Прожорливое время

— Это Найт, — сказал он.

— У вас есть для меня какая-то информация? — деловым тоном поинтересовалась Полински.

— На самом деле я не уверен. Все совершенно недоказуемо. Скорее, речь идет просто о странном совпадении…

— Говорите, — остановила его Полински.

Томас рассказал все: о звонке Эсколма, о встрече в «Дрейке», о панике своего бывшего ученика из-за потери пьесы Шекспира и его утверждении о том, что она принадлежала писательнице, которая была убита рядом с домом Найта. Когда он закончил, в трубке наступило молчание, и Томас стал ждать, что его вежливо поблагодарят и тактично пошлют к черту.

— Эсколм? Вы можете прочитать фамилию по буквам?

Томас сделал, как ею просили, и последовала новая пауза.

— Утерянная пьеса Шекспира? — наконец спросила Полински. — На ваш взгляд, это вероятно?

— Пожалуй, нет. Нет, — сказал Томас. — Но я в этом мало смыслю.

— Похоже, этот Эсколм думает иначе, — заметила следователь. — Что-нибудь еще?

— Кажется, это все.

— Буду держать с вами связь, — сказала Полински, заканчивая разговор.

В учительской Томас раскрыл «Трибьюн» и начат рассеянно листать газету, ища что-нибудь про убийство. Вдруг его взгляд упал на одно слово в заголовке маменькой статьи из раздела «Жизнь».

Шекспир.

Тревога вспыхнула, но тотчас же погасла, как только Томас прочитал заметку. Это не имело никакого отношения к кошмарным событиям последних дней. Просто как раз сейчас в Чикаго проходила международная конференция, посвященная творчеству Шекспира. Восемьсот с лишним литературоведов со всего мира съехались сюда, чтобы выступать с докладами и обсуждать их. Томас слабо улыбнулся. Сам он бывал на подобной конференции, когда учился в университете. Она проходила в Бостоне. Найт нашел ее впечатляющей, пугающей и абсурдной.

Разумеется, глупо было думать, что конференция каким-то образом связана с только что случившимися событиями. Она была запланирована за многие месяцы, даже годы до них. Томас выпал из этого мира больше десяти лет назад, точнее, вообще не был его частью с тех самых пор, как забросил свою докторскую диссертацию, когда она была готова лишь на четверть. Однако, будучи преподавателем английского языка и литературы, он не мог полностью расстаться с Шекспиром, хотя порой ему каталось, что это великий писатель не хочет покидать его. Теперь конференция вернулась в город, где он жил, и Томас не мог удержаться от мысли, что это не случайно. Какая-то связь должна была быть.

Оторвавшись от газеты, Найт нахмурился, принимая решение. Он уйдет из школы сразу же после окончания занятий и направится на конференцию. Томас снова заглянул в газету, чтобы узнать, где проходят заседания, и у него перехватило дыхание.

Гостиница «Дрейк».

Естественно…

Глава 12

Томас приехал в гостиницу, так и не получив никаких известий ни от полиции, ни от Эсколма, однако после обеда он почти не думал об этом. Его будоражила мысль присутствовать на конференции, посвященной творчеству Шекспира. Несомненно, там будут люди, которых он знает если не в лицо, то по имени, хотя первое также нельзя было полностью снимать со счетов. Приехали динозавры, по-прежнему корпящие над науками, которые все остальные забросили еще лет тридцать назад, молодые выскочки, говорящие на непонятном жаргоне, бардопоклонники [4]— как правило, актеры-неудачники — и те, кто бездумно ими восторгается. Что самое главное, он снова окунется в прежнюю энергию, в увлекательные ученые диспуты, в восторг новых открытий, но также в мелочные придирки и хвастовство, в высокомерие и педантичность, в выводящую из себя политкорректность, граничащую с фанатизмом, и в агрессивный карьеризм стервятников, готовых наброситься на того, кто скажет какую-нибудь немыслимую глупость. Это будет все равно что заглянуть на собственные похороны.

«И порадоваться тому, что ты уже умер», — мрачно усмехнувшись, подумал Томас.

Быть может, и так, если это означает расставание с научным миром.

На этот раз в «Дрейке» царила другая атмосфера. Найт понятия не имел, что надеется здесь найти, но вошел уверенно, как свой человек. Один вестибюль был отдан под выставку книг, в другом происходила регистрация участников. Томас направился во второй зал.

Два десятка ученых выстроились в очереди к трем столикам, разбитым по алфавиту. Зарегистрированным участникам выдавались программы и бирки с фамилиями. Для того чтобы свободно проходить на заседания, Томасу нужно было получить то или другое. Подойдя к ближайшему столику, он притворился, будто изучает буквы «Р — Я», словно сомневаясь, под какой окажется его фамилия, при этом как бы случайно положив руку на незаполненную пластиковую бирку. Накрыв ее ладонью, Найт направился прямиком в ближайший туалет.

Закрывшись в кабинке, он написал свою фамилию на листе из тетради, вставил его в пластиковую обложку, после чего деловито вернулся в зал регистрации, подошел к столику «А — И» и с виноватым видом протиснулся мимо очереди.

— Извините, — обратился Томас к замученной студентке, сидевшей за столиком. — Кажется, я потерял свою программу. Не возражаете?..

— Берите, — сказала девушка, кивая на стопку коричневых брошюр.

Томас удалился, довольный собой, листая программу и выбирая заседание, которое можно будет посетить сегодня вечером.

— Найт? Томас Найт?

Он быстро обернулся. В нескольких шагах от него стоял мужчина лет шестидесяти с лишним, с лицом ищейки и большими влажными глазами. Через плечо у него висела сумка с переносным компьютером. Он был одет по профессорской моде, в лилово-розовый твидовый костюм, который пятьдесят лет назад, вероятно, считался обязательным. В проницательном взгляде крупного мужчины с плечами защитника американского футбола и посеребренными сединой волосами сквозило что-то похожее на недоверие. Томас сразу же припомнил этого человека.

— Здравствуйте, профессор Дагенхарт, — сказал он, подавляя панику по поводу того, что его так быстро узнали, но радуясь тому, что это сделал Дагенхарт. — Как поживаете?

— Замечательно. — Пожилой ученый улыбнулся, однако с его лица не сходило недоумение. — А вы как? Никак не мог подумать, что снова встречу вас здесь, — сказал он, крепко пожимая Томасу руку.

«Под „здесь“ он имел в виду не Чикаго и не гостиницу, а конференцию по изучению творчества Шекспира», — догадался Найт.

Местонахождение не имело значения. Мероприятие будет в общем и целом приблизительно одним и тем же, независимо от того, в каком городе оно проводится. Большинство участников не увидят ничего, помимо стен гостиницы.

— Мой родной город, — робко произнес Томас. — Решил посмотреть, что к чему.

Он поймал себя на том, что вернулся к школьному жаргону, стал говорить совсем как его ученики.

— Значит, вы не выступаете с докладом? — спросил Дагенхарт.

— Господи, что вы, — искренне ответил Томас, о чем сразу же пожалел. — Просто хочу посмотреть, что нынче горяченького в шекспироведении.

Дагенхарт улыбнулся, услышав эту фразу, но как-то сухо, насмешливо, поэтому Найт поспешил заполнить паузу и спросил:

— Господин профессор, а вы?

— Нет, я не выступаю с докладом, если вы это имели в виду, — ответил Дагенхарт. — Я принимаю участие в работе семинара по вопросам пола в ранних комедиях.

— Замечательно, — сказал Томас, кивая так, словно ничего более увлекательного нельзя было придумать, стараясь подобрать какую-нибудь умную реплику, произвести впечатление, как будто он опять был студентом.

— А вы по-прежнему преподаете в школе? — спросил Дагенхарт все с той же слегка недоуменной улыбкой, словно Томас заявил, что он верхолаз или укротитель львов.

— Расплачиваюсь за свои грехи, — усмехнулся Найт.

— И никаких мыслей закончить докторскую?

— Господи, никаких, — чересчур горячо выпалил Томас. — Я хочу сказать, мне нравится преподавать в школе, кажется…