Игра в убийство

Она смело открыла дверь и замерла в нелепой позе с широко расставленными ногами и открытым ртом… Лунев был не один!

Константин ее увидел не сразу, а когда увидел, то выругался так, что Кире показалось, будто падает потолок. Она бросилась бежать сломя голову, но, зацепившись ногой за пуф в гостиной, упала. Обнаженный Константин появился на пороге спальни и, уже смягчившись, бросил:

— Какого черта? Что тебе надо?.. И вообще ты кто, журналистка?

— Я… нет, — трепещущим голосом пробормотала Кира, — я не журналистка… я ваша горничная… я поклонница…

— А! — вяло ответил Константин. — И чего ты хотела? Лечь ко мне в постель?

Девушка, потирая ушибленное колено и глотая слезы, проговорила:

— Хотела!.. Я вас люблю!

— Ну, меня многие любят… Все любят!

Кира отчаянно закивала головой.

Лунев во всей своей первозданной красоте подошел к ней.

— Ты же понимаешь, что я не могу спать со всеми…

— Да… но я думала… я вас так люблю!..

— Ты где живешь? — неожиданно спросил он.

Кира, виновато опустив глаза, назвала адрес.

— Ладно, иди уже! — махнул рукой Константин.

Девушка, повиновавшись, направилась к двери.

Убитая неудачей, она кое-как оделась, накинула на себя плащ и отправилась домой.

ГЛАВА 4

Кирилл полулежал на диване у себя дома и просматривал список гостей Валерия Павловича Дубова, который тот, как и обещал, отправил ему по факсу. Фамилии и в самом деле впечатляли. Кирилл устало прикрыл глаза. Струи каскада, о чем-то споря, торопливо сбегали по стене и, упав в голубые чаши, на мгновение замолкали, чтобы, перелившись через край, вновь беззаботно зашуметь.

Кирилл задавал себе один и тот же вопрос: стоит ли ему заниматься расследованием гибели Дениса Лотарева?

«В конце концов, я — не профессиональный частный детектив, я — психолог, бизнесмен и то, что мне удалось распутать убийство Виктора Усова, — это было скорее всего стечением обстоятельств, озарением, которое случается однажды, когда за дело берется дилетант. — Он вытащил из пачки сигарету и закурил. — Но все-таки это чертовски интересно — из маленькой крупинки, случайно оброненной преступником, вырастить кристалл преступления, навести на него луч света и увидеть всю картину…»

Телефонный звонок прервал его размышления.

— Здравствуйте, — услышал он усталый голос. — Я могу поговорить с Кириллом?

— Слушаю, — ответил он.

— Это Марина Купавина.

— Ах!.. — Кирилл запнулся от неожиданности. — Очень рад!

— Простите, что я не стала дожидаться вашего звонка… Не смогла… Меня уговаривают: «Пусть пройдет время!» Но я-то знаю, все бесполезно… Эта боль навсегда!.. Простите, я, наверное, неразборчиво говорю…

— Нет, нет! — успел галантно вставить Кирилл.

— Если вы сегодня вечером свободны, приезжайте, пожалуйста, часам к восьми ко мне домой! Адрес на визитке. Приедете? — Ее голос, грустный, как звон одиноко колокольчика в оркестре, вздрогнул и замолк.

— Да, конечно, обязательно приеду.

«Что ж, дело, кажется, решено: берусь за расследование, — положив трубку, в задумчивости пробормотал Кирилл. — Отказать Марине Купавиной я не в силах».

В черных джинсах и мрачно-фиолетовом свитере он спустился в гараж. Новенький джип «Паджеро», радостно сверкнув фарами, открыл хозяину дверцу. Кирилл бросил на сиденье большой коричневый блокнот на застежке, сел за руль и, включив радио, на несколько минут задумался. Он едет к Марине Купавиной — непревзойденной, восхитительной, неземной… и так по-земному несчастной…

Дверь ему открыла женщина, которая суетилась вокруг Купавиной во время похорон.

«Доверенная домработница», — отметил про себя детектив.

— Здравствуйте! Проходите! — скомандовала она. — Я сейчас Марине скажу!

Она поспешно прошла в комнату и громко зашептала:

— Мариночка, там к тебе высокий такой…

— А, да-да!.. Кирилл! Зови! — и Марина сама вышла ему навстречу.

Глаза Мелентьева невольно выдали его изумление. Перед ним стояла маленькая, худенькая девочка в шелковом расписном японском халате, с перебинтованными ногами.

— Простите, за мой вид… но просто нет сил, — неловко оправдываясь, провела она рукой по темным волосам, захваченным на макушке заколкой в виде цветка. — Проходите, — пригласила она.

Кирилл вошел в гостиную и сразу почувствовал, что здесь живет балерина. Сильфида в венке из роз, простушка Жизель, лукавая, страстная Китри, земное воплощение любви Джульетта смотрели на него из своих золоченых рам.

Он опустился на изящное кресло в стиле рококо, Марина прилегла на кушетку напротив и вытянула ноги.

— Еще раз прошу простить за мой вид, — произнесла она. — Я сейчас много работаю…

— Просто скажи, что ты решила убить себя, — проворчала женщина и поставила на маленький столик поднос с фарфоровыми чашками и вазочкой с печеньем.

— Угощайтесь, — улыбнулась Марина. — А ты, Настя, не шуми!

— Да ладно! — оставила та за собой последнее слово и ушла.

— Репетиции — это мое спасение… спектакли я не танцую, не могу… А на репетициях забываюсь хотя бы на несколько мгновений… Спасибо Аркадию, он меня понимает как никто другой. Аркадий Бельский, — пояснила Марина. — Для нас с ним потеря Дениса… — Она закрыла глаза, но слезинки все равно выступили из-под пушистых ресниц.

— Ну вот, я же говорила, предупреждала! — широко шагая, неслась к Марине Настя с лекарством в руке. — Ни к чему эти разговоры, рано еще! Послушайся меня, Мариночка, — гладила она ее по голове. — Послушайся!.. Пусть молодой человек идет! Идите, идите, — делала она знак рукой Кириллу.

Кирилл в нерешительности приподнялся.

— Может быть, действительно я лучше зайду в другой раз, — сказал он и направился к двери.

— Нет! — крикнула Марина так грозно, что слезы разлетелись по ее лицу. — Нет! Я не хочу, чтобы из-за моей слабости убийца торжествовал даже один лишний день.

Кирилл покорно вернулся на место.

— Извините! Это больше не повторится, — сказала ему Марина. — А ты иди и не подслушивай! — сурово отправила она Настю.

Воцарилось молчание. Марина потирала хрупкими кистями рук забинтованные ноги. Поймав взгляд Кирилла, она чуть улыбнулась.

— Вы, наверное, сейчас думаете: «И этими ногами восхищаются зрители?!»

— Нет, я подумал другое. Я подумал: «Оказывается, прекрасное искусство балета — это изощренная пытка плоти!»

— Вы ошибаетесь, это освобождение плоти!

— Но это же ад на земле, я видел ваши репетиции.

— Но ведь только пройдя тернии, можно дотронуться до звезд! И потом, если, как вы говорите, это ад, то я готова гореть в нем всю свою жизнь. Да, тяжело, порой невыносимо… Иногда идешь к станку как приговоренный на пытку. Но потом, совершенно незаметно, ты словно переходишь какую-то воздушную грань, и там такой простор, такие возможности…

Кирилл с интересом смотрел в ее большие темные глаза.

— Когда я танцую и не достигаю ощущения беспредельной свободы, я неудовлетворена, а творческая неудовлетворенность — это похуже самой изощренной пытки. Впрочем, закончим этот разговор. Пусть балет останется для вас прекрасной Терпсихорой в венке из роз.

— За нежными лепестками которых скрыты острые шипы, — с иронией добавил Кирилл.

— Эти шипы и есть та мистическая сила, которая позволяет нам отрываться от земли и дотрагиваться до звезд руками, — насмешливо бросила Марина и позвала Настю. — Я вас оставлю в обществе моих балетных героинь, — указала она в сторону портретов, — и ненадолго удалюсь. Надо снять повязки.

Кирилл налил себе еще кофе и принялся не спеша рассматривать гостиную. На комоде, увитом гирляндами роз в стиле рококо, стояла небольшая статуэтка: две фигурки, слитые в танце, — Денис и Марина, а рядом портрет Дениса.

В комнату вернулась Марина, она была в том же японском халате, темных лосинах и мягких туфлях без задника на небольших каблучках.