отличает меня от Койна: я знаю, это плохо, когда люди не вызывают у тебя никаких чувств, но едва ли это — существенно. Родители Дайдры Торсон не смогут заглянуть в глаза человеку, который убил их дочь, а вы можете. Мои глаза — глаза убийцы Анны Кэт. И теперь они видели то же, что видел он. Сколько раз за последние двадцать лет вы мечтали увидеть эти глаза — не в зале суда, не за стеклом тюремной комнаты свиданий, а вот так, совсем близко, только для того, чтобы хотя бы раз показать убийце, что и он может быть беззащитным? — Джастин подождал ответа, но Дэвис молчал. На его лице невозможно было прочесть ничего, кроме печали. Они взглянули друг на друга, не шевелясь, не произнося ни слова, казалось, даже не дыша.

И тут Джастин ощутил, как по правой руке разливается тепло.

Оно пошло от иглы, попало под кожу и стало жечь изнутри, от плеча до кончиков пальцев. Джастин медленно повернулся, чтобы посмотреть на свою руку — ощущение было такое, будто она вся в огне. Он не мог ею пошевелить. Рука превратилась в тлеющую головешку, приставленную к его телу. Макушка онемела. Светлые волосы как будто встали дыбом, все до единого, даже фолликулы зачесались. Он с трудом вдохнул, но воздух, казалось, не попал в легкие. Он снова повернулся, на сей раз чтобы посмотреть на конструкцию около кровати.

Зеленый рычаг был опущен. Дэвис нажал его, пока Джастин говорил.

На лице Джастина отразилось смятение. Теперь он уже ничего не мог изменить. Его полусогнутая левая рука висела над краем кровати, и, если он сможет удержать ее на весу, не уронить и не нажать на красный рычаг, он выживет.

Но он знал, что не сможет.

Дэвис заметил это выражение на лице Джастина — осознание того, что случилось непоправимое. Несмотря на то, что тиопентал ослабил напряжение мышц щек и кожи вокруг глаз, непроизвольная гримаса ужаса все равно просматривалась. Неимоверным усилием воли Джастин заставил себя повернуть голову к Дэвису и, встретившись с ним глазами, скривил рот в безумной эйфорической улыбке, показывая, что беспомощность для него — как наркотик, как процесс убийства — неповторимый кайф.

Когда Джастин умер, Дэвис убрал все, что принес с собой, в синюю спортивную сумку, вычеркнул соответствующие пункты в списке, составленном заранее на отдельном листочке бумаги. Листок он сложил вчетверо и засунул его в карман рубашки, чтобы не забыть потом уничтожить. Он протер стулья, стол, дверные ручки и даже кисть Джастина, до которой дотрагивался на секунду, чтобы взглянуть на его вены. Это было еще до того, как он натянул перчатки.

Он надел бейсболку и темные очки — не слишком хорошая маскировка, но вместе с кремом для загара, которым он натер лицо, это было хоть что-то. Приехав домой, он уничтожит все, что на нем было надето: одежду, бейсболку, даже ботинки, — на случай, если кто-то станет анализировать фрагменты ткани, которые он мог оставить в комнате. Конечно, что-то после него осталось — волоски, кусочки кожи, капли рвоты в туалете, но он надеялся, что все это затеряется среди следов, оставленных другими постояльцами. Никакой антисептик так не поможет замести следы в номере, как ленивый уборщик. Да и кто знает, может, Джастин был прав? Может, полицейские не слишком внимательно присматриваются к месту происшествия, если причина смерти настолько очевидна? Он очень на это надеялся. Тогда, в Нортвуде, двадцать лет тому назад, они не слишком внимательно осмотрели место гибели девушки того же возраста, что Джастин.