Дело «Пестрых». Черная моль

Сенька взглянул на часы.

— Через двадцать минут.

…Геннадий зашел в мастерскую ровно через двадцать минут. Из окошечка в перегородке высунулась седая голова Михаила Марковича. Близоруко щурясь, он сказал:

— Извините, пожалуйста, но у нас начинается обед. Очень прошу зайти через час.

— Мне надо поговорить с вами, Михаил Маркович, — понижая голос, сказал Геннадий, — и без свидетелей.

Он протянул свое удостоверение.

Михаил Маркович растерянно заморгал, потом нащупал в кармане старенького пиджака очки и, не надевая, приложил их к глазам.

— Ради бога, чем могу быть вам полезен? — прошептал он.

— Я вас провожу домой и по дороге все объясню.

— Понимаю. Очень хорошо вас понимаю, — закивал головой старик.

Они вышли на улицу. Михаил Маркович, низенький, худощавый, еле поспевал за своим спутником. Из-под старенькой шубы виднелся синий халат, седые волосы разметались по ветру. Геннадий убавил шаг и неожиданно спросил:

— А где ваша шапка, Михаил Маркович? Так можно и простудиться.

— Ах, боже мой! Моя шапка. — Старик растерянно схватился за голову. — Она, конечно, осталась в мастерской. Уверяю вас, она там! Это очень, очень неприятно! Вы знаете, что теперь скажет Соня? Это моя жена… Она, конечно, скажет: «Ну, вот…»

— Ничего, Михаил Маркович, не волнуйтесь, — с улыбкой перебил его Геннадий. — Вы с самого начала скажите, что приехали на машине. Я вас сейчас отвезу. Кстати, там и беседовать будет удобнее.

Когда они подъезжали к дому, где жил Михаил Маркович, старик взволнованно произнес:

— Это просто невероятно! Мне сейчас стыдно смотреть в глаза вам, Соне, всем. Столько лет морочить голову можно только такому старому ослу, как я. Вы, конечно, не поверите, но Соня всегда именно так мне и говорит.

— Нет худа без добра, — улыбнулся Геннадий. — Зато теперь вы можете нам очень помочь.

— О да! — с воодушевлением откликнулся Михаил Маркович. — Теперь-то я вам, конечно же, помогу!

— Вы бывали у него дома?

— Или нет! Последний раз это было месяц назад. Отвез ему одну вещицу.

— По какому адресу?

Михаил Маркович, не задумываясь, назвал адрес. Геннадий насторожился. Это был совсем не тот адрес, по которому официально проживал Плышевский.

— Вы не ошибаетесь?

— То есть как это «ошибаетесь»? Я даже знаком с его супругой.

— Супругой?

— А что? Даже такой подлец тоже может иметь супругу.

— Так, так. А кого из его последних знакомых вы знаете?

— Знакомых? Одну минуту. — Михаил Маркович задумался, потирая лоб тонкими, жилистыми пальцами. — Вот, скажем, я делал по его заказу очень теплую надпись одной гражданке ко дню рождения. Ее звали Мария Павловна. А фамилия… Как же была ее фамилия?.. Жохова… Жехова…

Геннадий заглянул в записную книжку.

— Жерехова?

— Да, да, совершенно верно! — обрадовался Михаил Маркович.

— А текст вы, наверное, уже не помните?

— Извиняюсь! — обиженно возразил старик. — Что, что, а свои надписи постоянным клиентам я помню абсолютно все. Я даже помню самую первую, которую я гравировал по просьбе этого… этого типа на золотой пластинке для сафьянового бювара: «Дорогому и верному другу Оскарчику на память о прошлом и как залог на будущее».

— Кто же это такой Оскар?

— Минуту, минуту! Ему была еще одна надпись. Когда же это, боже мой?.. Ага! Осенью сорок шестого. Надпись такая: «Другу и великому адвокату от вечно признательного». Вот так.

— Адвокату… — задумчиво произнес Геннадий. — Осенью сорок шестого… Интересно. Оказывается, даже такой осторожный человек тоже имеет свои слабости — эти надписи. Кстати, последняя, на золотом портсигаре, вы знаете, кому адресовывалась?

— Некоему Свекловишникову, «другу и сподвижнику», обратите внимание. — Михаил Маркович многозначительно поднял палец. — Ну-с, потом были надписи дочке, супруге, ее брату…

— Погодите, погодите, Михаил Маркович! Давайте по порядку. Значит, дочке. Вы ее видели?

— Нет. Она с отцом не живет.

— Да ну?

— Так он мне сказал. Хотя теперь я уже ничему не верю.

— М-да. Ну, а супруга, кто она, как ее зовут?

— Роза Кондратьевна. Очень молодая особа. Я бы сказал, недопустимо молодая, если уж на то пошло. В дочки ему годится. К тому же актриса.

— Ну, а это откуда вам стало известно?

— Как по-вашему, у меня есть глаза или нет? Афиши висят по всей квартире.

— Тогда понятно. А ее брат, кто он?

— Тоже, извините, артист. Петр Словцов. Надпись была такая: «Талантливому актеру и верному другу».

— Так, все это ясно. А скажите, Михаил Маркович, вот что. Если прикинуть в среднем за год, то на какую сумму потянут все эти подарки, как вы полагаете?

— Гм… Признаться, не задумывался. Но попробуем…

Старик откинулся на спинку сиденья и, бормоча что-то, стал загибать пальцы.

— Значит, считать все? — через минуту переспросил он. — Даже скромный серебряный портсигар соседу по дому?

— По дому? — опять насторожился Геннадий.

— А что особенного? Если есть квартира, то есть и соседи, я полагаю. Надпись такая: «Александру Яковлевичу, доброму соседу, с пожеланием здоровья и успехов». Значит, считать?

— Да, конечно.

— Очень хорошо.

Михаил Маркович принялся снова что-то бормотать себе под нос, загибая пальцы.

Неожиданно до Геннадия донеслось:

— Вадиму, это уже, слава богу, шестнадцать.

— Какому Вадиму? — спросил Геннадий.

— Вы думаете, я уж все могу знать? — не меняя позы, откликнулся Михаил Маркович. — Так нет. Этого Вадима я не знаю. А надпись, если хотите, была не совсем обычная. На костяной рукоятке охотничьего ножа: «Вадиму Д., буйной голове, с пожеланием сохранить ее на плечах». Каково? И обратите внимание, на этот раз без подписи.

Геннадий напряженно слушал, стараясь запомнить каждое слово.

Михаил Маркович кончил наконец считать и совершенно одурелым взглядом посмотрел на Геннадия.

— Нет, вы знаете, что получается? Ей-богу, Соня права, это только мне, старому дураку, не могло прийти в голову посчитать раньше! Или я окончательно спятил, или… Вот смотрите. Получается за последний год около двадцати предметов средней стоимостью в тысячу рублей каждый. Итого — двадцать тысяч. Двадцать тысяч! Как следует из ваших документов, его оклад равен тысяче шестистам рублей. Выходит, все до копейки он тратит на эти подарки. А жизнь? А туалеты? А машина? А…

Михаил Маркович даже задохнулся от нахлынувших на него мыслей.

Геннадий усмехнулся.

— На все это деньги идут, по-видимому, из других источников.

— Жулик… — багровея, выдавил из себя Михаил Маркович. — Прохвост…

— Все это предстоит еще доказать, — заметил Геннадий. — Знаете, — признался он, — я даже не ожидал получить от вас столько сведений. Большое вам спасибо!

— Оказывается, старый Лифшиц еще на что-то годен, — усмехнулся Михаил Маркович и, проведя рукой по голове, иронически добавил: — Но вместо «спасибо» поворачивайте машину и везите меня обратно в мастерскую. Обед окончен. Все было очень вкусно.

— Батюшки! — спохватился Геннадий. — Что же я наделал!

— Ничего, ничего. Как вы сказали? Нет худа без добра? Так вот, по крайней мере, Соня не видела меня без шапки. Уверяю вас, обед все равно был бы испорчен. Или я ее не знаю, по-вашему?

Первым пунктом в плане оперативных мероприятий стояло: «Выявить всех участников преступной группы». И первым в этой группе должен был значиться, по-видимому, Плышевский, хотя прямых доказательств пока не было. Правда, образ жизни главного инженера явно не соответствовал его официальной зарплате.

Выявленные уже связи Плышевского Геннадий разделил на две группы: связи по фабрике — Свекловишников, Жерехова, Перепелкин — и связи на стороне — адвокат Оскар, актриса Роза Кондратьевна, актер Словцов и некий Вадим Д.

Легче поддавались изучению связи по фабрике. К тому же они сейчас были особенно важны, ибо могли вывести на прямых соучастников Плышевского.